-Разумеется.
Потрясенный наемник медленно встал, чувствуя, как земля кружится под ногами, с трудом шагнул к двери. Но за мгновение до того, как мужчина перешагнул порог комнаты, в спину ему ударило тихое:
-Перед отъездом - зайдите к матери: она двеннадцать лет ждала... Каждый день вас выглядывала.
...Стоило двери затвориться, и мужчина, устало выдохнув, откинулся на спинку кресла. Необходимость "держать лицо" отпала и можно было несколько минут, хотя бы наедине с собой дать волю эмоциям...
Барон фон Оффенбах некоторое время сидел неподвижно, затем открыл нижний ящик стола и вытащил оттуда еще один исписанный лист. В отличие от предыдущего, этот был на гербованной бумаге, а внизу, под убористыми рядами строчек, рядом с широкой размашистой подписью, виднелась тяжелая сургучная печать.
Пара прикосновений, и по бумаге поползли пятна плесени...
Старые ошибки, злые слова, подписанные в гневе бумаги...
Порой обман бывает на пользу. Надо лишь быть готовым признать, что ты был не прав, и согласиться это исправить.
Впрочем, первая бумага, подписанная двеннадцать лет назад, после того, как узнал, что сын сбежал - уже уничтожена: плесень гарантированно уничтожает чернила. А на то, чтоб подчистить все остальное, есть еще целый год.
Мадельгер долго стоял перед покоями матери, не решаясь постучать в дверь. Несколько раз поднимал руку, уже готовясь прикоснуться костяшками к створке, и вновь замирал, не будучи уверенным, что поступает правильно.
Наконец, он отважился: постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь.
Баронесса фон Оффенбах сидела в кресле подле окна и задумчиво листала толстую книгу. И все бы было ничего, но тяжелый том лежал у нее на коленях вверх ногами...
У ног женщины, на небольшой скамеечке, сидела служанка, что-то вышивавшая на пяльцах. Услышав шум, девушка вздрогнула, вскинула глаза на хозяйку.
Баронесса встретилась глазами с сыном и слабо выдохнула:
-Иди, Ава, оставь меня... - на тонком запястье белела полоса бинта...
Девушка положила неоконченную вышивку на край стола - на полотне был изображен портрет весело смеющегося мальчишки лет шести: светловолосого, лохматого, и с разными глазами: голубым и зеленым - и на миг присев в неуклюжем книксене, выскользнула из комнаты.
Баронесса молчала, не отводя взгляда от сына... А он... Он, не видяще глядя перед собою, медленно шагнул вперед... Упал у ее ног и уткнулся лбом в ее колени. Жесткий книжный лист царапнул щеку, но Мадельгеру сейчас было на это плевать...
Женщина медленно подняла руку и осторожно, словно боясь, что это сон и сейчас все растает, как предрассветный туман, прикоснулась кочиками пальцев к растрепанным волосам сына... По щекам баронессы фон Оффенбах текли слезы...
Барнхельм задумчиво прошелся по конюшне. Разумеется, предполагалось, что наемник заберет своего коня, но барон фон Оффенбах, расплачиваясь за спасение дочери, высказал мысль о том, что наемник может уехать, столь расплывчато, что это вполне подходило под формулировку "выбирай любого скакуна из конюшни". Главное только, чтоб конюх не привязался. Хотя, с другой стороны, всегда можно сделать непонимающее лицо, сунуть под нос расписку казначея, в надежде, что слуга не умеет читать, и рявкнуть:
-Да ты понимаешь, что говоришь?
Обычно после этого вопросов не возникало.
Впрочем, если конюха еще и можно было обмануть, то тут всплывал другой вопрос. Лошади барона фон Оффенбаха были все как на подбор, красивые породистые... Серые, каурые, изабелловые...
И ни одной вороной. Или хотя бы гнедой, на крайний случай.
Ну, какой уважающий себя шварцрейтар выедет на буланой или мышастой кобыле? Нет. Конечно можно взять то что есть, продать в соседнем городке, купить лошадь правильной масти - но зачем менять шило на мыло?
Барнхельм вздохнул и остановился перед своим скакуном. Похоже, выбирать было не из чего.
Споро заседлав коня, Росперт повел его к воротам конюшни. Кайо послушно вел следом второго вороного скакуна - того самого, на котором до этого ехала Эрменгильда.
-Он же вроде колдуну принадлежит? - удивленно нахмурился остановившийся на пороге Мадельгер.
Шварцрейтар вскинул голову:
-О! Киндеритто, посмотри, Его Милость, молодой барон фон Оффенбах, снизошли до простых смертных! - на губах мужчины плясала кривая усмешка. - В дорогу решили проводить? Или, может, в спину плюнуть?
-Дурак ты, Росперт, - горько вздохнул Оффенбах.
-Так по голове часто били, еще б тут дураком не стать, - не стал спорить Барнхельм.
Упражняться в остроумии не было никакого настроения, а потому Мадельгер вернулся к прежней теме:
-Так что с конем? Почему забираешь?
Барнхельм оглянулся и словно только сейчас увидел, что Кайо ведет на поводу еще одну лошадь:
-А, этого...Так колдун его оставил. Сказал, пешком пройдется, мозги проветрит. А я вот решил, что Кайо хватит на пони да ослах ездить, пора чем-нибудь более серьезным обзавестись.
-Понятно, - медленно кивнул Оффенбах. На миг задумался и, решительно шагнув вперед, перехватил у мальчишки поводья: - Значит, купишь ему в ближайшем городе нового.
-Не понял? - Росперт прищурился, меряя собеседника взглядом.
-Ну... - мужчина запнулся, с трудом подбирая правильные слова. - Другого напарника у тебя ведь все-равно нет?
Шварцрейтар задумчиво почесал мочку уха:
-Может и нет... Но, кажется, кто-то недавно назвал меня "предателем". Киндеритто, - оглянулся он на мальчишку, - не помнишь, кто это был?
Кайо промолчал, благоразумно решив, что есть вопросы, которые не требуют ответов. Сидевшая у него на плече огненная ящерка была с ним совершенно согласна.
-Но ведь у этого "кого-то" были на то все основания! - не выдержал Оффенбах.
-Да? - фальшиво удивился Росперт. - Даже так?.. Киндеритто, забирай коня - Его Милость, если захочет, одолжит у папеньки. А нам, нищим наемникам, даже этя лядащая кляча лишней не будет.
Кажется, на подобное определение обиделся даже вороной жеребец.
Что уж там говорить о взыгравшей крови благородного рода фон Оффенбах?
-Знаешь, что? - рявкнул мужчина. - Это я не я тебя тащил сюда. Не я пытался нажиться на чужом горе. И уж тем более...
-Киндеритто, - восхищенно ахнул Росперт, - ты только посмотри! Перед нами новый, редкий, я бы даже сказал, вымирающий вид! "Ландскнект благородный". Он не наживается на чужом горе, просит с нанимателя минимальную плату за свои услуги, а то и вовсе служит задарма. А еще он...
-Росперт, заткнись! - прошипел Оффенбах, не отрывая злого взгляда от напарника. В глазах ланскнехта засветились недобрые огоньки.
К счастью, Барнхельм все-таки знал, когда надо остановиться, так что на этот раз до смертоубийства не дошло.
Мадельгер подождал пару мгновений, убедился, что на этот раз шварцрейтар все-таки додумался вовремя закрыть рот, и медленно опустил веки. Огненный комок за грудиной, только начавший разгораться, удалось притушить со второй или третьей попытки. Но главное, что все-таки удалось.
Мужчина медленно выдохнул, собираясь с силами, и открыл глаза. Барнхельм невозмутимо смотрел на приятеля, скрестив руки на груди и явно ожидая продолжения беседы:
-Заткнулся. И что дальше, Одуванчик?
В другой ситуации Оффенбах обязетльно бы рассказал, что он думает по поводу манеры Росперта коверкать его имя, но сейчас это был хороший знак. По крайней мере, он уже не был "Его Милостью".
-Дальше... - заставить себя извиниться ландскнехт все равно не мог. Хотя бы просто потому, что не чувствовал за собой никакой вины. Но ведь ему все равно надо было как-то примириться с напарником! - Дальше - я идиот. Ты доволен?
-Хорошая компания подобралась, - задумчиво протянул Барнхельм. В глазах наемника появились смешинки: - Идиот, дурак и младенец... Просто чудесно...
-Даду забыли! - подал пробкий голос Кайо.
-А, ну да, еще и ящерица, - согласился Росперт. На миг задумался и вздохнул: - Ладно, будем считать, что ты извинился, и я твои извинения принял. Поехали что ли?
... Спутники уже выехали за пределы замка, когда Барнхельм внезапно вспомнил:
-Доедем до ближайшего города, напомни, чтоб я тебе тридцать два талера отдал.
-В смысле? - не понял Оффенбах.
-Ну, за возвращение сестренки родителям.
-Это понятно! - отмахнулся наемник. - Почему тридцать два?
-Папенька выделил сто. Колдун сказал, что ему много не надо, забрал всего четыре талера. Одна треть твоя.
Как бы Барнхельм не притворялся неграмотным, деньги он считать умел.
-А почему треть, а не половина?
-А у нас киндеритто еще есть, - невозмутимо сообщил шварцрейтар. - Деньги ученика принадлежат учителю. То есть мне.
-Скотина ты, Росперт, - вздохнул разноглазый. Помолчал и добавил: - Поехали быстрее, нужно колдуна догнать. Я ему спасибо не сказал.
-За что?
Объясняться перед напарником ландснехт не собирался:
-За все.
-А благодарить ты его будешь так же, как передо мною извинялся?
Вопрос остался без ответа...
Примерно через час путешественники разглядели на горизонте одинокую, неторопливо щагающую фигурку.
-Поехали, - нетерпеливо пришпорил коня Оффенбах.
Кайо, сидевший впереди Росперта и крутивший в руках какую-то крохотную прозрачную вещицу, поднял глаза от своей игрушки. Та скользкой рыбкой выскользнула из пальцев и упала на землю. Мальчишка ойкнул и нетерпеливо заерзал:
-Подождите! У меня упало!
-Ну что там еще? - нетерпеливо нахмурился Оффенбах.
Шварцрейтар, тем неменее, спорить с мальчишкой не стал, натянул поводья коня, и ученик соскользнув на землю, упал на колени, разыскивая потерю.
-Долго ты еще?
-Сейчас... Она где-то здесь...
-Да что там у тебя потерялось?! - не выдержал ландскнехт.
-Вот! - мальчик счастливо вскинул руку с находкой: на ладони у него блестела в лучах солнца крохотная, не больше пальца, фигурка ящерки, сделанная из хрусталя.