стречу с Далай-ламой. И я позволил себе немыслимое:
– Нижайшая просьба к Вашему Святейшеству.
Советник заерзал на своей лавке, испепеляя меня взглядом. Святейший кивнул.
– Я безоружен. Мне нужен меч. Он необходим мне сейчас для защиты Государя.
Меч телохранителя во время всей церемонии маячил у меня перед глазами.
Когда отзвучал перевод, все в зале застыли восковыми фигурами: я с преклоненной головой, толмач со сгорбленной спиной, советник с выпученными глазами, воин с рукой на эфесе меча …
– Хорошо, – сказал Далай-лама через какое-то бесконечное время. – Вам передадут меч, когда выйдете из дворца. Здесь гостям нельзя с оружием.
Но против нечеловека мне нужно не просто железо.
– Я хотел бы получить меч из рук Вашего Святейшества.
Тут уж советник вскочил и что-то выкрикнул мне, тараща глаза.
– Это дерзость! Аудиенция окончена! – перевел толмач шепотом, согнувшись чуть не до пола.
Святейший сделал советнику едва заметный знак рукой, и тот сел на место.
– Я не беру в руки оружия. Но с этим хадаком вам мое благословение.
Я подошел и с поклоном принял от Его Святейшества еще один платок …
Снова толмач вел меня по бесконечным залам и лестницам вниз, но теперь нас сопровождал телохранитель с мечом. Я вспомнил слова Бреннера: «Не мешай Царю, не мешай». Я даже остановился. Толмач, шедший впереди, оглянулся.
– Когда Государь Император приходил к Его Святейшеству, с ним был сумасшедший?
– Господин Бреннер? Да, приходил, – сказал толмач невозмутимо. – Он и один приходил.
– Бреннер?! Куда приходил?
– К Его Святейшеству.
– Его Святейшество беседовал с Бреннером?
– Да. Пойдемте. Нельзя останавливаться.
Мы пошли дальше. Я не мог успокоиться.
– О чем они говорили?
– Я не могу вам сказать.
Конечно. Черт возьми! Государь ни словом, ни намеком не дал мне знать, что Бреннер тоже бывает у Далай-ламы. Что-то происходило, а меня намеренно держали в неведении. Плелся какой-то заговор. Против кого? Против Государя конечно! Но кто заговорщики? Бреннер? Далай-лама? А тут еще и Кошкин явился …
Мысли о странностях происходящего захватили меня, и очнулся я только на нижних ступенях внешней лестницы. Воин протянул мне свой меч в ножнах. Лицо его ничего не выражало, и смотрел он мимо меня, но каким-то неведомым образом демонстрировал мне свое оскорбленное достоинство. Я взял меч и ощутил его тяжесть. Прямой клинок длиной в полсажени и шириной чуть более, чем наша кавалерийская шашка … Тут же, не сходя с лестницы, я повязал дарованный Святейшим хадак на гарду меча.
За спиной темной скалой высился дворец Потала, передо мной чернела толпа низкорослых деревьев. Меч в ножнах я пристроил под свой долгополый халат. Никакого движения впереди возле рощи. Обманул Демон?
Он вышел из-за темных стволов такой же темный, почти неразличимый. Я узнал его только по росту и характерной «распутинской» манере двигаться. С самого того момента, как увидел его во дворце, я ни разу не задался вопросом, почему он жив, и он начал как раз с этого:
– Эти деревенщины не сожгли и даже не закопали меня, а просто бросили в овраг.
– Но ведь я попал тебе в сердце.
– Попал. Ты и себе попал в сердце. При определенных навыках это поправимо.
– Это ты меня воскресил?
– Кто же еще? Я следил за тобой несколько дней. И вдруг вижу, ты решился наконец …
– Зачем я тебе?
– У меня к тебе просьба – помоги Государю.
Что это он?
– Помочь тебе убить Государя?
– Напротив! Уговори Его Величество и девочек остаться здесь – и они будут жить долго и счастливо. Ты ведь и сам этого хочешь?
– Ты убьешь их …
– Был такой план, но теперь все изменилось. Теперь у меня другая цель – счастливая и спокойная жизнь бывшего царя с дочерями в райском саду. Помоги мне в этом. Это же и твой рай.
Разве Государь собирается в дорогу? Я ничего не знал об этом. В любом случае, мог ли я верить Кошкину? Убить его – чего бы он там ни хотел – самый верный способ переговоров с ним.
– Помоги мне или хотя бы не мешай. Ты здесь один. Святейший на моей стороне.
– Опять врешь!
– Ну, может, преувеличиваю немного. Святейший – хитрец, политик. Что бы он тебе ни говорил, не принимай за чистую монету. Никто не знает, что у него на уме.
– Как ты находишь Государя?
Кошкин фыркнул. В темноте я не видел его лица.
– Я не его нахожу – тебя.
– Меня?
– Ты оставляешь след. Ты – меченый.
– Что это значит?
– Кто-то тебя выбрал, кто-то ведет тебя.
– Кто?
– Не знаю. А ты думал, ты сам собой такой удалец-молодец? Нет. Кто-то ведет тебя, куда ему надо, а ты ведешь их. И приведешь …
Ну хватит! Слушать демона дальше было бессмысленно и опасно. Он заговорил бы меня, загипнотизировал. Что бы он ни говорил, лучшее, что он мог сделать для Государя, – подохнуть.
Я достал меч из-под халата, будто родил. Клинок сверкнул, отразив звезды. При всей своей инфернальной проницательности Кошкин этого не ожидал и при всей своей надчеловеческой силе попятился – и слился с темной стеной деревьев. Я пошел вперед, сжимая меч двумя руками. Я слышал его голос где-то впереди:
– Ты думаешь, спасаешь их? Ты их погубишь …
Но я не слушал. Его нельзя было слушать.
Что-то вело меня в темноте, под низкими кронами деревьев, куда не пробивался свет звезд. Это было то самое место, где я выстрелил в себя. Шел вперед и рубил вслепую перед собой, и по сторонам, и назад с разворотом, но только рассекал воздух. Кошкин молчал, он был где-то рядом, лишенный зрения, я непостижимым образом чувствовал его присутствие. Он опять куда-то вел меня, и надо было достать его, пока не привел …
Меж деревьев замаячили огни. Стало светлее. Я побежал вперед. Внезапно роща кончилась, и я оказался в поле с кострами до горизонта. Опять эти чертовы костры! Впереди широко шагал Кошкин в пурпурном хитоне, оглядываясь на меня с опаской.
Меж костров черные люди волокли обнаженные тела. Неспешно рубили их топорами, без суеты раскладывали на огне. Чадила адская кухня до горизонта. Повсюду в рыжем полыхающем свете шевелилось черное. В бесконечности множилось одно и то же гадкое действо.
Кошкин шагал впереди и кричал:
– Это они! Это будет с ними! Было, или есть, или будет!
– Не будет! Я их спас!
Кошкин усмехнулся – я знал это, хотя видел только его затылок.
– Не спас, но еще можешь спасти! Только теперь! Уговори Царя жить в Драгоценном саду!
Нельзя, нельзя его слушать. Нельзя смотреть на него. Я шел за ним, бежал, глядя себе под ноги. Кажется, догонял, но не мог догнать.
– Ты не понимаешь! Энтропия нарастает! Это неизбежно!
Что он говорит, что это за слово, я не понимал.
– Дурак! Тупица! Тебя не должно было быть! Ты чертова песчинка, попавшая в прецизионный механизм меж шестеренок … Ты вирус в программе главного компьютера!
О чем он? Что за бессмыслица? А он кричал уже издалека:
– Иди в Драгоценный сад, люби своих Царевен, играй с Царем в домино! К чему им мир с его ложью и кровью? Разве они мало страдали?
Я шел вперед, сжимая меч. А он замолчал, исчез … И костры погасли, будто кто-то, как свечу, задул вселенский пожар. В свете звезд я увидел темный вал, катившийся на меня, как шторм восьми баллов. Земля дрожала и гудела. Я слышал топот копыт, видел рога и шерстистые загривки. Некуда бежать и спрятаться негде. Предчувствуя удар, я закричал. Повернулся лицом к урагану и выставил перед собой бесполезный меч. Вал накатил. Увернувшись раз-другой от мохнатых чудовищ, махнув мечом, я ощутил сокрушительный удар в бедро. Летел над стадом, будто парил над колыхавшейся шерстистой лавой, утыканной рогами, и лава эта катилась быстрее, чем я летел …
Упал, когда быки уже промчались. От удара о землю потерял сознание, а когда очнулся, рядом бился в конвульсиях бык, которого я зацепил мечом. Я чувствовал его горячий бок, дрожь его тела, но не было сил отползти. Надо мной склонился великан – это Кошкин смотрел мне в лицо, тяжело дыша, будто был одним из тех быков. И снова, как тогда в тайге, внутри меня свился и расправился пучок каучуковых нитей. Я схватил Кошкина за шею и изо всех сил дернул на себя и в сторону – туда, где по моим расчетам находилась голова быка …
Меч я нашел сразу. Клинок блеснул в траве, отражая звезды, будто подмигнул мне.
Мертвый Кошкин лежал на мертвом быке, насаженный горлом на рог. Одним ударом не удалось, но со второго я отрубил Кошкину голову.
Когда я вышел к костру с мечом в одной руке и головой в другой, трое пастухов с воплями разбежались. Вокруг спокойно паслось стадо яков. Кто же топтал меня? Я швырнул голову в огонь, до утра подбрасывал дрова и распалил костер до настоящего пекла … На рассвете пепел развеял по ветру.
23 мая 1937 годаМосква. ЦПКиО имени Горького
Кривошеин проснулся от дикого вопля, будто на кошку наступили. Еще не открыв глаз, он заученно сунул руку под подушку, скатился с кровати на пол с маузером в руке и открыл глаза. Нина забилась в угол, завернутая в простыню. В свете ночника Кривошеин наткнулся на ее панический взгляд.
– Что? – спросил он шепотом: вдруг кто-то за дверью или даже в доме.
Нина не отводила от него широко раскрытых глаз, и он понял, что дело не в ком-то, а в нем. Он опустил маузер.
– Ты! Это ты! – всхлипывала Нина.
Кривошеин встал с пола голый. В этом все дело. Идиот!
Вчера они выпили в ресторане. Нина учила его танцевать танго. Еще выпили. Смотрели фейерверк, кричали «ура!». Целовались в темноте под деревьями. И оказались в ее постели непреднамеренно и закономерно.
И вот проснулись.
– Это ты! Ты! – Она будто покойника увидела.
– Да, это я, – согласился он. – Но это ничего не меняет.
Как он мог забыть? Разделся догола … В темноте Нина звезду не заметила, но когда включила ночник, увидела его спину …
– Это та звезда? Как это может быть? – бормотала она.