Я, дернувшись в сторону, перекатился кувырком через капот «семерки», чтобы оказаться поближе ко второму противнику и, очутившись на ногах с другой стороны машины, буквально в паре метров от себя увидел второго парня, пытающегося поймать меня трясущимися руками на прицел пистолета. Бах! Бах! Прозвучало два выстрела, почти слившиеся в один, но я, увидев, как остановился направленный на меня ствол, сразу ушел с линии огня, качнув боксерский маятник в одну и сразу же в другую сторону. При каждом уклоне сближаясь со стрелявшим, я всего в два шага подскочил вплотную к своему противнику. Сбив руку с пистолетом в сторону от себя своей левой рукой, я нанес мощный удар фомкой по голове своему противнику правой, а потом еще и еще уже по упавшему на землю телу. Внезапно вокруг наступила полная тишина. Стрелявший лежал без движения в свете фар своей машины рядом с ним на асфальте валялся старый потертый «наган», из которого он только что чуть не застрелил меня. Вот ведь нежданчик получился. Я совсем не предполагал, что оба моих противника окажутся вооружены огнестрелом. Я, вспомнив о первом выстреле, глянул на свое левое плечо, там оказалась простая глубокая царапина, на которую пока можно не обращать внимания, потом пластырем заклею, благо у Абрамыча в машине есть аптечка.
Надо быстрее заметать следы, ведь на выстрелы в любой момент может кто-то появиться. Я сам изначально не стал стрелять, надеясь справиться со своими врагами одной фомкой, а вот у этих парней таких сомнений не было. Ну, еще бы, они вчера по мне стреляли прямо во дворе, и тогда их тоже ничего не смутило. Я потащил волоком по асфальту тяжелое тело парня в его же машину и с трудом, но запихнул его на заднее сиденье. То же самое я сделал и с первым вырубленным мной парнем, у которого был обрез. После этого тряпкой из салона машины Абрамыча я собрал кровь, растекшуюся по асфальту, и притрусив ее землей с обочины, забросил грязную тряпку в машину с телами. Хорошо еще, что не придется искать гильзы, которые после выстрелов так остались в «нагане».
Не теряя времени, я отогнал тачку Абрамыча на темную заправку и спрятал ее за зданием. Трофейное оружие, подобранное на земле около машины, оставил там же, в салоне «семерки». А сам сел в «шаху» и благо ключи были в замке, и сразу же двинулся по виляющей темной грунтовке в сторону карьеров. Там недалеко от действующих есть несколько давно заброшенных карьеров, заполненных водой. В одном из них я даже купался, точнее не я, а Юрка. Он ездил туда вместе с приятелем Славкой и его отцом пару лет назад. Памятью Юрки я помню, что там есть низкий берег, где можно купаться, и высокий берег, от которого до поверхности воды примерно метров пятьдесят. Вот туда-то мне сейчас и нужно. Поблукав какое-то время по освещенным луной грунтовым дорожкам, я наконец выехал к наполненному водой карьеру с нужной мне высокой стороны. Хорошо, что дорогу мне освещала полная луна, иначе в тусклом желтом свете фар я рисковал здесь потеряться.
Добравшись до нужного места, не глуша двигатель, я вышел из машины и подошел к краю обрыва. Внизу, метрах в пятидесяти, в черном зеркале воды отражалась полная луна. Я еще раз осмотрел путь от машины до края и сев в «шаху» подъехал поближе к обрыву. Сзади раздался слабый стон. Значит, кто-то из этих парней еще жив и приходит в себя. Но тут, на войне как на войне, не я все это начал. Заглушив двигатель и поставив коробку на нейтралку, я вылез из салона и, упираясь со всей силы ногами в землю, стал толкать машину вперед. «Шестерка» с трудом, но пошла к краю, и постепенно набирая скорость под маленький уклон, она ухнула с обрыва вниз, чтобы буквально через секунду войти в черную воду с громким плеском. Некоторое время машина, булькая выходящим воздухом, уходила под воду. Потом из-под воды еще некоторое время выходили пузыри, пока наконец поверхность воды не успокоилась и не стала снова походить на ровное черное зеркало.
Назад к заправке, где меня ждала «семерка» Абрамыча, я возвращался бегом, и дорога назад заняла у меня около часа. Эта ночная пробежка живо мне напомнила такое же возвращение в город после того, как я сжег «волгу» Нукзара вместе с телом хозяина машины. И ведь всего ничего времени прошло с того момента, а все повторилось, но только с небольшими вариациями. Такой метод устранения проблем уже стал походить на нехорошую закономерность, надо что-то делать с такой настораживающей тенденцией. Я даже в девяностые не решал проблемы подобным способом так часто. Не хочется становиться бездушной машиной для убийства, но эти ребята, как и Нукзар несколько месяцев назад, не оставили мне выбора. Вопрос встал ребром: либо они, либо я, и выбор был очевиден.
На заправке ничего за время моего отсутствия не изменилось. «Семерка» все также стояла за полуразрушенным зданием, и трофейное оружие, подобранное мной на месте короткой схватки, все также лежало в салоне за водительским сидением. Не став терять времени, я завелся, выехал на дорогу и медленно покатил обратно к дому Абрамыча. По дороге ничего не произошло, и уже через полчаса я добрался обратно. У дома я поставил тачку на то же самое место и, сходив в свою машину, которая стояла в соседнем дворе, принес оттуда спортивную сумку, чтобы забрать свои трофеи.
Двор в это время был абсолютно пустым, но я, выходя из машины, снова накинул кепку на голову и немного сгорбился, чтобы изменить очертания фигуры, на случай если меня сейчас кто-то видит. Вместе с сумкой я поднялся на лифте на нужный этаж и открыл ключом дверь в квартиру Кацмана. Войдя внутрь, я увидел, что хозяин квартиры откатился с того места, где я его оставил, поближе к окну. Я отсутствовал часа три-четыре, и видимо все это время он старался освободиться. Упрямый черт. Но ничего, сейчас я его немного обломаю.
— И снова здравствуйте, — приветливо обратился к своему пленнику я, попутно освобождая его от кляпа во рту. — Спешу вас обрадовать, Марк Абрамович. Наша маленькая операция прошла успешно, и наши друзья навсегда отправились в страну вечной охоты. Надеюсь, что их бренные тела никто и никогда уже не найдет. Чтобы у вас не было соблазна куда-то бежать и что-то кому-то рассказывать, хочу обратить ваше внимание на то, что им звонили и вызывали на встречу именно вы. Я ездил на встречу к ним на вашей машине, и алиби на время исчезновения ваших друзей у вас никакого нет. А меня здесь и тем более там просто никогда не было. Поверьте, у меня найдется несколько свидетелей, что я в это время мирно спал в своей кроватке. Вы меня понимаете?
Я откровенно блефовал насчет свидетелей, но Кацман то этого не знает, а мне нужно, чтобы он не дергался.
— Да, — отдуваясь и отплевываясь, наконец, ответил мне Абрамыч. Он уже смотрел на меня совсем другими глазами, и в них теперь плескалось что-то вроде уважения. — Я бы никогда не стал с тобой связываться, если бы знал, каков ты на самом деле. Не переживай, никуда я не пойду. Если ты, конечно, выполнишь свое обещание и оставишь меня в живых.
— Выполню, обязательно, — охотно согласился я. — Зачем мне вас убивать, мы же договорились, что вы не будете делать никаких глупостей. Но штраф за попытку ограбления и моего убийства остается в силе, так что не обессудьте.
— Десять тысяч? — С тяжелым вздохом уточнил Кацман. — У меня сейчас нет столько.
— Марк Абрамыч, ну не вынуждайте меня прибегать к пошлым угрозам, — недоверчиво покачал головой я. — Я ни в жизнь не поверю, что при ваших-то доходах такая ничтожная сумма представляет для вас сильные затруднения.
— Я отдам остальное золотом, — словно от боли поморщился Абрамыч и ворчливо добавил. — Может ты все-таки развяжешь меня? У меня уже все тело затекло валяться на полу.
— Ну а почему бы и нет, если вы обещаете не глупить, — ответил я, разрезая ножом изоленту у него на ногах.
— Что я враг себе, что ли, глупить с таким отморозком как ты, — тихо пробурчал Кацман себе под нос. — Кто бы мог подумать, что внешне такой милый мальчик может оказаться подобным чудовищем.
— Но, но, Марк Абрамыч, — укоризненно покачал головой я. — Я ведь все слышу.
Сквозь плотно закрытые шторы пробивался солнечный свет. Из открытой форточки до меня доносились визгливые голоса ругающихся во дворе женщин.
— А ты за своим мужем смотри, корова! — Заходилась одна из склочниц. — Твой пьет побольше моего, и мой у подъезда пьяный не валяется.
— Зато мой на заводе работает, и если и пьет, то на свои, а твой мало того что у всех мужиков во дворе на выпивку побирается, так он уже полгода дома сидит бездельничает. Вот напишу заявление участковому, пусть его за тунеядство привлекут. — Не отставала от нее вторая.
— Я те так напишу, что писать разучишься ишь писательница выискалась. — Вызверилась первая.
— А ну давай, давай, ударь меня, я потом и на тебя участковому заяву напишу. — Подзадоривала ее вторая.
«Чтоб вас сороки, поспать не дали.» Про себя выругался я и поднявшись с дивана закрыл форточку и открыл шторы. Крики с улицы не исчезли совсем, но стали намного тише. Глянул на часы на комоде. Без пятнадцати девять утра. Это сколько же мне удалось поспать? Я приехал сюда в четыре тридцать утра, пока то се, лег около пяти, значит спал меньше четырех часов. Ладно, потом отосплюсь, сейчас нужно умыться, размяться и крепко подумать, что мне делать дальше.
Я осмотрелся. Уже знакомая по первому посещению комната в однокомнатной квартире Марининой подруги. Разобранный большой диван резанул мгновенной болью в память о том последнем свидании с Мариной. Напротив большая стенка с книгами и хрусталем, на стене портрет хозяйки квартиры. Кажется, Марина говорила, что ее зовут Юля и она сейчас работает в Москве. Полез в свою спортивную сумку. Там кроме обреза, «нагана» и «тт» лежали пачки денег. Абрамыч изыскал для меня шесть с половиной тысяч деньгами и семь царских червонцев. Я зачел этому жулику их по пятьсот рублей, хотя тот чуть не со слезами на глазах убеждал меня, что им цена минимум шестьсот рублей за штуку. Я не прогнулся и взял семь тяжелых желтых кругляшей с рельефным профилем Николая II вместо шести. Они у меня лежали отдельно, столбиком завернутые в целлофановый пакет.