Вибрирует смартфон Кики. Я мгновенно вынимаю его из кармана дочери и яростно чиркаю пальцем по экрану. Кто бы мог подумать, что мобильный у нее с собой? Мы так торопились забрать детей из школы, что я даже не сомневалась: Кики забыла забрать телефон, который отдала учителю на время урока. Этот гаджет – наш спасательный круг.
– Ну ма-а-ам, – жалобно скулит дочь, глядя, как я листаю экран.
Ей написала Джорджия. От сообщения у меня по спине пробегают мурашки.
Я пыталась с Вами связаться, миссис Дрей. Но мистер Дрей велел не звонить, поэтому я решила написать Кики. Они здесь. Задают вопросы. Мистер Матео говорит, что это сделал мистер Дрей. Меня везут в участок. Миссис Дрей, пожалуйста, возвращайтесь. Это сообщение я удалю.
Д.
Какое-то время я продолжаю тупо смотреть на экран, моргая, пока буквы не расплываются от нахлынувших слез. Матео сказал, что это сделал Чарльз? Чарльз убил Ариэллу.
Спрыгнув с постели, я оставляю детей в каюте, чтобы они не видели мою реакцию. Тело резкими толчками несет меня вперед. Он убил ее. Но зачем? Хотел что-то от меня скрыть? Хотел положить конец нашей дружбе? Или ради Матео, чтобы доказать ему свою преданность? Я помню, последнее время муж из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление на нового клиента, но неужели Чарльз пошел бы на такое ради Матео? Не знаю, как муж ведет дела с другими партнерами, но помешательство на наших соседях, казалось, затмило для него все. Наркотики, ночные вечеринки, музыка, гремящая в два часа ночи на первом этаже, – все указывает на то, что отношения с Матео вызывали у Чарльза серьезный стресс.
Я вытираю сопли и направляюсь в ванную за салфеткой. В ту ночь Трейси что-то видела или слышала. Не стоит винить ее за то, что она игнорирует мои звонки. Ариэлла написала, что все знает. А несколько часов спустя кто-то пустил пулю ей в затылок.
Таких совпадений не бывает. О чем бы Трейси ни рассказала Ариэлле, это стоило нашей соседке жизни. В груди набухает тугой узел, и я пытаюсь продышаться сквозь него.
Нет. Я ничего не выдумала. Клиенты часто рассказывают мне о фантомных страхах, но это явно не тот случай. Я боялась за Ариэллу. А теперь всерьез опасаюсь за Трейси.
И все же мне трудно поверить сообщению Джорджии. Нужны доказательства. Матео – преступник, и ему ничего не стоило бы подставить Чарльза.
Но где-то в дальнем уголке сознания бьется тревожная мысль, которая, точно капризный ребенок, по-прежнему не дает мне покоя. Человек на видеозаписи, его походка, движение руки… Как же он похож на Чарльза! С тех пор, как мой муж познакомился с Матео, его поведение сильно изменилось. Почему он решил сбежать? Почему не стал обращаться в полицию?
Вытерев нос, я сую мобильный в карман, возвращаюсь в спальню и сажаю детей к себе на колени. Теперь, с ребенком в животе, мне трудно удержать их как раньше, когда они могли уютно устроиться у меня под подбородком, а я вдыхала их детский запах. Но я все равно пытаюсь обхватить их обоих.
– Все будет хорошо, – говорю я уверенным тоном, обращаясь к ним, и Кики хмурится, глядя на меня снизу вверх. Но успокаиваю я не детей, а собственного напуганного внутреннего ребенка.
Два месяца назад
По утрам я завела привычку пить кофе у окна, поглядывая сквозь неплотно задернутые занавески в сад Ариэллы в надежде увидеть ее хоть одним глазком. И вот однажды, пару дней назад, когда я уже собиралась поставить кружку на журнальный столик и приступить к работе, взгляд привлекло какое-то движение.
Я так спешила раздвинуть занавески, приоткрывающие окно в жизнь соседки, что чуть было не опрокинула кружку. Стекло запотело от моего дыхания, пока я наблюдала, как Ариэлла легкой трусцой бежит по саду в легинсах, кроссовках и наушниках. Она выглядела такой довольной, такой спокойной, что я даже разозлилась. Можно подумать, наша резко оборвавшаяся дружба ничего для нее не значила. Ариэлла бегает по утрам, тренируется и наслаждается жизнью, пока я торчу в халате у окна и тщетно пытаюсь понять, почему соседка попросила меня о помощи, а потом от нее отказалась.
Сегодня, заняв привычную позицию, я мысленно воздаю хвалу Вселенной, увидев, как Ариэлла выходит в сад, прикладывает к носу платок и сморкается. Ее пушистая собачка, имя которой я так и не удосужилась узнать, семенит следом. Обе останавливаются у платана, растущего у них саду. Ариэлла садится на нижнюю ветку дерева, а собака запрыгивает на колени к хозяйке, которая то ли плачет, то ли страдает простудой. Так или иначе, вид у нее скверный.
Сейчас девять утра. Час назад Матео уехал на работу. За это время соседка могла устроить пробежку, поработать в саду или помедитировать на лужайке, чем, с ее слов, занимается время от времени. Однако я вижу, что она все еще в спортивных штанах, а волосы забраны в небрежный пучок. Так… А это что? Тапочки? Да, она в тапочках. Возможно, все-таки простудилась. Хотя вряд ли.
Я хочу броситься к ней, обнять и заверить, что все будет хорошо. Она гладит собаку и начинает рыдать, прижав платок к лицу. Хватит, пора действовать. Я быстро переодеваюсь в джинсы и джемпер, пробегаю расческой по волосам, чищу зубы и отношу кружку кофе на журнальный столик, где пишу записку и складываю ее.
Я нужна Ариэлле. Увидев, что я пришла, она будет мне благодарна.
Меня приглашают войти, но только потому, что домработница Ариэллы не в курсе, что хозяйка дома не желает со мной встречаться. Домработница знает, что я живу по соседству, и видела меня на ужине, поэтому дверь приветливо распахивается, впуская меня внутрь. Холл выглядит в точности таким, каким я его запомнила: белый, начищенный до блеска, пронизанный тем самым землистым ароматом. Ловя свое отражение в зеркале с золотой рамой, я вижу самозванку, которой не место в этом доме. Вот если бы я утопала в бриллиантах и нацепила на руки драгоценные браслеты… Но нет, одета я сегодня невзрачно. Как обыкновенная мамаша, работающая на дому.
– Мисс Ариэлла на улице, мисс Дрей, – говорит мне домработница. Мы направляемся на кухню, и я улавливаю запах чистящего спрея с апельсиновым ароматом, который она распыляла по кафельной плитке незадолго до моего прихода. Где-то в недрах дома гудит пылесос, а на террасе, заметив мое появление, материализуются крепкие парни. Я по-прежнему не понимаю, зачем соседям столько охранников. Глядя, как они рыщут вокруг дома, можно подумать, что тут живет не иначе как королевская особа.
Домработница открывает стеклянную дверь на террасу, а я стою как вкопанная, не зная, как Ариэлла отреагирует на мой визит. Я хочу только одного: приободрить ее и убедиться, что подруга в порядке. Но не решаюсь переступить порог и молча тереблю записку в руке.
Завидев меня, Ариэлла встает и отряхивает колени. Затем вытирает нос платком, и в мгновение ока ее красная, опухшая, заплаканная физиономия превращается в счастливое, милое, довольное личико. Вскинув брови, соседка говорит:
– Привет. – Она словно заранее отрепетировала выражение фальшивой радости. – Только не подходи слишком близко, я простудилась.
Пару минут назад я видела, как она плачет. Никакая это не простуда. Глаза красные, щеки горят, но причиной тому не насморк. Меня смущает ее вранье, однако иногда нужно позволить людям скрывать от тебя правду.
– Хотела позвать тебя на прогулку. Сегодня чудесный день. – Я щурюсь в небо. – Так солнечно! И мне есть что тебе рассказать.
Я собираюсь поведать Ариэлле о беременности, в глубине души надеясь: если я открою ей свой маленький грязный секрет, она отплатит мне тем же. Ответа я жду с тем же волнением, какое испытывает человек, впервые приглашающий кого-то на свидание.
– Сегодня не могу, – говорит она, и я поджимаю губы. – Может, завтра?
Меня накрывает облегчение. По крайней мере, не отказала. Значит, поход в винный бар, последняя записка и слова Ариэллы забыты? Я смотрю ей в глаза, но не могу ничего в них прочесть. Эмоции прячутся за сожалением и раскаянием. Поэтому быстро говорю: «Отлично!», прежде чем соседка успеет дать задний ход.
Ариэлла машет в сторону дома, словно хочет поскорее от меня избавиться.
– Я бы пригласила тебя попить кофе, но у меня запись к парикмахеру через час.
– Ничего. Все в порядке. Я пришла, чтобы передать тебе это. – Я вручаю ей листок бумаги с рецептом, украшенным изображением банана. Внутри спрятана моя записка. Несколько секунд Ариэлла молча на меня смотрит, затем благодарит, берет листок, сует его в карман и моргает, пряча слезы от меня и тех, кто наблюдает за нашей беседой. – Ты просила поделиться рецептом бананового хлеба, вот я его и распечатала.
Я искала Ариэллу в социальных сетях. Ее там нет. Телефонными номерами мы не обменялись. Я не могу ни написать, ни позвонить ей, потому что у нее нет ни одного мессенджера, даже ватсапа. Ни электронной почты, ни личной страницы. Она существует без единого средства связи в современном мире, где все друг с другом связаны. Другого способа общаться у нас нет. Остается передавать друг другу записки, стучаться в дверь, изображать примерных домохозяек, обсуждать беременность.
Поэтому сегодня я покидаю дом Ариэллы, оставив ей ясное, недвусмысленное послание. Пусть делает с запиской что хочет: выкинет, сожжет или смоет в унитаз. Но сейчас листок у нее в руках. А внутри – мои слова, написанные от всего сердца:
Я хочу тебе помочь. Можешь довериться мне. Просто скажи, что тебе нужно.
Сейчас
Мы провели на «Леди Удаче» пять часов. Ночь окутывает море светло-серым покровом. Океан вздымается и свирепствует. Яхта у нас мощная, но ей не под силу тягаться с волнами, подбрасывающими ее вверх-вниз. Толчки такие резкие, что меня тошнит – никак не привыкну к качке. Но если смотреть на мерцающие вдалеке огни на суше, становится легче.
На большом телевизоре, висящем в одной из гостиных, показывают «Шрека». Прилипнув глазами к экрану, Кики и Куп уютно устроились на диване в пижамах и с двумя мисками чипсов. Они не замечают, что судно раскачивается из стороны в сторону. Я сижу на палубе в холодном кожаном шезлонге, укрытая толстым шерстяным пледом, с большим бокалом красного вина. Ни разу не выпивала с тех пор, как забеременела, но сейчас мне надо расслабиться, иначе я точно не выдержу и спрыгну с яхты прямо в море, бросив семью на произвол судьбы. Вино меня успокаивает. И даже если я сделаю всего пару глоточков и не допью до конца, само осознание того, что бокал здесь, утешит меня и пойдет на пользу.