Доктор перевязал все, что можно было перевязать, помазал йодом все, что можно было помазать. Уходя, сказал:
– Молодой человек, прошу вас, ответьте им на все вопросы. Поверьте, никакие военные тайны не стоят вашей жизни.
– А если эти тайны будут стоить жизни кому-то другому?
Доктор покачал головой и вышел.
Суп и морфий сморили меня, и я задремал. Проснулся от шума в коридоре – что-то волокли. Потом во дворе несколько хриплых голосов затянули: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных …» Винтовочный залп их прервал. Потом опять волокли, пели и стреляли. Это повторилось несколько раз. Должен признаться, в тот момент я почувствовал уважение к тем, кто пел. Я ненавидел большевиков, но как-то так получилось, что оказался с ними в одном положении: меня заклеймили их звездой и к той же стенке могли поставить. Волна сочувствия к этим исчезающим жизням накрыла меня. Тут, наверно, еще и морфий сыграл свою роль. Собравшись с силами, я забрался на лавку, дотянулся до зарешеченного окна и заголосил:
– Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу, на славу нам!..
Мое жалкое блеяние, казалось, никуда не отлетало, не отрывалось от решетки, но чьих-то ушей оно все же достигло, потому что в ответ донеслось такое же едва слышное блеяние: «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще судьбы безвестные ждут …»
Так мы тянули каждый свое, пока за моей спиной не открылась дверь камеры. На пороге стоял поручик, дубасивший меня вчера весь день. Смотрел с иронией и даже с сочувствием.
– Вижу, вы оклемались, – сказал он вполне дружелюбно. – Песни поете. Выходите.
– Куда?
– Верховный вызывает.
– Крест верните.
Поручик достал из нагрудного кармана мой Георгиевский крест, отобранный при обыске, и положил на стул.
…После высадки с судна мне нужно было найти вокзал, чтобы отправиться в Омск, в ставку Верховного правителя адмирала Колчака, но ночью бродить по городу я не рискнул, опасаясь патрулей. Пересидел до рассвета на пристани за кучей ящиков. А когда утром вышел на главную улицу, увидел развешенные повсюду бело-зеленые флаги Сибирской директории. Верховный правитель России прибыл из Омска в Иркутск с инспекцией. Судьба, как говорил Государь.
Меня взяли сразу, едва только я поднялся в апартаменты Верховного на последнем этаже гостиницы «Бристоль» и обратился к дежурному адъютанту. На вопрос, кто я такой и почему мне нужно к адмиралу, я написал на листке бумаги отрывок письма, которое когда-то Государь написал Колчаку в Севастополь. Адъютант куда-то ушел. Появились двое офицеров и увели меня …
Когда в камере били и что-то спрашивали, я отвечал только одно: «У меня послание адмиралу Колчаку, лично … адмиралу Колчаку …» Потом я и вовсе перестал отвечать. Обнаружил себя на том черном поле среди рыжих костров. Черные люди доставали тела из ямы и складывали в ряд – холодные, лунной белизны тела, сиявшие в темноте …
Меня везли в автомобиле по улицам Иркутска, которые я уже не надеялся увидеть. Провели по черной лестнице гостиницы «Бристоль», но не к Верховному. Поселили в маленькой чистой комнате с кроватью.
Из записок мичмана Анненкова18 сентября 1918 года
Три дня ожидания пошли на пользу моему измученному телу. Я спал. Вставал только к визиту врача, который приходил два раза в день, и к приему пищи, которую приносили три раза в день.
На третий день адъютант пришел за мной и отвел к адмиралу.
Колчак меня разглядывал, жестом предложил сесть в кресло. Я сел с трудом из-за боли в ребрах и пояснице.
– Сожалею, что так обошлись с вами без моего ведома. Но вы держались молодцом. Не выдали местонахождение Романовых.
– Я уже докладывал, ваше высокопревосходительство, что мне неизвестно их местонахождение. Меня высадили в городе. Судно ушло. Куда – не знаю. Так и было задумано, чтобы я не знал и не мог их выдать.
– Понимаю, – сказал Колчак, но видно было, что он мне не верит. – Как вы должны с ними связаться?
– Ваше высокопревосходительство, как только вы назначите время для встречи, я свяжусь с ними. Но для этого мне нужно быть на свободе.
– Наследник вместе с Николаем?
– Нет. Здесь только Государь. Других членов семьи с ним нет. И я не знаю, где они.
– Как они оказались на свободе?
– Не знаю. Я недавно с Государем.
– С Государем, – повторил Колчак раздумчиво. – Вы монархист?
– Так точно!
– Вы же молодой человек. Неужели вам не близки идеалы свободы?
– Осмелюсь доложить, ваше высокопревосходительство, Государь никогда не стеснял моей свободы.
Колчак усмехнулся:
– Неплохо сказано. Вы, кажется, мичман флота?
– Так точно! Окончил Морской кадетский корпус в Петрограде, служил на яхте «Штандарт» Государя Императора. Воевал в Галиции, в Отдельном пехотном батальоне Гвардейского Его Императорского Величества экипажа.
– Похвально, – сказал Колчак. – Значит, на «Штандарте» служили. Вот откуда ваш монархизм.
– Так точно! Имел счастье служить на «Штандарте»!
– Имели счастье… – Колчак встал.
Я тоже вскочил, насколько это было возможно при моем состоянии.
Колчак махнул рукой, чтобы я сел. Прошелся по кабинету.
– Прочтите мне послание еще раз.
Я снова прочел по памяти письмо Государя. Колчак выслушал с непроницаемым лицом.
– Как же мы с вами будем действовать, мичман? Я должен быть уверен в вашем сотрудничестве, вы меня понимаете?
– Так точно, ваше высокопревосходительство!
– Дайте мне слово офицера, что все, что вы мне сказали, – правда.
– Слово морского офицера, ваше высокопревосходительство!
– Передайте гражданину Романову, что я готов с ним встретиться с глазу на глаз. Через два дня в полдень. Вам достаточно времени, чтобы передать это?
– Так точно! Место встречи я сообщу вам по возвращении. Скорей всего, это будет на Байкале.
– Хорошо. Со мной будет небольшая охрана и несколько доверенных лиц, не осведомленных о цели поездки. Таким образом, секретность будет соблюдена. Я со своей стороны также призываю гражданина Романова не афишировать свое присутствие и не вступать в переговоры ни с кем до нашей встречи.
– Передам, ваше высокопревосходительство!
– Что вам для этого нужно?
– Свобода.
– Свобода, – повторил Колчак. – Что ж, вы свободны. Я распоряжусь, чтобы вас отпустили и не следили за вами. Идите.
– Позвольте еще два слова.
– Слушаю.
– Пользуясь случаем, разрешите доложить, что вы всегда были для меня примером, всегда хотел быть похожим на вас.
– Вот как? – поднял брови Колчак.
– Я читал ваши очерки об экспедиции Толля, исследования по океанографии … Всегда считал вас образцом военного моряка!
Колчак, кажется, смутился и не смог этого скрыть. Отвернулся и смотрел в окно.
– Что ж … рад слышать. Идите, мичман Анненков, я надеюсь на вас.
Я слонялся по городу будто бы бесцельно, водил за собой двух неотвязных шпиков. Нарушил адмирал свое слово. Впрочем, я ведь тоже соврал насчет состава Семьи.
Не буду описывать, как мне удалось отделаться от хвоста. Оставшись без присмотра и с двумя трофейными револьверами, взял извозчика и доехал до дальней пристани на окраине. Среди пустующих пакгаузов и куч мусора меня должен был ждать Лиховский – так мы условились еще при моей высадке.
На пристани не было ни души, но я сразу ощутил чье-то враждебное присутствие.
Я спустился к самой воде и почувствовал кого-то за спиной. Это был Лиховский. Он нацелил наган мне в живот, будто не узнавал.
– Ты чего?
– Доставай револьвер медленно и бросай сюда, – сказал Лиховский.
– Ты с ума сошел?
– Положи револьвер на землю и пни ко мне.
Я подчинился. Лиховский не знал, что у меня за поясом еще один. Он видел мое синее с зеленью лицо, а я видел, как в его лице боролось недоверие с недоумением.
– Объяснись, – потребовал я.
– Сначала ты. Где Анастасия?
После нескольких раундов наших запутанных переговоров я узнал следующее.
Той ночью, когда меня высадили на мосту, судно прошло дальше по Ангаре в сторону Байкала и причалило к пристани, где мы договорились встретиться с Лиховским. Должны были высадить Демидову, отпущенную в монастырь. Ну, высадили и ушли. И только через несколько часов, уже на Байкале, обнаружили, что на борту нет Анастасии и матроса. Не хватало также одной шлюпки. На ее месте нашли записку, адресованную Государю и Сестрам. Анастасия просила простить ее и не искать … И тут все решили, что она сбежала ко мне. Будто бы мы с ней сговорились!
– Как вы додумались до этого?! – орал я.
Лиховский пристыженно молчал. Оправдывался:
– А что мы должны были думать? Ты последнее время …
– Что я? Что?!
– Ведешь себя … иногда … необдуманно… – сказал Лиховский, осторожно подбирая слова.
– Так вы за сумасшедшего меня держите?
– Ну что ты …
– И Государь так думает?
– Послушай. Мы все испугались. Мы были в отчаянии!
– И решили, что я похитил Анастасию!
– Не похитил. Но вы с ней много разговаривали последнее время и даже … прятались …
Как ни странно, мысль, что Анастасия сбежала с Демидовой, никому не пришла в голову. Из всех сестер она была наименее набожной и наиболее шкодливой – Швыбз, одним словом, – и вдруг монастырь.
– Посмотри на меня! – я повертел физиономией перед Лиховским. – Ты не хочешь спросить, как прошли переговоры с адмиралом?
– Хочу … Но Государя сейчас больше волнует, где Анастасия.
– Я знаю, где она.
18 сентября 1918 годаИркутск
Мать игуменья с двумя сестрами проверяла счета в кладовой, когда вошли двое чужаков, по виду – дезертиры, каких много бродило в окрестностях.
– Матушка, мы не причиним вам вреда, – сказал тот, что поприличнее с виду, и даже приятной наружности, в отличие от второго с распухшим страшным лицом. – Мы