– Не боишься, что, наоборот, его потеряешь? Я поспорил, что придешь сегодня ко мне. При свидетелях. И они убедились, что я выиграл.
– Плевать я на них хотела! Мне жизнь Павла дороже.
– Но это – за отдельную плату, – заметил он. – А за капитанскую звездочку когда?
– Слипнется, – сказала Алла. – Ну что, раздеваться, что ли?
– Даже не верится! – помотал он головой. – Сначала продинамила, а теперь сама прибежала… Хоть выпьем сначала.
– Чокаться не будем, – сказала она, отводя свой стакан. – Да, пришла! Так раздеваться или нет?
– Это от нас не уйдет, – вздохнул он, ставя на электрическую плитку чайник.
Она с недоумением посмотрела на него.
– Ах, ну да, куда нам торопиться! Свидетели мой приход уже зафиксировали. А нам еще надо всласть поиздеваться… – Ее голос предательски дрогнул. Она всхлипнула. – Только и на тебя найдется управа, увидишь!
– Ты про этих, за воротами? – поднял он брови.
– Хотя бы, – кивнула она. – Что уж так их боишься? Целый год тебя караулят.
– Этого у них не отнять, – согласился Сережа. – Вот ты мне и поможешь.
– Я? – прижала она руки к груди. – Тебе? Да никогда!
– Ты, ты, – кивнул он. – Кроме тебя, некому.
Сережа согнулся, полез под стол, светя себе фонариком. Она невольно подумала: в самый раз бы сейчас сверху бутылкой по темечку. А он между тем приподнял половицу и вытащил оттуда завернутую в целлофан упаковку. Потом извлек на свет тюбик с шампунем.
– Эти вот, что ждут меня за воротами, дали мне его в аэропорту, чтобы пронес для них через контроль. Я был дембелем, оставаться здесь не собирался. Хотел восстановиться в консерватории, между прочим… – Он посмотрел на нее, как бы проверяя: верит или нет. – Нас, дембелей, таможенники не очень шмонали. А эти, – он кивнул на дверь, – обещали хорошо заплатить. И встали за мной в очередь к стойке, когда я согласился… А что было делать? Они мне показали, стало быть, я уже опасный свидетель. Я уже контроль прошел, а тут вдруг ОМОН набежал, и их повязали. Регистрацию прекратили, всех начали трясти. Что-то искали. Короче, я спрятался в туалет. И там посмотрел, что в этом тюбике.
– Наркотики? – спросила она.
– Если бы, – вздохнул он. – Я тоже так сначала подумал. И хотел даже в унитаз спустить…
– Чего ты от меня хочешь, не понимаю, – перебила она его. – Я тебе зачем?
– А ты не спеши, раз пришла, – спокойно сказал он, отворачивая с тюбика колпачок. Потом начал выдавливать. И она увидела вместе с шампунем тонкую нить бриллиантового ожерелья старинной работы.
И даже ахнула, прикрыв рот рукой.
– Вот я тоже… Как увидел, бегом назад в часть. Хотел пересидеть, дождаться случая. Ведь это свобода, понимаешь? Ни от кого не зависеть.
– И для этого ты снова продался в рабство? – Она удивленно смотрела на него, будто впервые видела. Потом взяла колье из его рук, вытерла шампунь, надела на свою шею.
– У тебя хоть зеркало есть?
Он достал из стола небольшое круглое зеркало, используемое при бритье. И присвистнул от восхищения, глядя на нее:
– Прямо для тебя.
Она красовалась, не могла оторваться, поворачиваясь и так и эдак.
– Но оно же ворованное, ты это понимаешь? Его ищут! Наверняка такая работа есть в каталоге…
И тут ее взгляд упал на вырезки из журналов, пришпиленные к стенам.
– Голых баб коллекционируешь?
– Мой гарем… – усмехнулся Сережа не без самодовольства. И взял что-то вроде указки. – А ты приглядись. Никого не напоминают? Вот эта, например.
– Бог мой… Аня Зуева! Жена лейтенанта. Не совсем, но похожа.
– Картина работы Ренуара, – сказал он не без гордости. – А это Зоя Солодухина. Работа Серова.
– Господи, ты их специально подбирал? Сюда в часть?
– Ну, – кивнул он. – Через отдел кадров министерства… Когда там распределяли выпускников, я заказывал клеркам. Подберите, мол, такого лейтенантика, чтобы жена была точь-в-точь с такой-то картины.
– А муж? – спросила она, не переставая изумляться.
– Дело десятое, – отмахнулся Сережа. – Их как собак нерезаных. Так вот о деле. Очень меня обяжешь, если пронесешь эту штуковину через контроль в аэропорту. Посмотри, на тебе они как фамильные. Никто не остановит. Прямо в них родилась.
– А что ж ты их не использовал? – хмыкнула Алла, кивнув на вырезки из журналов.
– Куда им? Скажешь тоже… Даже Анька Зуева. Разве сравнить с тобой? Наденет, и сразу спросят: где сперла? А тут – язык не повернется, глядя на тебя. Я к такой мысли пришел, когда сам такое увидел. Женщина богатая, холеная шла через контроль. Видно же, когда человек привык к драгоценностям. Даже не остановили. А тебя – и подавно.
– Ну и ну… – Алла между тем продолжала осматривать старинных красавиц. – Слушай! А эта? – И повернулась к нему, приоткрыв рот. Сережа опять усмехнулся.
– Наконец-то. Думал: узнаешь, не узнаешь? Это «Вирсавия», работа Рубенса. Все, кто видел, в один голос: вылитая Тягунова! Она мне всегда нравилась, да все не мог подобрать. А тут твой тесть у нас был, фото показывал, где ты с Пашей в Сочи на пляже… Что смотришь?
Алла смотрела, не в силах произнести ни слова.
– С ума сойти! – протянула она, опомнившись. – Прямо мороз по коже. Ведь та же самая история! Царь Давид послал ее мужа на войну, чтобы затащить ее в койку. Но там – царь! А ты – писарь! Слушай… Так ты это все подстроил? С самого начала?
– Ну, врать не хочу, будто с самого начала… – Он потянулся. – Но мысль такая возникла: приблизить библейскую легенду к нашей серой повседневности. Ведь скучно живем! Я, пока здесь ошивался, полюбил эти игры. Вроде шахмат, понимаешь? Кого куда переставить. Одного в наряд, а жену его, соответственно, сюда. Другого в командировку… А все, повторяю, от скуки.
– Так для тебя мой Паша – пешка?
– Не в нем дело, неужели не понятно? – покачал он головой.
– А я для тебя… – понизила она голос.
– Пока что – средство транспортировки. Справишься с заданием, там посмотрим.
– Слушай… – Она прямо загорелась, до того стало с ним опасно и интересно. – А эти крестики что означают? Кого и сколько раз, да?
– Вроде того, – он сокрушенно вздохнул. – Не представляешь, как это интересно. Особенно начальство стравливать. Люблю, когда у них лбы трещат. Им-то кажется, будто они меня используют, когда друг дружку подсиживают… Ну что, что смотришь? Вас я тоже разыграл. Организовал для Паши командировку на эти курсы через клерков в столице. Через них же – капитанскую звездочку и распределение сюда. Дальше рассказывать?
Она перегнулась к нему через стол.
– Но ты понимаешь, если его пошлют в «горячую точку» и там… убьют, то я тебя своими руками… Ты это понимаешь?
– Надо же, как заговорила! – отстранился он, опасливо косясь на нее. – Ты ведь женой маршала собиралась стать! Где он еще карьеру сделает, как не там? Нет, но если передумала, только скажи. Я ж не гнал его на губу! Сам напросился.
– Ну ты и дьявол…
– Где нам, – махнул он рукой. – Писарь я. Штабная крыса… Вот, кстати, поинтересуйся. Моя настольная книжка, можно сказать. – Он потянулся и снял с полки потрепанную книжку. – «Подпоручик Киже» Тынянова. В школе не проходят, а зря! Там, если помнишь, писарь подпоручика из ничего сделал.
– Помню, – кивнула она. – Из воздуха. И он генералом стал.
– Вот-вот, – продолжал Сережа, глядя на книжку осовелыми глазами. – Писарь-то ошибся, а твой царь не глядя подмахнул. Да им, начальникам и генералам нашим, если хочешь знать, лень хоть страничку прочитать! Подписывают не глядя. И никогда в этом не признаются. И, если кто с умом, пользуются.
Теперь она смотрела на него так, что ему стало не по себе.
– Вон ты какой! – сказала она задумчиво. – А хочешь… Я разденусь? И ты меня сравнишь с Вирсавией своей!
– Потом как-нибудь, – отмахнулся он. – В другой раз. Сначала дело сделаем… И потом, я тебя уже видел раздетой.
– Это где? – спросила она.
– А на пляже. Уже забыла? Так вот ты – лучше! – Он кивнул на репродукцию обнаженной жены царя Давида.
– А я и не собиралась раздеваться, – сказала она. – Просто проверить тебя хотела.
Потом взяла шариковую ручку и поставила на Вирсавии жирный крест.
– Намек понял, – кивнул он, уже откровенно зевая. – Извини, прошлую ночь почти не спал… Но намек я понял. Лучше один большой крест, чем много маленьких. Это по мне. Мой характер. Воровать – так миллион! Иметь – так королеву!
– А разве я не королева? – спросила она, чуть усмехнувшись.
– Но королем меня пока не признала… – сказал он с вызовом.
Довольно долго она смотрела на него в упор. Потом стала перебирать бриллианты, любуясь ими.
– Сколько это примерно стоит? – спросила она.
– Специально не приценивался, но думаю, много. Старинная работа. Двести тысяч баксов, не меньше. Ну что? Вижу по твоим глазам, что согласна.
– Люблю приключения… – вздохнула она. – Наверное, то, о чем ты говорил, очень интересно. Только одно условие. Чтобы завтра же мой Тягунов был дома.
– Ноу проблем, – пожал он плечами. – Что еще?
– Значит, из-за них ты здесь столько просидел? – спросила она. – С твоим-то голосом, даже сорванным…
– Да по-разному, – пожал Сережа плечами, испытывая облегчение. – Сначала из-за них… Потом, говорил уже, эти игры увлекли. Хотя и надоело. Все-таки масштаб не тот. Лейтенанты сопливые, майоры придурковатые… Вот полетим с тобой в столицу. Провезешь мне эти камешки… И сразу подам рапорт на увольнение. Меня, кстати, давно умные люди туда приглашают. Там поинтересней. Генералы, маршалы… Буду дивизии передвигать. Мир или войну определять. Вот это – по мне! А ответственность – на начальство!
– Но петь ты собираешься? – спросила она, глядя теперь на него, как завороженная.
– Исключительно для себя, – категорически заявил Сережа. – Я эту публику, признаться, терпеть не могу. Сопят, хамят, жуют. Мечтаю домик купить под Москвой. С садом. В детстве, помню, любил птиц слушать. Вот и буду им подпевать, лежа на травке. Мечта!