Эскулап зашёл на кухню, после чего вышел с жестяной банкой. Вытащив оттуда пачку кнарфов и засовывая её в карман, он рассыпал всю имевшуюся там мелочь. Монетки покатились по полу.
– Больше у нас ничего нет, клянусь! – Парень зашёлся в рыданиях.
Гнидой, бросив прощальный взгляд на учинённое им безобразие и смачно харкнув, устремился к выходу.
– Двери нужно закрывать, чёрт вас дери! – рявкнул я на прощание и вышел.
– Ману, у нас гости? – голос старушки нагнал меня перед тем, как я закрыл за собой дверь.
Гнидой остановился, разглядывая двери. Я указал на ту, которою приметил до этого. Мы обменялись кивками. Толкнул дверь, она не поддалась. Ещё бы. Жестами Гнидой сказал мне убрать пистолет и заходить первым. Киваю. Кастет на левую руку, почему-то полегчавшую дубинку в правую. Видимо, от нервов я даже вес вещей перестал адекватно воспринимать.
Автолазер уничтожает замок, я врываюсь внутрь. Тут нет перегородок как в предыдущей квартире, и в меня с порога вперились две пары глаз. Гравж сидел на диване, голый торс обмотан бинтами, пропитавшимися кровью. Его спутник уже швырял в меня плед.
Нельзя недооценивать такой дурацкий приём – подобные объекты в воздухе перекрывают обзор, предоставляя простор для манёвра. Я от снаряда увернулся – он пролетел надо мной, попав в Гнидого. Тот от неожиданности нажал на спуск автолазера. В силу ограниченного обзора попал он только по люстре, которая в следующий миг всей своей стеклянной массой грохнулась на пол и разлетелась мелкими осколками.
Выигранное время нужно было дружку Гравжа для того, чтобы дотянуться до пистолета. Одолженного мною пистолета. Ему это удалось, а вот пристрелить меня – нет. Я успел стукнуть его дубинкой по голове до того, как он навёл на меня ствол. Выстрел всё же прозвучал, и окно разлетелось звенящими брызгами, но только потому, что удар его не вырубил. Мой ответный выпад кастетом приходится скользь, и я вижу, как длинный ствол с интегрированным глушителем утыкается мне в бок.
Отдаюсь инерции удара и валюсь на стрелка, одновременно смещаясь с линии огня. Выстрел! Пуля, пролетает мимо. Откидываю дубинку, вцепляюсь в его одежду, выхватываю нож. Звуки ещё одного глухого выстрела и прорезающей мясо стали раздаются синхронно, но я попадаю, а мой противник нет. Удар в сердце – целился я именно туда – должен закончить бой.
Проверить на практике, усвоил ли я уроки анатомии, не получилось, потому что в глазницу незадачливого стрелка вошёл заряд автолазера. Не могу не признать, что это надёжнее ножа в сердце.
Оглядываюсь, встаю. Гнидой прострелил Гравжу руку и тот вцепился в неё, очень часто дыша. Второй обитатель квартиры не шевелился, позволяя мне беспрепятственно забрать своё имущество. И только когда я поднимал дубинку, до меня дошло, что на ней не было шипов. Пожалуй, больше никогда не буду вешать гранату рядом с холодняком.
– А теперь, урод ползучий, мы с тобой… – начал Гнидой, но Гравж его перебил истеричным криком.
– Предатели рода людского! Черти! Вам не победить Легион! – прокричал он и сделал характерное движение челюстями. Изо рта пошла пена. – Вы продали всех, но вы сдохните! Сдохните!
Дикие конвульсии сопровождали агонию.
– Твою-то мать… – протянул Гнидой, когда Гравж перестал дёргаться.
Я не мог с ним не согласиться.
Глава тридцать девятая. Правило четвёртое
– Почему ты так доверяешь Вертухаю? Почему он вообще зовётся Вертухаем? Это же самая подозрительная кличка на свете.
Прошла ночь. Многое случилось за эти несколько часов. Например, я поспал. Так себе поспал на самом деле.
– Да не доверяю я ему, – ответил мне Доржи с характерной интонацией. – Но о его прошлом мне почти всё известно. В медкарте указано даже то, когда у него вертиго вылезло.
Ориентировки на Двадцатку висели по всему городу. Не знаю, что она сделала, но картель обещал за её голову миллион кнарфов. На мой взгляд, нужно было предлагать больше.
– Ты хотел сказать витилиго?
Бубнов, когда узнал про Легион, просто закатил глаза и вздохнул, как умирающий кит. Немного не та реакция, которую я от него ожидал.
– А в чём отличие?
По возвращении в нынешнюю резиденцию я хотел напиться, чтобы забыть о произошедшем в ресторане, но алкоголя не было, а Бубнов с Гнидым не дали мне покинуть квартиру, и поэтому я просто разбил себе костяшки о стену. Хотя бы в этом мне никто не мешал.
– Вертиго – это когда голова кружится. Витилиго – это пятна на коже.
«Щенок, имей силы принять это и жить дальше», – вот что сказал Гнидой после моего вчерашнего всплеска агрессии. Утешитель нашёлся, растудыть его в качель.
– Ладно, запомню. Но сути это не меняет.
Даже день сегодня начался отвратительно, что было в принципе, неудивительно. Андроид, из которого Двадцатка позаимствовала несколько деталей для себя, внезапно ожил. Именно сегодня я спал в кладовке и чуть не дал дуба с перепугу, когда проснулся от скребущих звуков и увидел ползущего ко мне на единственной функционирующей руке робота. Седых волос точно прибавилось. Благо, отключался ночной ползун элементарно, вот только заснуть после такого было невозможно.
– Я думал, у тебя в голове вообще все слова всеобщего языка.
Сейчас мы с Доржи шли к очередному кандидату в пилоты. За один день найти специалиста такого профиля чрезвычайно затруднительно, поэтому претендентов на должность оказалось всего трое.
– Если бы. Когда я ставил этот имплант, денег у меня было как у одинокого инвалида, поэтому хватило только на самый дешманский.
Первого пилота мы уже посетили. Этот тридцатилетний пропитый мужик управлял в своей жизни только судами, предназначенными для ближнего космоса. Как происходит процесс внутригалактической телепортации он знал только в теории, да и то, полагаю, без какого-либо повторения забыл.
– А что не обновишь? Всё равно у тебя череп и так вскрытый.
Второй пилот даже дверь нам не открыл. Кажется, его не было дома. Вызовы по БПК он игнорировал, поэтому мы отправились к последней нашей надежде. Надежа была далеко, поэтому пришлось взять такси.
– Обновлю. Руки всё не доходят.
Такси тут дорогое. Разориться можно на поездках.
– И нормально с имплантами гонять?
Я говорил автоматически, не сильно задумываясь о смысле сказанного собеседником.
– Ты тоже не весь мясной.
Мысли мои плавали где-то там, далеко.
– У меня металл не в черепе.
Всё же у такого климата есть несколько преимуществ. Например, то, что реки грязи уже засохли, а лужи испарились.
– Нам сюда. Роли помнишь?
Зато вернулась пыль. Много пыли. И мусор – его вымыло из всех щелей и закоулков прямо на всеобщее обозрение.
– Нет, знаешь, забыл за эти полчаса. – Я сплюнул напитавшуюся пылью слюну. – Помню всё, помню.
Итак, третий адрес, последний. Если здесь никого не останется, или это будет пустышка, придётся нанимать того пропойцу. Капитан нам за такое головы открутит.
– Товарищ суперкарго, вы готовы ломать комедию? – спросил Доржи.
От временного штата осталось три человека. О смерти второй половины группы никому из них сказано не было, но, наверное, они рано или поздно об этом догадаются. Или уже догадались.
– Готов, товарищ юрист, – вздохнул я.
Дурацкая многоэтажка, дурацкий подъезд, дурацкая дверь, в которую по-дурацки постучался Доржи. Шаги за дверью. Решительный женский голос спрашивает: «Кто?» Акцент странный. Возможно, его вообще нет, и это такая особенность произношения, не связанная с родным языком.
– Это собеседование по работе, откройте, – говорит Доржи.
«Собеседование» будет вести он, я тут нужен только для презентабельности.
Звук замка. Два оборота. Дверь скрипит, её никто давно не смазывал. На пороге девушка. Одета не по-домашнему, шмотки заурядные, из-под коротких рукавов выглядывают татуировки, плотно покрывающие смуглую кожу.
– Добрый день, проходите на кухню.
Мы сдержанно поздоровались в ответ. Я бы назвал обстановку в квартире захламлённой, но хлама тут как такового не было. Было заметно, что об интерьере не очень заботятся. В воздухе витал знакомый запах, но я не мог понять, что он мне напоминает.
– Я готова ответить на ваши вопросы.
У неё короткая стрижка. Татуировки яркие, наверное, они у неё на остальных частях тела тоже. Только сейчас понял, что у местных я не видел ни одной татуировки. Особенности культуры?
– Либитина Пакс, верно? Давай сразу на ты. Мы не очень официозны, считай это политикой компании. Начнём. Какое у тебя образование?
На этих татуировках – цветы, черепа, какие-то абстракции. Не могу сказать, что некрасиво, наоборот, очень даже неплохо. Ей они подходят.
– Пилотское специальное, пять лет. Плюс полтора года производственной практики в перерывах. Во время учёбы и после прошла курсы…
Она говорила и говорила. Татуировки слегка выглянули и из-за съехавшего воротника. Изящная ключица, шея, лицо. Нет, она точно не местная, пусть тон кожи и похож. Другие скулы, геометрия головы.
– Хорошо. Опыт пилотирования?
Интересно, она действительно напоминает мне Инес или я только хочу убедить себя в этом?
– Два года стажа. Имею опыт телепортационных прыжков любой дальности. Преимущественно внутригалактические, меньше внутрисистемных…
Её мимика, движения головы и тела были чувственны, прямолинейны. А вот в голосе сквозило напряжение. Явственное. Я ощущал, как оно растекалось по её нервам. Интересно, она так сильно хочет получить эту работу?
– Угу. А как ты вообще попала сюда, на Амтруно?
Может, я ищу подводные камни там, где их нет? Или, наоборот, из-за воспоминаний об Инес отношусь к ней с предубеждением? Каким предубеждением? О чём я вообще? К чёрту, всё к чёрту. Это просто пилот, который хочет получить работу, пусть Доржи с ней разбирается. Мне плевать.
– Компания разорилась. Корабль за долги отобрали, и я застряла здесь.
Интересно, что Бубнов будет делать с временным штатом? Там же шваль всякая, вряд ли он захочет их брать на корабль. Я бы не взял.