Я выхожу из «Барка», сделав нам по сэндвичу с ломтиками моркови и огурца, и приглашаю детей посидеть перед нашим шалашом из пальмовых листьев. Утешить того, чей разум помутился, могут лишь тишина и покой. Надо почаще напоминать себе об этом и следовать принципам, которым я учу других. Тогда у меня все получится и я обязательно придумаю, как вытащить нас из этого кошмара.
– Давайте разведем костер, – предлагаю я детям, чтобы как-то развлечь их и саму себя.
– Из чего? – спрашивает Кики, поставив тарелку на песок, который еще хранит в себе тепло полуденного солнца.
– Собери немного хвороста, а ты, Куп, добудь нам камней. Остальное я сделаю сама.
Дети отправляются на поиски веток, сухой травы и опавших пальмовых листьев, а я тем временем ищу на кухне спички. Их здесь нет, но есть газовая плита. Интересно, работает или нет? Я поворачиваю вентиль и давлю на кнопку автоподжига. Увидев, как из конфорки вырывается синее пламя, удовлетворенно улыбаюсь. Придется изобрести способ перенести пламя к очагу – например, взять рулон туалетной бумаги или небольшую палку, – но костер у нас обязательно будет. С ним нам сразу станет веселее.
Сложив маленький круг из камней, Кики и Купер сваливают в середину палки и ветки. Я аккуратно выстраиваю из них подобие вигвама и прошу детей подождать, пока я добуду огонь.
Затем плотно скручиваю туалетную бумагу, делая из нее факел, поджигаю концы, быстро выбегаю на улицу и бросаю горящий жгут в сухую смесь. Получилось! Трава шипит и змеится, охваченная оранжевыми языками пламени. Пальмовые листья быстро заходятся огнем, извиваясь, как живые. Кики и Купер улыбаются до ушей, и я тоже сияю, уперев руки в бедра. Мы рассаживаемся с тарелками и сэндвичами вокруг нашего маленького костра и смотрим на мерцающее пламя. Я знала, что огонь поднимет нам настроение, такова удивительная сила природы. Костер прекрасно вписывается в окружающую обстановку, ну а мне остается лишь притворяться. Так же, как это делает закат, как делает вода, сейчас такая спокойная, что сливается с небом. Я притворяюсь, будто мы в раю, и на мгновение узел в груди ослабевает.
Но с наступлением ночи, как только дети заснут, я отправлюсь на разведку к главному дому.
Сейчас
Грубые песчинки больно колют ноги каждый раз, когда я переворачиваюсь с боку на бок. Кики и Купер натащили в дом песка, но что тут поделаешь, мы ведь на острове. Как ни старайся, песок все равно набьется в волосы, под ногти и в уши.
Занавески покачиваются на ветру, а за окном что-то тихо шепчет ясное черное небо. Уже поздно, но я никак не могу заснуть. И когда мне снова удастся как следует выспаться? Кажется, будто от дома нас отделяют миллионы лет. Представляю, какой переполох царит в Сиднее. Трейси, наверное, сама не своя, но пытается ли она что-то предпринять? Обратилась ли в полицию? А мама с папой – мучаются ли они бессонными ночами, не смыкая глаз от волнения? Интересно, о чем они сейчас думают, что представляют себе, какие догадки строят. Нападки журналистов кажутся вполне обоснованными. Наша семья действительно в бегах. Соседку действительно застрелили. Мой муж отвечал за охрану их дома, я была подругой Ариэллы. Домработнице велели молчать. А Чарльз засветился на видеозаписи с пистолетом в руке, и я не сомневаюсь, что он и есть убийца. Скоро ли нас найдут и арестуют на глазах у Кики и Купера?
Но я не могу позволить себе лежать и ничего не делать. Мне нужны ответы. Вот бы Джек сейчас оказался рядом, обнял меня и заверил, что все будет хорошо. Музыка. Ритм, повторяющий биение моего сердца. Это они. Видимо, пьяны или под кайфом.
Осторожно, стараясь не разбудить Кики и Купера, я перекатываюсь на постели и сую ноги в кроссовки. Поврежденная ступня саднит и по-прежнему очень чувствительна, но это наименьшая из моих проблем. Неслышно спустившись по ступенькам, останавливаюсь у подножия лестницы, замираю и вслушиваюсь. Если снаружи притаился Уоллес, незаметно покинуть «Барк» не удастся. Но до меня доносится лишь отдаленный грохот музыки. Скорее всего, бородач все-таки в особняке вместе с остальными мужчинами. Представляю, как им там весело. Отдыхают на всю катушку, одурманенные наркотой, властью и опасностью.
Медленно открыв дверь, я смотрю на пляж, залитый серебристым лунным светом. Под серым покровом ночи он кажется более мрачным и мистическим. Снаружи никого, никто за нами не следит. Притворив за собой дверь, я на цыпочках иду вокруг дома, чтобы проверить, не поджидают ли меня там Уоллес или пожилая горничная. Ни души. Мы одни. Страшно оставлять детей без присмотра, но действовать надо быстро. Должна же я выяснить, что здесь творится, кто эти люди и чем они промышляют на богом забытом островке. Я торопливо ковыляю по настилу, закусываю губу при каждом шаге, причиняющем мне боль, беспокоюсь, не слишком ли громко я дышу, и повторяю себе снова и снова, что шуметь нельзя. Чем ближе к вершине холма, тем громче становится музыка. Бум, бум, бум. Мужчинам меня не услышать, даже если я закричу. Сойдя на песок, прячусь за пальму и смотрю в ярко освещенные окна особняка. Он такой белый, такой чистый, не то что наша хибара. Тьма скрывает меня от глаз обитателей дома. А вот им от меня не спрятаться. Пригнувшись и сжав губы, я пытаюсь отвести взгляд, но не могу оторваться от окон и трясу головой.
Я вижу, как пожилая горничная с сигаретой в зубах приказывает двум молодым помощницам станцевать для мужчин. Раздевшись, те исполняют эротический танец, залезают на колени к Чарльзу, трутся грудями о его лицо, а он курит и покачивает головой в такт музыке. В одной руке у него пиво, в другой – сигарета. Пока Чарльз наслаждается вниманием танцовщиц, Уоллес грубо хватает и притягивает к себе женщину с татуировкой на спине. С танцовщицами обращаются как с куклами: тянут в разные стороны, шлепают, крутят и вертят, как дети, повздорившие из-за игрушки. А я даже не замечаю, что плачу, пока на губах не появляется солоноватый привкус.
Джек стоит в дальнем конце комнаты и пьет пиво с таким мрачным и суровым лицом, что я едва его узнаю. Трудно понять, что у него на уме. То ли он испытывает отвращение, то ли, как и остальные, накачался наркотиками. Так или иначе, он все-таки здесь. И приехал ради Чарльза. Я отворачиваюсь, не в силах на него смотреть. И вновь спрашиваю себя, кто эти женщины и что привело их на остров. Может, иностранки, которых вывезли из родной страны? А вдруг их удерживают здесь насильно?
Сейчас
Я снова в постели. Лицо горит, мне худо и тревожно, сна ни в одном глазу. И тут ступени скрипят под тяжестью чьих-то шагов. Кто-то сюда идет. Я привстаю, нечаянно задев Купера, и задерживаю дыхание. В голове вихрем проносятся мысли: если сейчас в эту дверь войдет рыжий, я закричу и ударю его камнем, который припрятала под кроватью. Здоровенным белым булыжником с таким острым краем, что больно даже держать в руке. Вмажу рыжему по лбу как следует, рассекая кожу. Это его не убьет, но даст мне время растолкать детей и сбежать. Но куда? К Джеку? К Чарльзу?
Я уже собираюсь сунуть руку под кровать, но в этот момент в спальню заходит Джек. Я ахаю, а он предупреждающе поднимает указательный палец:
– Не бойся. Я один.
Ох, как же ты меня напугал! – бормочу я и съеживаюсь в позе эмбриона, сотрясаясь от рыданий. Дети сонно отстраняются. Джек подходит к нашей постели, садится на корточки рядом со мной, гладит мне лицо и обеспокоенно качает головой.
– Иди ко мне, – шепчет он, и мы целуемся, забыв обо всем. Ведь сейчас Джек со мной, как я и хотела. Да, он приехал по зову Чарльза, но это уже неважно. Лишь бы был рядом. У меня по щекам текут горячие слезы, заливаясь нам обоим в рот.
Отстранившись, я осторожно перекатываюсь на постели, и Джек берет меня за руку, помогая встать. Я так крепко его обнимаю, что грудь отзывается болью. Потом я опять начинаю плакать, уткнувшись в его рубашку, пока Джек не предлагает спуститься на первый этаж.
– Детей разбудим, – шепчет он.
Мы спускаемся по лестнице, держась за руки, а в гостиной я замечаю, что Джек заранее задернул занавески.
– У меня мало времени, – шепчет он, целуя меня в щеку, нос и губы. – Боже, как же я за тебя волновался.
– Что происходит? – спрашиваю я сквозь слезы. – Ты тоже к этому причастен, да? Пожалуйста, скажи мне, что это не так.
– Нет. Конечно, я вообще ни при чем! – Он вытирает мне слезы большим пальцем и снова прижимает к себе. – У меня всё забрали: мобильный, кошелек, вообще всё. Таков был уговор. Я приезжаю к Чарльзу, но в обстановке полной секретности. Яхта, которая доставила меня сюда, уплыла, и теперь я не знаю, как отсюда выбраться и кто эти люди. Но я обязательно выясню. Надо просто улучить минутку и поговорить с Чарльзом с глазу на глаз.
Я надеялась, что любимый пришел ко мне с ответами. Кто, если не он, все мне объяснит, расскажет, какой у нас план, просчитает любые возможные риски? Но оказалось, что он сам ничего не знает. Ему известно не больше, чем мне. Я растерянно смотрю на него и хмурюсь, не понимая, что и думать.
Вас разыскивает полиция, – продолжает Джек. – Чарльз так спешно ретировался, что сразу навлек на себя подозрения. В то утро никто не видел его на работе, и поговаривают, что у него был роман с Ариэллой.
– Вряд ли, – говорю я, – но не исключено, что он мог ее убить. Правда, не знаю, какой у него мотив. Я ведь видела ролик. Стрелок был очень похож на Чарльза. – Я внимательно смотрю на Джека. – А ты зачем сюда приехал?
– Сначала мне написала ты, а потом позвонил Чарльз и тоже попросил о помощи.
Так это правда? – спрашиваю я и отступаю на полшага, пытаясь прочесть его взгляд. – Он действительно убил Ариэллу?
Джек пожимает плечами и шепчет:
– Не знаю. Похоже, я очень многого не знаю о нем.
– Ариэлла хотела встретиться со мной за несколько часов до того, как ее убили, – говорю я быстро и сбивчиво; слова буквально сталкиваются друг с другом. – В то утро я получила записку, в которой соседка сообщила, что хочет со мной поговорить, что все знает и что моя подруга Трейси о чем-то ей рассказала. На прошлой неделе мы ходили в стрип-клуб Матео.