Карл раньше видел много таких же домов, когда еще был Кириллом. Он понимал, что это значит и какой потерей стала смерть хозяйки.
– Она была просто скромной учительницей русского языка и литературы, – жалобно говорила девушка. Стройненькая, немного нескладная, потерянная. – За что ее могли убить? Моя мама… Разве бывает так, что убивают ни за что?
Карл, как обычный нормальный человек, понимал ее. Но, как полицейский, он знал: да, так бывает, убивают и без причины. Вот только в этом случае причина-то как раз была, пусть и придуманная больным уродом.
– Но мама ваша ведь была не просто учителем на самом деле, – осторожно заметил Карл. – У нее столько наград, званий…
– Да. – Девушка как бы невзначай отвела взгляд. – Нам последнее время стало легче, свободнее… Хотя так говорить плохо…
– Что-то изменилось в вашей жизни? – продолжал аккуратно расспрашивать полицейский. – Когда?
– Когда чуть меньше года назад умерла бабушка. – Дочь убитой снова смотрела на него, спокойно и уже не с такой скорбью. – Понимаю, так нельзя, но бабушка была очень трудным человеком. Тяжелым.
– Со стариками бывает тяжело, – миролюбиво поддержал ее Карл. – И после бабушкиной смерти вы с мамой вздохнули свободнее. Я понимаю. Маме стало легче. Даже в плане финансов, да? Вон, у вас новые вещи появились, красивая одежда, правильно?
Девушка на миг неприятно сощурилась, будто что-то заподозрив.
– Появилась возможность брать подработку, – сообщила она. – Репетиторство. Бабушка не выносила чужих людей в доме. А теперь… это уже не важно.
– Света, – Карлу надоело ходить вокруг да около, – мама искала учеников со своего второго аккаунта? Мы же изъяли ее компьютер. Я знаю о ее активности в социальных сетях. И ее действия не противозаконны.
– Конечно, нет, – устало согласилась девушка. – Просто… вы полицейский и… вряд ли верите во всякие такие вещи.
– Верю, – совершенно спокойно возразил Карл. – Какой все-таки дар был у вашей мамы?
Вопрос заставил девушку улыбнуться – светло, обрадованно и с облегчением.
– Я не знаю, как это грамотно называется. – Светлана ожила, явно почувствовав себя спокойнее и свободнее. – Ее подруга… Из сообщества. Их глава. Она говорила, что у мамы дар музы. Мама чувствовала, видела таланты и могла помочь им реализовываться. Не словами или уроками, а своей… энергией, просто присутствием.
– Красивый дар. – Карл на самом деле так считал. – Понимаю, что ее ценили и в школе. Наверняка она помогала одаренным детям. Очень достойная жизнь. У вас тоже есть дар?
Света была польщена и немного смутилась.
– Я пока мало что умею, – призналась она с робкой улыбкой. – Только вижу… ауры людей. Если у кого-то болезнь, или что-то случилось… важное. Но я не знаю, что делать дальше.
– Мамина подруга, – полицейский напомнил девушке ее же слова. – Глава ковена. Она может вам помочь.
– Да. – Девушка на миг опустила глаза. – Только… я с ней не общалась. Мама говорила: надо быть пока осторожной. Но я попрошу дядю Витю, он поможет.
– Это мамин брат? – Упоминание этого «дяди» Карла удивило.
Он изучил данные по семье убитой. Никаких братьев, дядь и прочих родственников мужского пола.
– Это ее мужчина, – пояснила Света. – Для меня – отчим, пусть и неофициально. Они вместе уже пять лет. Он заботился о маме, любил ее, понимал. И ко мне относился как к родной. Потом он звал меня к себе. Наверное, к нему и поеду.
– А куда ехать? Он не в городе живет? – Карл не считал этого дядю подозрительным, скорее еще одним источником информации.
– За городом, – охотно известила девушка. – В деревне у дяди Вити дом, пасека и целая оранжерея! Там столько лечебных трав!
– Круто! – поддержал ее полицейский. – Если он мужик нормальный, так и живите у него. Вы совершеннолетняя уже, имеете право сама решать. Если он тоже человек… ведающий, то…
Карл чуть пожал плечами, как бы показывая, что продолжение очевидно.
– Дядя Витя – мастер, – делилась Светлана. В ее тоне был почти детский восторг и даже некоторое хвастовство. – Он травы чует, знает, кому что нужно, инструменты делает для остальных, обереги и свечи заговоренные.
– Это интересно. – Он подумал, что Мон и Май с таким дядей тоже хотели бы свести знакомство. В чем-то этот мастер был им близок по духу. – Можно мне его адрес? Хочу его о маме вашей расспросить. Вы не беспокойтесь, я ни в чем его не подозреваю. Я уже сказал, мы поймали убийцу, просто собираем доказательную базу.
– Я могу скинуть вам адрес в сообщении? – спросила девушка.
Карл только кивнул.
– Вы говорите, что мама с дядей Витей уже пять лет жила, а как бабушка на это реагировала? – На семейные отношения в доме убитой ему на самом деле было наплевать. Карла настораживало другое. Мать – ведающая, у дочери есть дар. А что с бабулей?
– Бабушка ничего об этом не знала, – честно поделилась Светлана. – Иначе бы она маме жизни не дала, извела бы ее. Бабуля наша такая… чопорная, правильная. Она долго работала кем-то там… в местном управлении партии. В советские времена. Я не знаю, как там это все правильно называлось. Но дома она была настоящей тиранкой. Маме с ней приходилось трудно. И о ее даре бабушка тоже не знала. Иначе, наверное, сдала бы маму в психушку.
– Миленько, – не удержался от саркастичного комментария Карл.
– Еще как! – Девушку его поддержка радовала. – Только закончилось тем, что бабулю чуть саму в дурку не сдали!
Это уже прозвучало с неким злорадством.
– Маразм? – полицейский и так уже все понял.
– Под конец крыша сильно ехала, – подтвердила Светлана. – Но мама, конечно, в сумасшедший дом ее бы не сдала. Хотя сама ходила к психотерапевту, консультировалась аккуратно, по медикаментам. Надо же было что-то делать!..
Карл лишь понимающе кивнул. Ему не терпелось навестить следующих свидетелей и этого дядю Витю.
2
Мону на удивление быстро понравилось новое время, в котором им выпало жить. В чем-то этот совершенно новый и непривычный мир техники напоминал охотнику родной лес недалеко от Экса и дом. Когда крадешься в чаще, ступая так, что даже трава почти не мнется, когда ты хитрее, быстрее и ловчее зверя, даже глаз животного не может заметить твоего присутствия. А ты его видишь. Или чувствуешь.
Так же Мон реагировал на камеры видеонаблюдения. Те же глаза зверя, а значит, нужны хитрость и ловкость, чтобы тебя не заметили. Как детская игра в лесу. Мон наслаждался возможностью обмануть этих новых, на этот раз электронных, наблюдателей.
Он шагал по коридору клиники, куда зачем-то засунули Джако. Белые пустые коридоры с дешевым покрытием на полу. Линолеум. Обманчиво мягкий, но на самом деле глухо вторящий каждому шагу. У всех, но не у охотника. Шаги Мона услышать было невозможно. Он помнил, как отец в детстве тренировал его часами, днями напролет. Каждую осень, когда листва опадала с деревьев и осыпала землю. Шикарный, хрустящий, шелестящий ковер, по которому непременно нужно было двигаться бесшумно. После таких уроков прогулка по обычному линолеуму – детское развлечение. Походка охотника была не только легкой, а немного неровной, танцующей. Будто и не сбиваясь с курса, он как бы невзначай обтекал зоны обзора камер.
При желании Мон вообще мог сделаться невидимкой, но не стал стараться. Пусть на записях будет видна его фигура, – лица все равно не разберут, а остальное… Люди видят лишь халат медбрата. Это здесь лучшая маскировка, как в лесу был привычный наряд землисто-бурого цвета, какой он когда-то носил.
Охотник аккуратно свернул за угол, где, как он чувствовал, нет ни одной живой души, и отсчитал нужную ему дверь палаты. От Карла он знал, где точно можно будет найти их капризного бывшего напарника. Вот только… друг предупреждал о том, что Джако должны охранять – полицейский пост у дверей палаты. Однако коридор по-прежнему был пуст. Никаких людей ни в форме хранителей закона, ни без нее. Странно. Мону это не понравилось. Что-то не так. Он, уже крадучись, подобрался к двери палаты. На нее даже не было направлено ни одной камеры.
Мон заглянул в окошко, так удобно проделанное в двери. Палата была крохотной, как всегда, бездушной и безликой, неуютной. И пустой. Если не считать человека на кровати. Охотник проскользнул внутрь и беззвучно прикрыл за собой дверь.
Джако не спал. Он полусидел на своей кровати в крайне неудобной и даже нелепой позе без движения и смотрел в одну точку на противоположной стене.
– Я бы поверил, что ты испытываешь хоть какие-то страдания или, совсем невероятно, муки совести, – произнес Мон с нескрываемым сарказмом и презрением. – Но это совсем не отражается на твоем лице.
Джако никак не отреагировал. Его тело казалось полностью расслабленным. На лице не дернулся ни один мускул.
Мон привычно склонил голову набок. Неужели их милый Джако стал настолько хитер? Научился притворяться, да еще так достоверно? Нет. У него не хватило бы терпения.
– Джако! – уже серьезнее и резче позвал он своего земляка.
Брат Карла даже не повернул головы. Мон лишь заметил, как чуть дрогнули веки больного. Это уже было совсем странно. Охотник подошел к самой кровати, взял руку Джако и стал нащупывать пульс. Его действия вызвали на лице приятеля странную реакцию. Джако поморщился – болезненно, жалобно, будто готов был заплакать.
Мон чувствовал редкие, ровные удары пульса на чужом запястье. Слишком медленно. Охотник начал беспокоиться всерьез. Нет, приятель точно не притворяется. Он… он вообще сейчас не способен ловчить.
– Джако, попробуй посмотреть на меня, – теперь Мон старался говорить мягче.
У лежащего на постели человека дрогнули веки. Потом он чуть дернул подбородком все с тем же жалобным выражением на лице, будто очень старался, но так и не смог повернуться.
Мон протянул руку и повернул безвольную голову приятеля к себе. Зрачки Джако были расширены так, что занимали всю радужку, и эти глаза ничего не выражали. Совсем. Слепой и неосмысленный взгляд.