Местом остановки после пятиминутного броска стал случайный переулок. Выбрал я его потому, что здесь был очень удобный карман, где я обработал и перебинтовал ожог, переоделся и надел очки, окончательно сменив образ. Сложив всё ненужное в баул, на смену которому пришла простенькая сумка, я свернул его и засунул в подвернувшийся мусорный контейнер позади какой-то столовой.
А теперь продолжим делать глупости. По правде говоря, я готов назвать каждого, кто вернётся на место преступления, кретином, но именно это сейчас и произойдёт. Нужно удостовериться, что их дом достаточно пострадал.
Когда я по дуге вернулся к месту преступления, прошёл уже почти час с момента поджога. Зеваки к этому моменту разошлись, и только какой-то одинокий обыватель сидел на асфальте у залитого пеной дома.
Кстати, о доме. Он обуглился, выгорел изнутри и, кажется, немного скривился. Прилегающая к нему хибара тоже слегка обгорела снаружи, но, вроде особо не пострадала. Теперь вопрос, а где семейка Атасравы?
Я подошёл к человеку, который сидел на земле и никуда не торопился. Вид у него был несчастный.
– Эй, что здесь произошло?
Признаков образования я на его лице не увидел и поэтому на всеобщем говорил медленно и чётко.
– Пожар, ты несообразительный человек из-за отца-предка.
Интересно, это было оскорбление? Если да, то насколько грубое?
– А где владельцы? Жители? – Я поймал его недовольный, несколько непонимающий взгляд и ещё раз уточнил: – Атасрава, её отец, ребёнок.
– Они уехали, будут прокляты они. Тут я живу! Я живу! Неделю живу, оно сгорело! Человек-кал дом сжёг, мой дом! Род его будет проклят!
Вот ведь шлюшьи дерьмохлёбы! Это же надо было так обосраться!
– Как уехали? Куда?
– Получили сомнительные деньги и неуважительно переехали. Район с водой.
– Водой? – Я переспросил, так как переводчик, кажется, опять не справлялся.
– Вода. Трубы. Циркуляция. Ты дурак?
Новую порцию иноязычных оскорблений я проглотил, так как чувствовал себя виноватым, да и не хочется ругаться с человеком, который час назад лишился дома. Давно я не чувствовал себя таким придурком. Появилось желание даже каким-то образом отвлечь погорельца, ободрить.
– Эй, выпить хочешь? Я плачу.
Несчастный посмотрел на меня, как на лучшего друга.
Через десять минут мы уже сидели в каком-то заведении, выглядящим раза в три хуже, чем бар, в котором постоянно зависала наша команда. Пока я неспешно цедил банку фруктового пива, мой собутыльник заливал горе уже второй бутылкой «Крабового сиропа» и даже не подозревал, что виновник его печали сидит напротив. Избрав момент, когда непрекращающийся поток плача и стенаний жертвы случайного возгорания слегка ослаб, я задал вопрос, который меня интересовал больше душевных переживаний собеседника:
– Так почему уехали прежние жильцы?
– Они обманули неопределённого глупца и на его деньги переехали в район с водой. Купил за деньги это себе, нормальные деньги, наконец дом нормальный был…
«Неопределённого глупца»? Обидно. Хотя, по ошибке спалив жилище этого бедолаги, я только подтвердил данное мне определение.
– В смысле вода? Озеро? Река? Какая вода?
Он посмотрел на меня задумчивым, замутнённым алкоголем взглядом. Вдруг у него в голове что-то включилось и лицо ясно передало озарение владельца.
– Водная труба. Вода. Водоснабжение. – Он расплылся в улыбке, несомненно, довольный парой слов, произнесённых на всеобщем.
– У вас там воды нет что ли? – Он радостно закивал. – А подключить никак?
– Подключить стоит сорок пять тысяч. Купить дом с водой стоит десять тысяч. Хороший дом был у меня, человек-кал всё сжёг!
– Сорок тысяч? С каждого, что ли?
– Сорок пять тысяч платит весь район, дают водный кабель. Потом каждый сам проводит воду оттуда.
– Погоди, а чего вам тогда не скинуться? Это же дешевле?
Он непонимающе воззрился на меня. Я уточнил, как мог:
– Собираются много человек и каждый даёт немного денег. Вместе получается сколько надо. И у всех вода. Понял?
Он понял и не понял одновременно. Это я прочувствовал, глядя на его обезображенное мыслительными процессами лицо.
– Зачем отдавать деньги неопределённому лицу? Лицо обманет, деньги пропадут, ты глупец.
И в этот момент я, кажется, для себя кое-что понял. Как минимум то, почему тут все так плохо живут.
– Эй, мужик.
– Что?
– Держи десятку и переезжай в нормальный район. Прощай.
Оставив на столе десять тысяч кнарфов, я спешно вышел из помещения, оставив за столом пьяного и непонимающего, что произошло, человека.
И что на меня нашло? Раньше я к благотворительности особой склонности не имел. Да, конечно, вина моя, но ведь есть люди, которым помощь нужна больше, чем этому любителю дешёвого бухла. И уж точно есть те, кто заслуживает её в большей степени.
К чёрту. Я шёл быстрым шагом по улице и растирал лицо руками. Какую же тупость я творю. Аж стыдно. Что-то вообще за всё стыдно стало. Вся жизнь какое-то недоразумение. Кругом одна тупость. Да и я не лучше.
С этими мыслями я решительно рыкнул и ускорил шаг. Сделано это было достаточно невовремя – протез при очередном взмахе ногой зацепился за торчащую из земли арматуру, и я с размаху плюхнулся в удачно расположившуюся лужу. Остаток пути до квартиры проделал грязным и мокрым, не переставая задавать себе вопрос: «И зачем я сегодня вообще из дома вышел?»
Глава двадцать шестая. Молчание – золото
На подходе к резиденции и столь желанному душу меня встретила Инес. Она сидела на одной из заплёванных покосившихся лавочек, предусмотрительно подстелив под себя пакет и, судя по виду, откровенно скучала. Повинуясь её призывному жесту, я подошёл.
– И чем ты тут занимаешься посреди ночи?
– Караулю.
– Что, интересно знать?
– Во-первых, Бубновскую паранойю, а во-вторых, одного придурка, нарушившего приказ. Капитан ждёт тебя в баре.
Чёрт. Надо бы предоставить убедительную версию своего отсутствия.
– Понял. Только сбегаю переоденусь.
– Не сбегаешь. Он сказал что-то вроде: «Если этот спортсмен попытается ещё и заныкать свой клоунский прикид, я ему его шмотки запихаю туда, куда не светит солнце».
– Я уверен, он сказал не это.
– Но посыл был именно такой.
– В квартире кто?
– Как минимум Флюгер и шизанутая.
Чёрт, чёрт, чёрт.
– А ещё заявил, что чем ты быстрее придёшь, тем лучше для тебя.
– Так и сказал?
– Посыл тот же.
Делать нечего. Я повернул к бару, постаравшись забыть о засыхающих пятнах грязи на одежде и о том, сколько микроорганизмов обитало в той луже, а также сколько из них переселилось на меня. Предварительный поиск оправданий успеха не принёс, и я зашёл в бар с совершенно пустой головой.
Всё тот же столик. Наверное, бармен уже запомнил нашу компанию. Рядом с капитаном за столом сидел Гнидой, перед которым стояла пара прозрачных бутылок.
– Вечер добрый. Звали? Я пришёл. Слушай, Гнидой, у тебя же в печени дырень была, как ты так много бухаешь? Не отвалится печёнка-то?
– Протянет ещё полгода. А ты садись-садись.
Его голос не предвещал ничего хорошего. Как и тяжёлый взгляд Бубнова, заговорившего следующим.
– Идиота кусок. Было сказано не вылазить?
– Было, но…
– Говно! – зло перебил Гнидой. – Где ты там шлялся, засранец?
Идей или убедительных оправданий у меня всё ещё не было. Ситуация вырисовывалась скверная и в ней было главное тянуть время до того момента, пока в голову не придёт нормальное объяснение. Ну или не настанет конец времён.
– Прошвырнулся на пару кварталов. Переоделся, чтобы местным в глаза не бросаться.
– Ян, тебе кто-нибудь говорил, что ты хорошо врёшь?
– Нет.
– Тогда почему ты продолжаешь это делать?
Я не нашёл, что ответить.
– Сними-ка куртку.
Чёрт. Потянувшись к молнии, я заметил, что кусок бинта, закрывающего ожог, выглядывал из-под рукава. Просто чудесно, я прокололся везде, где только мог.
– Просто прошёлся, значит? – голос Гнидого, после того как он увидел забинтованную руку, стал ещё более ядовитым. – Мы тут ныкаемся вообще-то, не отсвечиваем. Ну и что с тобой делать, болезный? Руку сломать или зарплаты лишить?
– Ян.
– Капитан?
– Отсоедини ногу.
– Прошу прощения?
– Жду.
Ясно. Бубнов хочет лишить меня физической возможности отлучаться из резиденции. Вот только я этого позволить себе не могу как минимум потому что дал слово участвовать в авантюре Доржи.
– Капитан, может, обойдёмся без этого? Ну, там, обговорим детали…
– Отсоедини протез или я сломаю тебе ногу.
В его тихом голосе я не обнаружил ни намёка на шутку и поэтому полез отсоединять протез. В том, что Бубнов способен прямо тут, в баре, исполнить угрозу, я не сомневался. Но действо было прервано, кто бы мог подумать, появлением Доржи. Первый раз за все эти дни я был искренне рад его видеть. Он вошёл и спешно подсел к нам, тут же начав быстро говорить.
– Подставную хату спалили, там сейчас силовики, по ходу по наводке.
Интересно, о какой именно хате они говорят? Впрочем, эта информация полностью завладела капитаном, что позволило мне начать тихонько прикручивать ногу обратно.
– Что было? В двух словах.
– Пришли, постучались. Я открыл, там эти фиолетовые гамадрилы. Ну я сказал, что сантехников не вызывал и захлопнул дверь. Пока они её выносили, свалил через окно и сюда, дворами.
– Плохо, фра, отвратительно. Гнидой, работаем по плану. – Капитан взял БПК, нажал пару кнопок, и я почувствовал, как на мой компьютер пришло сообщение. – Доржи, бери деньги, Флюгера и Яна, заберёте снарягу. Гнидой, с Инес – за вторым фургоном. Времени – час.
– Бубнов, из фургона роботы не выгружены, – сказал Доржи.
– Так выгрузи, болван! Всё, побежали.
Минут пять спешных сборов. Ещё столько же на то, чтобы я, Доржи и Флюгер выгрузили из фургона два деревянных ящика, габаритами напоминавшие гробы, после чего, оставив подтянувшуюся Двадцатку сторожить оставленный во дворе груз, мы рванули по кривым улицам города. Вёл Доржи, попутно копаясь в БПК, и поэтому половину вопросов он игнорировал, но из его обрывочных фраз стало понятно, что бандосы Ангела нашли нас, и теперь мы должны нанести удар до того, как нас сомнут. Короче говоря, случилось именно то, чего боялся Гнидой.