– Джек, посмотри! – кричит Купер, догоняет Джека и протягивает ему гигантскую ракушку. – Как ты думаешь, в ней живет краб?
Остановившись, Джек садится на корточки и крутит ракушку в руках.
– Не знаю, дружок. Дай-ка взгляну.
Чарльз стоит у него за спиной. Джек пользуется моментом, чтобы наконец бросить на меня взгляд из-под нахмуренных бровей. Я делаю вид, что ничего не замечаю, и пинаю песок.
– Похоже, кто-то и впрямь жил здесь раньше, но потом переехал.
– Пап, мама поранила ногу, – говорит Кики и делает очередное колесо, оставляя следы рук и ног на мокром песке. В них заливается вода, и они тотчас исчезают, будто и не было. – Нужен пластырь.
– Я принесу, – кивает Чарльз. – Идем, Джек.
Джек, поднявшись, отряхивает руки о шорты. Кто, как не он, должен омыть мне ступню и тщательно ее забинтовать?
– Мне и правда нужен антисептик, – говорю я Чарльзу.
Муж кивает, отмахиваясь от меня, как от назойливой мухи, и продолжает идти по настилу. Джек задерживает на мне взгляд. Затем кивает. Вот он, долгожданный знак, что любимый хочет вытащить нас из этой передряги.
Сейчас
Мы обедаем на изогнутом стволе поваленной пальмы. Мимо марширует стройная колонна муравьев с крошечными яйцами на спинках, а над головами у нас, точно связка воздушных шаров на вечеринке, болтается гроздь из четырех недозрелых кокосов. Я тяжело переношу влажность, поэтому никогда не любила Квинсленд. Но листва, океан, острова и белый скрипучий песок делают это место совершенно непохожим на Сидней. Здесь действительно красиво. Не знаю, почему я заметила это именно сейчас. То ли благодаря присутствию Джека, которое подарило мне недолгую передышку, то ли я наконец улучила минутку полюбоваться местными пейзажами. Если бы мне, а не Чарльзу приспичило от кого-то скрыться, более подходящего места я бы точно не нашла. Купер случайно роняет сэндвич на песок, и я вздыхаю. Придется сделать ему новый. Сын явно расстроен – того и гляди заплачет. Вот бы и мне выплакаться вместе с ним. Как же я устала от постоянного волнения… Да еще в ноге настойчиво пульсирует боль.
– Не переживай, Куп. – Я ласково похлопываю сына по коленке. – Скоро пойдем купаться.
– Можешь сделать мне еще один?
Я проглатываю большой кусок хлеба, не прожевав его как следует, и он застревает у меня в горле.
– Позволь мне сначала доесть свой.
Пока я дожевываю сэндвич, Купер бросает ракушки в горный пруд. Они со всплеском падают в воду. Сынишка воображает, что играет в «Майнкрафт», а Кики тем временем уплетает сэндвич, сидя рядом со мной. Я прячу ее ножки от солнца, набросив на них полотенце. Стоит адская жара. От влажности не продохнуть. Хочется броситься в океан да там и остаться. Надо спросить у кого-нибудь насчет медуз.
– Хорошо, что Джек приехал, – бубнит Кики с набитым ртом. – Я уже начала волноваться.
Легкий морской ветерок треплет ее темно-русую челку.
– По какому поводу?
– Я не знаю, где мы. Местные ведут себя странно. Ты потеряла смартфон, а мой разбился. Ни мессенджеров, ни интернета. Но теперь, раз приехал Джек, мне все понятно.
Понятно? Что ей понятно? Похоже, дочь решила, будто во всем разобралась. Может, и мне стать наивной десятилетней девчушкой, поверившей, что знает все на свете?
– Что тебе понятно? – улыбаюсь я.
Кики смахивает челку с глаз.
Что мы здесь ненадолго. И скоро поедем к твоей подруге.
Я целую дочь в лоб.
– Мне тоже тут не по себе.
Кажется, Кики рада, что я разделяю ее мнение.
– Пляжный дом такой жуткий! – вздыхает она.
– И не говори.
– А еще там совсем нет игрушек.
Понимаю, – говорю я. – Но иногда даже интересно поискать другие занятия, правда?
Кики согласно кивает и показывает в сторону пляжа:
– А вот и Джек.
Я перестаю есть и кладу сэндвич на колени. Джек направляется к нам с бинтом и антисептической мазью. За ним идет женщина с татуировкой на спине, неся в руке ведро, от которого поднимается пар. Подойдя ближе, Джек треплет волосы Купа, наклоняется к пруду и что-то говорит о кораллах, а его спутница, не останавливаясь, движется ко мне.
– Сейчас они очистят мне рану на ноге, – объясняю я дочери и перекладываю сэндвич ей на тарелку.
Потом поднимаюсь и ковыляю к «Барку» в надежде, что мы с Джеком сможем остаться наедине. Нам надо поговорить. Но женщина кричит: «Нет, нет, нет!» – и приказывает мне вернуться на дерево. Как шпионка, посланная следить за мной и Джеком.
И тут меня осеняет. А вдруг Чарльз все-таки знает о нашем романе? Вдруг Матео ему рассказал? Может, именно поэтому муж меня избегает?
Я покорно возвращаюсь на дерево, и женщина приподнимает мне ногу. Кики тихонько хихикает. По ступне струится, смывая белый песок, теплая вода, свежая и слегка ароматизированная. Джек выпрямляется и подходит к нам, уставившись на меня.
– Как тебя угораздило? – спрашивает он.
– Наступила на острый камень.
Он цокает языком и нагибается, чтобы осмотреть рану, но не дотрагивается до ступни. Нос его усыпан бледными веснушками, а лицо какое-то серое и осунувшееся, словно он напряжен. Совсем непохоже на него.
– Джек, куда мы едем дальше? – спрашивает Кики, прикончив сэндвич. – Где находится следующий остров?
Он улыбается и щекочет ей пятку.
– Это сюрприз, Кики.
– Домой? – спрашиваю я.
Женщина поднимает взгляд на Джека. А тот молчит. Но почему? Неужели так сложно со мной поговорить? Где-то над нами с криком проносится чайка, высматривая хлебные крошки. Выходит, Джек все-таки приехал к Чарльзу. Я моргаю, смахивая слезы, не в силах на него смотреть.
– Сейчас вытру и забинтую, – говорит Джек.
Я вырываю полотенце у него из рук.
– Не утруждайся. – Стиснув зубы, насухо вытираю ногу и осматриваю рану. Кики не сводит с меня глаз.
– Позволь мне хотя бы помазать…
– Кики, будь добра, сделай Купу сэндвич.
– Но, мам…
– Давай быстрее.
Дочь вздыхает, случайно роняет свою тарелку, и та падает на песок. Джек нагибается, чтобы ее поднять, а я забираю у него мазь и бинт.
– Спасибо, – говорю я женщине. Но та стоит на месте, держа в руке ведро, и пристально наблюдает за нами своими черными и зоркими, как у орлицы, глазами. Кажется, в тот день, когда я подглядывала за работницами, ребенок был именно с ней. Я возвращаю ей полотенце и украдкой кошусь на Джека. Солнечные лучи окружают его голову сияющим нимбом.
– Что происходит? – спрашиваю я.
– Ничего, – отвечает он с улыбкой. – Потерпи. Скоро Чарльз все уладит. Хорошо?
– Где ты был, Джек? Мне тебя не хватало…
Он похлопывает женщину по руке и отворачивается.
– Нам пора.
– Что? – шиплю я и уже собираюсь встать, но, вспомнив о больной ступне, не двигаюсь с места. Проигнорировав мой вопрос, Джек спокойно удаляется. А я едва сдерживаю крик. Когда ведро в руке женщины раскачивается из стороны в сторону, кажется, будто наколотые у нее на спине крылья порхают. Джек тяжелой поступью идет впереди. Я знаю, что больше ничего не смогу сделать. Не хочу, чтобы Купер увидел, как я плачу, поэтому отворачиваюсь, смотрю на волны и вспоминаю то время, когда я была маленькой, а нянька водила меня на пляж.
Она всегда была ко мне очень добра. Угощала неаполитанским мороженым[14], играла со мной в мяч, катала на маленькой доске для серфинга. Но все ее попытки развлечь меня рассыпались в прах, стоило мне взглянуть на счастливых детей, резвящихся в воде с родителями. Как няня ни старалась, мать она заменить не могла: обычная молодая студентка, решившая подзаработать во время каникул. А родные мама и папа постоянно меня бросали. Впрочем, как и большинство моих друзей и знакомых.
Джек был моим спасением, но теперь тоже бросил меня, и почему-то я заранее боялась, что так и случится.
Сейчас
Закат окрашивает океан в абрикосово-персиковые тона. Остров окутан золотистой дымкой заходящего солнца, создающей иллюзию рая. Сегодня мы не гуляли. Никто не приближался к «Барку» с тех пор, как мне промыли и забинтовали ступню. Занята я тем, что пытаюсь скрасить досуг детям, а тем временем Чарльз, Джек, Уоллес и рыжий засели в особняке. Нюхают наркоту, пьют и трахают женщин – или чем они там занимаются, пока мы с детьми торчим в «Барке». Интересно, как дела у Джека? Неужели ему тоже приходится участвовать в этой вакханалии? Я с отвращением представляю, как женщины тащат его в спальню, щупают с головы до пят, целуют, лижут, стонут. Боже. Я этого не вынесу.
Хорошо бы выяснить, чем он занят. Подожду, пока не стемнеет, затем подкрадусь к особняку, спрячусь в пальмовой рощице и немного понаблюдаю. Конечно, можно было бы предложить детям искупаться в бассейне, попросив Кики между делом последить за особняком, но я не готова доверить дочь этим людям и не хочу, чтобы Кики с Купом стали невольными свидетелями чего-то непристойного.
Придумывать им занятия – та еще задачка, особенно сейчас, когда меня постоянно отвлекают мысли о горничных, которых я видела в тот день за холмом, о неожиданном приезде Джека и его странном поведении. Мы с детьми построили несколько замков из песка и целую крепость, которая растянулась на пять метров пляжа. Потом соорудили шалаш из пальмовых ветвей и собрали все опавшие кокосы, сложив их пирамидой. Завтра поиграем в боулинг, научимся плести циновки из пальмовых листьев или зароем ноги Кики в песок.
Постоянно ломая голову над тем, чем занять детей, я невольно вспоминаю фильмы о семьях, волею случая оказавшихся на необитаемом острове. Я благодарна за грязный туалет, убогий душ с заплесневелым водостоком и мерзкой горячей водой. Благодарна за припасы в холодильнике, которые, надеюсь, пополнят, когда продукты закончатся или испортятся. Если, конечно, мы задержимся здесь дольше чем на несколько дней. Неопределенность – страшная штука. Вопросы, на которые нет ответов. Когда уже кто-нибудь объяснит мне, что происходит? В такие минуты на душе становится так горько, что хочется реветь навзрыд. В детстве на нас давят границы, правила, традиции. А повзрослев, мы снова попадаем в замкнутый круг. Завтрак, дорога на работу, обед, перекус, пробежка, занятие йогой, ужин, ванна, «Нетфликс», книжка перед сном. Мы знаем, что будет дальше, и знаем, чего ожидать. Когда у меня все это отняли, мое душевное состояние и сама сущность подверглись настоящей проверке на прочность. В мыслях царит хаос, сердце охвачено тревогой, как будто кокос, который мы подобрали с тропинки, застрял в груди и не дает вздохнуть.