и парень налетел сверху, нанося жесткие акцентированные удары кулаком в затылок тому, кто оказался наверху. Вскоре тот обмяк, привалив собой второго, которому тут же несколько раз прилетело в челюсть успокоительное от нападавшего.
Отчаянный бой, который длился не более пары минут, вдруг резко закончился. Парень, тяжело дыша, остановился, посмотрел на своих недавних противников, которые больше уже не представляли опасности, и, разглядев на полу свою слетевшую в драке кепку, поднял ее. Отряхнув грязь ладошкой, он одел кепку на голову. Посмотрев на ошалевших соседей по вагону, он громко произнес:
— Граждане пассажиры, прошу всех соблюдать спокойствие. Хулиганы примерно наказаны добровольной дружиной по охране правопорядка в подвижном составе. Прошу вас перейти в другой вагон и по возможности вызвать милицию для их задержания. Всего вам хорошего и счастливого пути.
Прихватив свою спортивную сумку с сидения, парень легко повесил ее на плечо и засунув руки в карманы полупальто, быстро пошел по проходу на выход. Электричка уже тормозила на станции Салтыковская. Спасенная парочка кинулась за ним следом.
— Спасибо вам большое! Вы настоящий герой, — крикнула девушка уже ему в спину.
На что тот, оглянувшись, смущенно улыбнулся и на прощание просто махнул рукой, показывая, что мол, пустое это все.
Выйдя из электрички, я потер скулу, в которую прилетел удар детинушки, и, нащупав приличную опухоль, чертыхнулся про себя. Больно блин. Вот же-ж скотина, мало я ему дал, надо было ему гаду еще и руку сломать для науки. Хотя, то как он лежал, когда я выходил из вагона, говорило о глубоком нокауте. Хорошо бы он там вообще кони не двинул. Все же в полете он крепко приложился затылком об жесткую деревянную спинку сидения. Будем надеяться, что голова у него чугунная, мозгов в ней мало и он благополучно отлежится. Поймать на пустом месте себе проблемы с милицией мне вот никак не улыбается. Советское правосудие всегда носило обвинительный характер, и за превышение необходимой самообороны мне легко пятерик впаяют за милую душу. Никто не будет разбираться, что этих ублюдков было пятеро, и что они могли меня запросто забить до смерти. Судья будет настаивать, что я, как комсомолец, должен был их сначала уговорить вести себя хорошо, и только потом, если бы добрым словом не получилось, тогда, как самбист разрядник, я должен был скрутить их и сдать в милицию, не принеся вреда драгоценному здоровью хулиганов. Вот только ни один судья не скажет, как это можно сделать практически. Здесь даже Федору Емельяненко пришлось бы их валить наглушняк, не считаясь со степенью воздействия на хрупкие организмы асоциальных элементов.
Ладно, это все лирика к делу не относящаяся. Теперь мне нужно как-то побыстрому свалить отсюда, не привлекая излишнего внимания. Сойдя с перрона, я увидел видавшую виды «шестерку», одиноко приткнувшуюся у сугроба рядом с закрытым ларьком Союзпечати. Из приоткрытого окошка водительской двери время от времени выходил легкий дымок и мелькал огонек сигареты. Я подошел к машине и, наклонившись к приоткрытому окну, вежливо спросил у водителя:
— Шеф, до Балашихи сколько возьмешь?
— А там куда? — окинув меня внимательным взглядом с головы до ног, спросил водила — крепкий седоволосый мужик в потертой рыжей дубленке.
— В центр, на Ленина.
— Чирик, — немного подумав, сказал водила.
— Пойдет, поехали, — кивнул я и, обойдя машину сзади, сел на переднее пассажирское сидение, поставив сумку с вещами себе на колени.
Десять рублей от Салтыковки до Балашихи дороговато конечно, но мне нужно поскорее свалить со станции, не мозоля тут никому глаза. Моя поездка к симпатяше Верочке в поселок Купавна на сегодня накрылась медным тазом, ну и да фиг с ней с этой поездкой. Свобода мне явно дороже, чем амурные дела.
Хорошо прогретая машина, вильнув задом на скользкой дороге, сорвалась с места, а я, разморившись после холодного вагона электрички в теплой машине, впал в полудрему, вспоминая события уже почти прошедшей осени.
После завершения акции с цехом Вахо, я провел в Краснодаре целую неделю, прежде чем решился вернуться домой. На этот раз я жил в гостинице, умудрившись все же заселиться туда, накинув дежурной двадцать пять рублей сверху. Всю ту неделю я два раза в день тренировался на местном стадионе, благо погода была хорошая, медитировал в парке и много гулял по старому городу. За все время я пару раз звонил матери, рассказывая ей о своих отношениях с несуществующей девушкой Олей. Между делом я интересовался обстановкой. Никто меня не искал, и никаких необычных происшествий вокруг нашего дома не было.
Кроме мамы, у меня был еще один сторожок в виде Славки и Игоря. Перед отъездом я попросил их понаблюдать за обстановкой вокруг нашей квартиры, привлекая к наблюдению еще парней с нашей группы, но особо не вдаваясь в подробности. Поэтому, вернувшись, я первым делом поехал не домой, а к Игорю в институт. Встретив обрадованного моим возвращением Игоря после третьей пары, я подробно расспросил его об обстановке и, удовлетворенный ответом, что ничего подозрительного замечено не было, рванул домой. Приятель попытался узнать у меня причину моего внезапного отъезда, и зачем были нужны такие предосторожности. Я, усмехнувшись, ответил, что у меня снова была стычка с некими нехорошими людьми, но теперь все хорошо и никаких дополнительных стрелок с ними проводить не нужно. Игорь, в ответ, только покачал головой и ничего мне на это не сказал.
Потом, кратко пересказывая последние новости, он упомянул, что по слухам где-то за городом недавно была перестрелка, где положили много народа, а потом, через несколько дней около цыганского поселка расстреляли каких-то очень авторитетных цыган. Я выслушал все это с бесстрастным лицом, как будто меня это никак не касалось.
Зато колесики в моей голове бешено закрутились. Машину цыган расстреляли не просто так. В СССР случаи применения огнестрельного оружия были чрезвычайно редкими, и причина для расстрела должна была быть очень веской. Если предположить, что это была месть цыганам, как предполагаемым поджигателям и убийцам Хорька сотоварищи, то все ложится в цвет. Скорее всего, люди Вахо, не имея возможности вычислить истинного виновника, постреляли цыган наугад. Теперь все кому надо знают, что хозяин города, потеряв начальника службы безопасности, пару боевиков и важный актив в виде цеха не скис, а сразу же ответил ударом на удар, и готов показательно покарать любого, кто покусится на его владения. Вахо далеко не дурак, чтобы остановить поиски истинных виновников произошедшего, и после этой показательной акции его люди по любому будут рыть землю носом. Ну и пусть роют. Вчерашний школьник Юра, да еще и ударенный по голове монтировкой, никак не может быть связан с прошедшими событиями.
Виновников произошедшего будет усиленно искать и милиция. Два массовых расстрела, произошедших один за другим в короткое время, с вероятностью в сто процентов привлекут внимание Москвы. Возможно, оттуда приедут следователи, чтобы помочь местным милиционерам в расследовании. Тут есть тонкий момент, мент из Москвы Казанцев знает, что я искал Марину и знает, что мне известно описание человека, который вывозил тело Марины из ее квартиры. Свяжет ли он это описание с Хорьком? По идее не должен, Казанцев вообще-то служит в другом ведомстве. Его епархия — это экономические преступления, а тут убийство. Хотя, если связать сгоревший накануне неподалеку цех и три трупа на двух «волгах», которые появлялись у цеха во время пожара, то можно и протянуть ниточки. Если грамотно пошарить на пепелище, то можно найти не сгоревшее до конца оборудование, ту же фурнитуру от джинсов и понять, что это был за цех. А дальше связать московских БХССников и убойщиков в одну команду и начать это дело крутить по полной. Вот только опять же, ну не подходит мальчик Юра на роль боевика, который это все мог провернуть. У нормального опера или следака, такое допущение просто в голове не поместится. Тут уж нужно напрягаться Вахо, это ведь его цех и его люди. Но как бы то ни было, мне нужно поскорее валить из этого городишки, слишком уж я тут наследил.
Дома я огорошил мать известием, что с Олей у меня ничего не вышло и вообще, Краснодар — это не тот город, где я хотел бы остаться, масштаб для меня не тот. Что теперь я нацелен на Москву и на поступление там в институт. Для этого я собираюсь поехать туда, и устроившись работать на завод, усиленно готовиться на вечерних курсах к поступлению в следующем году в институт. Мать, конечно, была в шоке, но я умею быть убедительным, да и мое желание работать и учиться в Москве ее порадовало. Она немного опасалась, что я могу влипнуть в какую-нибудь неприятную историю, но все же согласилась, что так будет для меня лучше. Я ведь последние месяцы был то на море, то в Краснодаре и ничего плохого со мной не случилось. Наоборот, я почти совсем оправился от травмы и теперь готов к новым свершениям.
Мысли о Вахо и о Потапове я пока задвинул на самый край сознания. Вахо свое уже получил, а до «оборотня в погонах» — полковника Потапова я еще доберусь. Мне надо выждать некоторое время, чтобы никто не связал недавние события в подпольном цехе Вахо и то, что произойдет с этим полканом. Говорят, что месть — это блюдо, которое подают холодным, ну что же, пусть она хорошенько остынет. Потапов никуда не денется, я привык платить свои долги. Пусть этот долг еще немного подождет, пока уляжется шумиха с моим сольным выступлением на складской базе.
Я снялся с места всего через неделю после своего возвращения из Краснодара. За это время я закрыл все свои насущные дела. Подготовил погрустневшим парням план тренировок на ближайший год и помог им договориться об аренде подвала для тренировок в холодный период. Старшим остался Игорь. За время наших совместных занятий он очень сильно спрогрессировал как боец, а за время моего отсутствия, он показал себя отличным тренером. Надеюсь, что под его руководством, основанная мной маленькая секция не захиреет и переживет годы запрета восточных единоборств, чтобы впоследствии стать полноценной сильной школой ММА. У парней есть все шансы. Сумма аренды подвала составила пятьдесят рублей в месяц, что ребятам было вполне по силам, но я все же оплатил аренду по май включительно, сделав маленький прощальный подарок своим ученикам.