– За что они тебя?
– Бумажку потерял, – не сразу ответил Тыманча.
– Какую бумажку?
– Ту, что этот дал … большой.
– Распутин? Он дал записку?
Но Тыманча прикрыл глаза, обессилел.
«Те» постреливали из кустов, но атаковать не решались. Я стрелял наугад в зелень. Борода перебежал перед крыльцом из кустов в кусты. Я выстрелил из карабина, почти не целясь. Промах. Тыманча часто и громко дышал, стонал протяжно, глаза закрыты. Окон у часовни не было, что, с одной стороны, было удачей – они не могли стрелять в нас через окна, но, с другой стороны, мне не хватало обзора. Все, что у меня было, – щель приоткрытой двери и то, что я видел через нее, противник же имел полную свободу действий. Но мощные стены сруба пробить можно было разве что из пушки, так что атаковать меня они могли только через ту же единственную дверь. Я опасался, что кто-то мог прокрасться к двери вдоль стены и выстрелить в щель, неожиданно просунув в нее ствол.
Тыманча потерял много крови, и она все еще сочилась из его запястий и мелких ран. Не оставляя наблюдения за местностью, я кое-как перевязал ему руки кусками его же рубахи. Он был в сознании, но ничего не говорил, только стонал. Одеться сам он не мог, а я старался не отрываться от прицела. Так он и лежал голый.
Перед часовней на земле корчился Кузнечик. У меня было время разглядеть его. Короткая стрижка, черные волосы, продолговатое худощавое лицо с пушком на подбородке. Мой ровесник. Я мог бы прикончить его одним выстрелом, но не делал этого, надеясь, что смогу подстрелить еще кого-то, если «те» попытаются его вытащить. Они не пытались – стали стрелять в Кузнечика: сначала попали в плечо, потом в ногу и лишь с третьего выстрела – в голову. Решительные мерзавцы, но стреляют плохо.
– Эй! Ты не подох еще? – донесся мужской молодой голос из кустов.
Я промолчал.
– Выходи! Деться тебе некуда!
– Посмотрим!
– На что ты надеешься?
– Ни на что! – сказал я и выстрелил в кусты.
Надежды правда было мало. Как я мог? Попался, как последний дурак. Что будет с Семьей из-за моей глупой смерти … Нет! Мне нельзя умирать!
– Дурак, мы же просто сожжем тебя. – Это был ее голос, Рыси.
– Сожжете? Четыре тысячи верст вы тащились до этой часовни, чтобы просто сжечь ее?
Они помолчали. И снова ее голос:
– Часовня, сожженная вместе с тобой и тунгусом, нас вполне устроит.
Я засмеялся – громко, так, чтобы они слышали:
– Нет, не устроит! Не для того вы здесь, чтобы сжечь меня!
Они не торопились, время работало на них, а нам дожидаться ночи не было никакого резона. Надо было их как-то спровоцировать.
Я положил карабин цевьем на высокий порог и выдвинул ствол вперед, наружу. Оба револьвера были у меня за поясом. Я вытащил один и положил на пол под правую руку. У меня был план на случай, если кто-то подберется к двери вдоль стены.
– Ну что вы там? Патроны бережете? – крикнул я.
Хлопнула винтовка, и пуля ударила в бревенчатую стену. Я тут же выстрелил в ответ на пороховой дымок в кустах. Оттуда послышался сдавленный стон. Пули защелкали по бревнам. Летели щепки. Я вжался в пол, укрывшись за высоким порогом, сделанным из цельного дубового чурбака … Снова все стихло. Я не шевелился, надеясь, что меня сочтут убитым, покажутся и я смогу подстрелить еще одного. Так мы и сидели – кто кого пересидит. Тыманча громко стонал.
– Эй! Вас уже трое? – крикнул я.
Молчание.
– Плохо стреляете! Вы из какого университета? Из Петроградского?
Молчание.
– Профессура! В душу вашу мать! Я два года воюю! Георгиевский крест второй степени! Я вас закопаю!
Тишина.
– Ни хрена у вас не выйдет, – кричал я. – Вы их не получите. Они уже идут на юг, к Транссибу. А ваш Распутин гниет в болоте.
– Врешь! – Это был мужской голос, взрослый, наверно Кучера.
– Я сам его утопил!
– Врешь! Кишка у тебя тонка! – Тот же голос.
– А что – она уже говорить не может?
Промолчали.
– Я пристрелил ее?
– Не дождешься! – Это была Рысь.
– Ведьма!
Тишина.
– У меня здесь мешок провизии и две фляги воды! Несколько дней продержусь. А они уходят! Вам их уже не догнать!
У меня была фляга воды, восемнадцать патронов к карабину и двенадцать в двух наганах.
– Эй! Вы же образованный человек, я слышу, – вдруг перешла Рысь на «вы». – Зачем вы им служите? Их век окончен! Неужели вы не понимаете? Оставьте нам тунгуса и уходите! Мы вас не тронем!
– Черта с два!
– А хотите, давайте к нам! Я вижу, вы смелый человек! Такие нам нужны!
Что это она так разошлась? Зубы заговаривает. Я собрался, сжал рукоять револьвера.
– Вы служите слабому тирану, ложному кумиру! – взывала Рысь.
– А вы кому служите? Сатане?
– Ну, это в двух словах не расскажешь! Идите к нам! Вы не представляете, какой мир вам откроется, какую силу вы обретете!
И вот оно – я услышал шорох слева за стеной. Тут же перед моим лицом появилась нога и наступила на ствол моего карабина. Темный силуэт возник в дверном проеме. Поднимаясь с пола, я левой рукой отбил вверх ствол его карабина, правой поднял лежавший рядом револьвер. Он ударил меня коленом в лоб, но это ему уже не помогло – я выстрелил три раза ему в живот. В упор. Я встал в полный рост и видел его лицо прямо перед собой. Это был Борода. Он открыл рот, удивленно глянул вниз на мой револьвер, повалился на меня, опрокинул на спину и придавил всем своим весом. В глазах у меня потемнело, дыхание перехватило. Револьвер улетел куда-то. «Вот и все, – подумал я, – наверняка Кучер уже бежит сюда, он уже у двери, а я придавлен …»
Дикий вопль, выстрел из карабина рядом … Спихнув с себя Бороду, я увидел, что Тыманча распластался с моим карабином у двери и целится наружу, а за порогом лежит еще одно тело – Кучер.
– Молодец, друг!
Я снова лег у двери и забрал карабин у Тыманчи. Он отодвинулся в сторону, задрожал и, кажется, отключился. Этот выстрел дорого ему дался.
– Эй! Где ты, ведьма?
Тишина.
– Осталась одна?! Выходи с поднятыми руками!
Хруст веток в кустах. Побежала! С карабином я выскочил из часовни. Это было рискованно, можно было нарваться на пулю, но она не стреляла. Я бежал вдоль кромки кустарника – там стремительно трещали ветки. Внезапно увидел: она уже была в седле. Скакала к лесу в высокой траве. Я целился в лошадь. Выстрел – промах … Выстрел …
Она сидела на коленях. Подумала, что я целюсь в нее, и зажмурилась. Я выстрелил в голову лошади, еще дрыгавшей ногами.
Рысь открыла глаза. Теперь я видел ее близко, и это точно была она, та барышня с собрания монархистов: волосы растрепаны, держит правую сломанную руку левой рукой.
– Оружие?
Она помотала головой. Я обыскал ее. Ничего.
– Как вы узнали, где Государь?
– Вы все равно не поверите …
– Говорите, как вы узнали?!
– Это он, Демон.
– Распутин?
– Что? А … да, он похож, если хочет …
Ее трясло.
– Как он узнал?
Она баюкала руку, тонкая, жалкая. Что же мне с ней делать, подумал я мельком. Я еще не убивал женщин. Она дрожала и торопилась все рассказать:
– Мы были в Екатеринбурге, наблюдали за Ипатьевским домом. В ночь с шестнадцатого на семнадцатое там была стрельба. Мы думали, что опоздали, большевики совершили ритуал …
– Ритуал?
– Жертвоприношение. У них тоже есть наши, но они … большевики. Нам с ними не по пути …
– Соперники?
– Разумеется! Кто проведет ритуал, у того и сила. Идите к нам …
– Как вы нас нашли?
– Вы меня убьете?
– Отвечайте!
– Мы нашли ваших мадьяр. Они показали, что вы сели в чешский эшелон. Мы – в следующий через пару дней … В Красноярске узнали, что вы сошли в Тайшете, убили там кого-то …
– Как вы могли узнать?
– Через контрразведку Сибирского правительства. У нас везде свои …
– Я видел Распутина на станции после Красноярска.
– Да … Он следовал за вами.
– Как следовал?
– Я не знаю!
– Дальше!
– В Красноярске мы наняли пароход и пошли по Енисею в Ангару, чтобы перехватить вас здесь. А Демон шел за вами …
– Но как вы могли знать, что мы пойдем в этом направлении?!
– Не знаю! Это он, Демон! Он многое может.
– Где пароход?
– Ждет нас в Братске.
– Кто еще с вами?
– Никого. Все здесь … и еще Демон …
– Он прислал вам записку?
– Да, но этот недоумок ее потерял. Мы пытались узнать от него, что там, но он читать не умеет. Глупость какая …
Она хохотнула нервно. Дрожала. Придется ее пристрелить.
– Видел вас на том собрании в Петрограде, – зачем-то сказал я.
– На собрании?
– Собрание монархистов, помните? Потом еще бежали от чекистов …
– Вы там были?
В ее глазах мелькнула надежда … напрасная. Вопли Тыманчи еще стояли у меня в ушах.
– Все же я не понимаю, как Демон нашел нас в тайге, на тысячеверстном пространстве?
– Вы же не убьете меня? Клянусь, я буду служить вам … и Романовым! Я могу быть им полезна!
– Как Распутин нашел нас? Как он смог добраться к нам так быстро?
– Вы не поверите!
– Говорите!
– Он …
Над левой бровью Рыси возникло красное пятнышко. Левый глаз скосился к переносице независимо от правого и часто-часто заморгал. И только после этого до моих ушей долетел грохот. Рысь упала навзничь – как сидела на коленях, так и опрокинулась назад, подломленная. Голый Тыманча стоял позади меня, двумя окровавленными руками держал наган.
– Зачем?! Зачем, черт тебя возьми! – заорал я.
Тыманча мотал головой.
– Да, черт меня возьми, много возьми …
Я забрал наган у Тыманчи, он осел на землю.
– Какого черта ты с ними спутался?
– Я не с ними!
– А зачем тебя послал Распутин?
– Этот? Записку передать за деньги. А я через ручей переходить и упал. И бумажка эта уплыл …
В срубе нашлась папка с документами, среди них – мандат Временного Сибирского правительства, удостоверявший, что этнографическая партия профессора Лурье проводит изыскания в бассейнах рек Енисея и Ангары – исследует обычаи и быт коренных народностей Енисейской губернии. Мандат был подписан министром просвещения. Знал ли он, что это за этнографы? Не исключено. В Сибирском правительстве полно было эсеров, а по моему мнению, социалист-революционер – это то же, что сатанист-революционер.