Он убрал короткие локоны с ее щеки и прижался губами к ее нежной коже. Элли вздрогнула, ее большие янтарные глаза потемнели.
Он опустил руку и резко хохотнул.
— Ты можешь. Я люблю тебя, Доминик, — сказала она с такой тоской и искренностью. — Очень люблю.
Ему стало совестно.
Он понимал, что виноват, потому что перешагнул запретную линию три недели назад в Лондоне, а может быть, даже раньше. Каждый раз, когда они занимались любовью, ему хотелось насытиться ее добротой, заботой и нежностью. Его покорила романтическая натура Элисон, ее милое и сострадательное сердце.
— Ты не можешь меня любить, — твердо ответил он, несмотря на буйство эмоций. — Ты плохо меня знаешь.
Он надел трусы-боксеры. Затем протянул Элли свою рубашку и повернулся к ней спиной, ожидая, пока она прикроет наготу. Он запустил дрожащие пальцы в волосы, не в силах смотреть на Элли и говорить ей правду.
— Ты не можешь любить меня, Котенок Элли, — произнес он, и его голос дрогнул. — Никто этого не может.
— Почему нет? — спросила Элли.
Доминик поднял голову, его глаза шоколадного цвета хранили так много секретов. И вдруг Элли поняла, кого он защищал все это время, и настойчиво требовал, чтобы они жили отдельно друг от друга, в разных странах.
Почему он никогда не хотел оставаться с ней на ночь, отчего скрывал шрамы, отрицал их значение. И отвергал ее любовь.
Он защищал не себя, а ее.
— Почему, Доминик? — снова спросила она. — Почему я не могу любить тебя?
Он покачал головой, посмотрел мимо нее, и его взгляд стал равнодушным и настороженным.
— Мне очень жаль, что я причинил тебе боль, — произнес он с такой категоричностью, что Элли испугалась. — Я не хотел этого, но это было неизбежно. Я попрошу своих адвокатов оформить развод.
Как только Доминик повернулся, чтобы уйти из ее жизни, Элли бросилась за ним и схватила его за руку.
— Доминик, стой!
Он взглянул на ее пальцы, но она продолжала его держать. Она обвила рукой его предплечье и собралась с силами, чтобы сказать то, о чем он не хотел слышать. Единственное, что он так долго отрицал. То, что привила ему в детстве женщина, которая отказывалась отмечать день его рождения. И мужчина, который однажды летом по своей прихоти приблизил его к себе, а потом жестоко обошелся с ним.
— Ты не бесполезный, — сказала она.
Он высвободил руку, изумленно уставился на нее и нахмурился.
— Я знаю, что нет. «Легран насьональ» стоит более пяти миллиардов долларов на открытом рынке, — ответил он.
— Ты не бесполезный, — повторила она.
— Я знаю это, — сказал он и шагнул назад, и ее сердце сжалось.
Высокомерие, самообладание, отчаянная потребность не принимать ее любовь — все это помогало ему защищаться. Потому что он любил свою мать и пытался завоевать уважение отца, а они оба оттолкнули его как бесполезную вещь.
Конечно, он не доверяет чувствам Элли, потому что не верит своим собственным. Их брак всегда был не только деловым соглашением. Доминик стремился лелеять и защищать Элли. Он настоял на том, чтобы вложить деньги в ее бизнес. Он ободрял ее и заботился о ней. А она из-за собственной неуверенности не сразу это поняла. Она не бросала ему вызов, она даже не сопротивлялась ему. Но теперь Элли будет сражаться.
— Ты не бесполезный, — снова сказала она. — Что бы она ни заставляла тебя думать. Что бы он тебе ни говорил.
Доминик покачал головой, но она заметила, как его надменность уходит. Ее слова попали в цель, и теперь она не отступится. Она доведет это дело до конца, даже если Доминику будет больно, а она все потеряет.
— Я очень тебя люблю. И не потому, что ты великолепен в постели или считаешься одним из богатейших парней на планете. Или потому, что ты поддержал мой бизнес и меня. — Она тихо рассмеялась, увидев, как он озадачен.
Никто никогда не любил Доминика таким, какой он есть. Но Элли его любит. И она хочет, чтобы он знал об этом и верил в это.
— Почему тогда? — искренне удивляясь, спросил он.
— Потому что тем летом ты разрешал мне ходить за тобой, как щенку, и ни разу не пожаловался. Потому что ты винил себя за то, что случилось с моей матерью и со мной, хотя в этом нет твоей вины.
— Но вы так много страдали, — сказал он.
— И ты тоже, — ответила она, понимая, что в глубине души Доминик остался тем отважным юношей, который хотел отомстить за свою мать и столкнулся с чудовищем. — И потому, что, когда я пришла к тебе домой несколько месяцев назад, ты настоял на том, чтобы обработать мне рану на ноге.
— Я планировал соблазнить тебя, — уточнил он. — Мне нужна была жена.
Она ухмыльнулась:
— Разве я жаловалась?
— Ты была невинной. — Его глаза потемнели от желания и страсти, что так нравилось Элли. — И не важно, что тебе было хорошо. — Он коснулся рукой ее щеки.
Она накрыла его руку ладонью, наслаждаясь лаской.
— Мне понравилось, что ты так серьезно отнесся к моей невинности, но для меня она не имела большого значения, — произнесла Элли, смотря в его озабоченное и хмурое лицо. — Ты обеспечивал мне безопасность и стабильность в этом браке, — прибавила она, и ее сердце забилось быстрее. — Хотя подразумевалось, что наш брак будет фиктивным.
— Он никогда не казался мне фиктивным, даже когда я этого хотел, — пробормотал он, касаясь другой ее щеки и упираясь лбом в ее лоб.
Наконец-то она пробила броню, которой он отгораживался ото всех, боясь быть отвергнутым. Броня, которая заставила его поверить, что он не заслуживает любви. Что он не заслуживает Элли.
Их связь казалась ей надежной и прочной, она поняла это по его прерывистому дыханию. Как смешно, что они оба так долго отрицали важность своих отношений.
— Ты протягиваешь руку помощи таким детям, как Энцо, потому что тебя в свое время не поддержал никто, — продолжала она. — И ты сделал все возможное, чтобы помочь мне осуществить мечту, несмотря на свою неуверенность. — Она вздохнула. — И потому что ты массировал мне ступни, чтобы я расслабилась.
— Это такая мелочь, — почти прошептал он. Она обнимала его руками за торс, а он ласкал ее шею, запустив пальцы в ее волосы.
— Ну, это был по-настоящему качественный массаж ног. — Она улыбнулась ему. — Так что это не мелочь. — Она посерьезнела. — Мелочи важны, Доминик. Иногда они важнее всего остального.
Она отодвинулась от него и посмотрела ему в глаза. Они оба были лишены подобных мелочей, живя отдельно друг от друга, хотя заслужили быть вместе.
— Теперь ты веришь, что я люблю тебя? — тихо спросила она.
Он кивнул.
— Но достаточно ли ты любишь меня, чтобы оставаться со мной? — с желанием и тоской сказал он.
Она глубоко вздохнула, зная, что с легкостью ответит утвердительно. У нее гораздо больше сил, чем она думала. Им обоим следует быть смелыми. Доминику хватило храбрости, чтобы признаться в том, что он не заслуживает любви. Элли следует быть смелее, чтобы требовать то, что ей нужно.
— Я хочу остаться, но у меня условия.
Он выгнул бровь:
— Условия? Какие условия? Нам придется снова пересматривать брачный договор?
Она засмеялась и прерывисто вздохнула. Вероятно, это будет намного проще, чем она предполагала.
— Нет, нам придется его расторгнуть.
— Понятно, — сказал он.
— Я не хочу ограничивать наш брак по времени. Я хочу, чтобы мы стали настоящими супругами во всех смыслах этого слова. Я не желаю ограничивать свои чувства к тебе. И я хочу, чтобы мы жили вместе. Или в Лондоне, или в Нью-Йорке, или где-нибудь еще.
Доминик кивнул.
— Я уверен, мы что-нибудь придумаем, — сказал он, и сердце чуть не вырвалось из ее груди.
— Я хочу иметь возможность говорить тебе, что я люблю тебя. И знать, что это тебя не пугает и не…
— Нет-нет, — прервал он ее. — Это меня смущает.
— В самом деле? — спросила она, озвучивая свои последние сомнения.
— Ох, Элисон. Разве могло быть иначе? — сказал он и погладил ее по щеке. — Ты такая упрямая, умная и милая. Как я мог не влюбиться в тебя?
— Тебе не нужно говорить об этом, чтобы заставить меня остаться, Доминик, — произнесла она, желая принять его признание за чистую монету, но понимая, что не может этого сделать. Ведь ее мать столько раз верила в любовь и ошибалась. По крайней мере, Элли не совершит подобную ошибку. — Любовь — это подарок, а не обязанность, — сказала она, подозревая, что Доминику невдомек, что такое любовь. Кто когда-нибудь любил его, кроме нее? — Достаточно того, что ты решил дать нашим отношениям еще один шанс. Настоящий шанс. Тебе не нужно меня любить.
— Ты очень великодушна. — Он печально улыбнулся, и она почувствовала, как в ее душе расцветает надежда, сменяя темноту и отчаяние. — Но, к сожалению, уже слишком поздно, — прошептал он у ее губ, чувствуя себя по-настоящему счастливым. — Потому что я люблю тебя.
Доминик поцеловал свою жену страстно и собственнически, вложив в поцелуй все свои чувства. Он по-прежнему очень напуган. Он боится того, что ждет их впереди. И не уверен, что достоин любви, как считает Элли. Он до сих пор не верит, что заслуживает такую женщину. Но после того, как едва не потерял ее, он больше не совершит такой глупости.
Теперь она будет его женой во всех смыслах этого слова. К черту брачный договор! К черту его отца! К черту страх, который так долго мешал ему признаться в своих чувствах!
Да, Доминик сильно рискует. Но Элисон Джонс — его невеста-Золушка — стоит такого риска. И он докажет себе и ей, что заслуживает быть ее мужем.
Эпилог
Пятнадцать месяцев спустя
— Пресса сошла с ума, Элли. Ты слышишь аплодисменты? Это еще один триумф твоего бренда. — Меган Де Росси показала Элли поднятый вверх большой палец руки, когда последняя модель вышла на подиум и в зале одобрительно зашушукались. — Считай, что ты попала на Неделю моды в Нью-Йорке, — прибавила Меган со слезами на глазах. — Ты сделала это, они тебя обожают.