Но Ронин уже поднялся и повернулся к нему, держа руку на рукояти меча. Губы у него были стиснуты, мышцы напряжены. Он смотрел воину прямо в глаза. Он что-то сказал, и голос его был похож на свист летящего стального клинка.
Наступила пауза, во время которой воин прикидывал свои шансы. Он оглянулся в поисках товарищей, но рядом не было никого.
— Ладно, — процедил он сквозь зубы. — Делай что хочешь. Не моя это забота. Пускай зеленые этим займутся.
Он повернулся и пошел к дому, в который зашли беженцы.
Женщина дышала, но глаза ее по-прежнему были закрыты. Она явно была серьезно больна или ранена, а может, и то и другое. Ронин не мог оставить ее здесь, а раз уж он все равно направлялся к аптекарю, он осторожно взвалил щуплое тело на плечо и растворился в суетливых людских потоках.
Огромный кувшин так и висел на скрипучих цепях, отливающих тусклым металлическим блеском в угасающем свете дня. Ему показалось, что слой пыли в аптеке стал еще толще, как будто он не был здесь целое столетие, а ведь он заходил сюда только вчера.
— Ага, — воскликнул старик, не особенно удивившись. — Значит, вы все-таки пошли по переулку.
Когда он открывал рот, его длинные усы смешно трепыхались.
Ронин прошел к табурету и опустил на него женщину. Аптекарь вышел из-за прилавка. На нем был желтый шелковый халат с широкими рукавами, а странные башмаки у него на ногах напоминали деревянные колодки. Взглянув на Ронина, он перевел взгляд на обмякшее тело.
— Она не из Шаангсея...
— Да, я вижу, — откликнулся старик, искусно работая пальцами.
— Она с севера, так мне сказал один воин. Бежала из зоны боевых действий.
Старик покачивал головой из стороны в сторону. Дотронувшись до ее лица, он вернулся за прилавок, извлек из-под стойки пакетики с какими-то порошками — красным, серым и золотистым — и растворил их в молочной жидкости. Полученное снадобье он придвинул к Ронину.
— Заставьте ее это выпить. Вы возьмете ее с собой?
— Да, я не могу ее бросить. Думаю, в Тенчо о ней позаботятся.
В глазах аптекаря промелькнуло какое-то непонятное выражение. Он кивнул.
Ронин прижал основание челюсти, и рот у женщины открылся. Она все еще не пришла в себя. Просунув руку ей под затылок, он приподнял ее голову и стал вливать ей в рот густую жидкость, половина которой растеклась по шее. Ему пришлось прижать ей язык, чтобы она не захлебнулась, но он все же сумел влить в нее немалое количество снадобья.
Аптекарь вернулся из затхлых недр лавки и принялся обрабатывать рану на руке у Ронина. Он наложил квадратный тампон, пропитанный мазью, и перевязал руку белой тканью. Повязку он полил прозрачной жидкостью, мгновенно впитавшуюся в ткань, а потом и в рану. На мгновение Ронин почувствовал острейшую боль, но она почти сразу прошла.
Теперь самое время, подумал он.
— Расскажите мне о корне.
Аптекарь еще раз полил повязку и вытер остатки жидкости.
— Говорят, его нашел один воин. — Голос у старика был сухим и пыльным, словно ветер веков. — Величайший воин народа, давно уже не существующего. Воин выехал поразвлечься, потому что ему было скучно. Так велико было его мастерство, что никто не мог выстоять против него, и потому не удавалось ему обрести того, чего желал он превыше всего, — победить в поединке могучего противника.
Аптекарь перебинтовал плечо Ронина сухой повязкой.
— С наступлением вечера, — продолжал он, — воин выбрался на просеку в дремучем лесу. Корень он заметил сразу. Ничто не росло рядом с ним, да и бледная луна, уже блиставшая в небесах, хорошо освещала его. Когда же воин спешился, он увидел растрескавшиеся и выветренные каменные плиты, врытые в землю, как если бы там было древнее место погребения. Но все письмена на камнях давным-давно стерлись от времени, и нельзя было определить, люди какого народа и племени хоронили здесь своих мертвецов.
В лавке взвихрилась пыль, словно откуда-то снизу повеяло ветром.
— Воин приблизился к корню и извлек его из земли. Неожиданно он ощутил сильный голод и, отрезав кусочек корня, съел его.
Аптекарь убирал оставшиеся пакеты. Ронин смотрел на него как завороженный.
— И тогда, как гласит предание, воин стал больше, чем человек.
— Богом?
— Возможно. — Аптекарь пожал плечами. — Если вам так больше нравится. Это всего лишь легенда.
— Не очень веселая, как вы говорили.
— Да, это правда.
Старик моргнул. Глаза его показались Ронину огромными.
— Воин действительно стал чем-то большим, чем человек, но при этом он превратился в угрозу старым законам, потому что теперь уже никто в мире не смог бы выстоять против него. И тогда против него выпущен был самый страшный противник. Дольмен.
У Ронина закружилась голова. На мгновение ему показалось, что выложенный плиткой пол аптеки превратился в реку. Он сделал усилие, чтобы восстановить дыхание. Откуда-то эхом прокатился смех.
— А что такое Дольмен? — Собственный голос казался Ронину чужим и далеким.
— Древнейший из древних, — тихо ответил аптекарь. — Воплощение всех первобытных страхов. Кошмары ребенка, который боится темноты и остается во тьме один. Жуткие видения, выпущенные на волю, воплощенные в теле и получившие осязаемость.
Сухой ветер пронесся в глубинах его естества. Ронин невольно поежился.
— Разве такое возможно?
Лишь шепот среди вековой пыли.
— Это чудовищная тварь.
— Откуда она?
— Быть может, из корня?
— А откуда тогда корень?
— То неведомо даже богам...
— Она хочет видеть тебя.
— Хорошо, значит, вернулась.
— Она просила тебе передать, чтобы ты подождал ее.
Он рассматривал Мацу в коричневатом свете. Узкое лицо — точеное и совершенное, точно работа мастера-ваятеля. Небольшой рот с широкими губами, огромные черные глаза, нежные, словно бархатный сумрак на морском берегу. На ней — светло-голубой халат с вышитыми на нем коричневыми цикадами. Его украшает золотая кайма и такой же пояс. Он подумал...
— Подожди ее здесь, пожалуйста, — сказала она, потупившись.
— Ты останешься со мной на ночь?
— Я не могу, — прошептала она.
Он попытался заглянуть ей в глаза.
— Юнь принесет тебе вина. — Она отвесила ему церемонный поклон.
— Что с тобой, Мацу?
Она пошла от него через зал, залитый коричневатым светом, мимо жужжания разговоров, мимо пышных шелков, мимо изящных фигур, мимо совершенных лиц.
Эти люди так и останутся для меня загадкой, подумал он.
Он нашел свободное кресло и устало присел. Почти сразу же появилась маленькая Юнь в розовом стеганом жакете. Она принесла лакированный поднос, на котором стоял кувшин с вином и чашки. Присев на корточки рядом с ним, она налила вино и подала ему чашку.
Как только он начал пить, она тихонько исчезла. Ронин смаковал растекавшееся в горле тепло. Пряный вкус вина напомнил ему, что за весь день он ни разу не поел по-настоящему.
Аптекарь, закончив с рукой Ронина, снова принялся возиться с женщиной. Ронин вынул меч, отвернул рукоять, извлек свиток дор-Сефрита и в который уже раз изучил его покрытую загадочными письменами поверхность.
Его отвлек тихий возглас. Старик, похоже, обнаружил рану на теле женщины. Он закрепил повязку на внутренней поверхности ее бедра.
— Не меняйте повязки, даже если она загрязнится. Под ней — лекарство.
Тут аптекарь увидел свиток в руках у Ронина и замотал головой.
— Вы знаете, что это?
Старик отвел взгляд.
— В этом деле я не смогу вам помочь.
— Вы даже не посмотрели. — Ронин протянул ему свиток.
— Не имеет значения.
Глаза у Ронина сверкнули.
— Имеет, холод вас побери! Вы — единственный из всех, кого я встречал в Шаангсее, знаете о Дольмене. А раз вам известно о его существовании, вы должны знать и о том, что он снова выходит в мир человека.
Усталые глаза старика смотрели на него без всякого выражения.
Отчаявшись, Ронин сказал:
— Его подручные уже рыщут по улицам города. Сегодня утром Маккон совершил убийство.
Уголки губ старика слегка задрожали, и он, похоже, начал потихонечку выходить из состояния застарелых страданий и боли.
— Почему вы вообще обратились ко мне? — спросил он надтреснутым голосом, искаженным страхом и чем-то еще, непонятным. — В жизни моей не было ни единого дня, когда бы я не страдал, а прожил я немало дней; теперь я хочу одного — чтобы страдания мои закончились.
— Вы желаете гибели человечеству? — Ронин вдруг рассвирепел. — Если вы промолчите о том, что, возможно, вы знаете, вы становитесь пособником Дольмена.
— Грядет рассвет новой эпохи. Человек должен сам позаботиться о себе.
— А вы разве не человек?
— Я не могу прочитать этот свиток.
— Тогда скажите, кто может.
— Вполне вероятно, что больше никто. Но я вам вот что скажу. Дольмен действительно идет сюда, и на этот раз мир может скатиться в полное забвение, а это и есть победа Дольмена. Дольмен — губитель всего живого, вечный воитель, наделенный невообразимым могуществом. И его крепнущие легионы уже выступили на севере. Ага, я вижу, что вы уже сами догадывались об этом. Хорошо. А теперь идите. Забирайте эту женщину и хорошо о ней заботьтесь. Запомните, что я сказал. Я сделал все, что мог сделать сейчас.
И что теперь делать? Когда еще его примут в Совете Шаангсея?! И он сейчас даже не может приблизиться к городу за стенами, потому что зеленые никогда не пропустят его через ворота. Кири — его единственная надежда. Она знает столько людей, многие из которых весьма влиятельны, поскольку к шафрановым дверям Тенчо каждый вечер стекаются сливки шаангсейского общества: это место предназначено для богатых и власть имущих. Среди них наверняка есть и чиновники из самого Совета. Этим надо воспользоваться, если Кири не откажет в помощи. Нужно спросить ее прямо сейчас. Времени остается все меньше. С каждым днем ледяная тень Дольмена простирается все дальше над континентом человека, а его легионы набирают силу.