— Чей это окурок?
Наш взводный — лейтенант Ваниев злобно вращает глазами и указывает своей начищенной черной туфлей на валяющийся перед входом в казарму «бычок». Пацаны только недавно вымели здесь все, и откуда здесь взялась эта напасть, хрен его знает. Мы стоим перед входом и молчим, не зная, что ответить этому лощеному франту в наглаженной с иголочке форме и начищенных до блеска остроносых черных туфлях. Ваниев поймал меня с приятелями, как раз в тот момент, когда мы, пользуясь выдавшимся свободным временем, собирались выйти позаниматься в спортгородок. Кроме нас троих, здесь еще около десятка других солдат из нашего взвода. Мы дружно, как положено, первыми поприветствовали командира и сразу приняли деловой вид, типа мы тут не дурака валяем, а идем по делу. Но тут лейтенант, который и так, судя по всему, был на взводе, заметил треклятый бычок.
— Я спрашиваю, блядь, чей это окурок? — По слогам, как для тупых повторяет Ванеев, обводя нас по очереди взглядом, как будто пытаясь вытащить ответ из глубин нашей черствой солдатской души.
В ответ снова молчание.
— Козлов! Козлов, твою мать! — Окончательно выйдя из себя, орет командир взвода.
Откуда-то из-за казармы к нам несется огромными шагами «замок» сержант Козлов.
— Зрав желаю тыщ лейт.… — Начинает, было сержант, за три метра переходя на шаг и отдавая честь командиру.
Но злобный летеха и его слушать не хочет. Может ему его баба сегодня не дала, может у него зуб болит, а может просто, оттого, что он мудак, но Ваниев хочет крови.
— Это залет Козлов! — В бешенстве орет взводный на сержанта — Развел у себя во взводе бардак, понимаешь! Почему у тебя курсанты тут шляются без дела? Почему окурки перед казармой валяются? Ты вообще сержант, блядь, или ЗС?
ЗС или залупа синяя — это любимое ругательство нашего взводного. Иногда он произносит его целиком, а иной раз может сократить его до ЗС, но все понимают о чем это он.
— Не могу знать, товарищ лейтенант, — вытягивается в струнку сержант, поедая глазами начальство. Видя состояние командира, он принял самое правильное решение, не спорить и совсем соглашаться, даже с тем, что он ЗС.
— Ну, так узнай и наведи порядок! — В сердцах бросает сержанту Ваниев и уже неспеша удаляется в сторону военного городка. Ну да, сорвал злость, теперь можно уже и не спешить никуда. Как говорится: Сделал гадость — сердцу радость.
Кажется, гроза прошла стороной. Ан нет. Сержант медленно обводит нас взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Получить выволочку от взводного, на глазах подчиненных, это кому хочешь, настроение испортит. Наконец, Козлов разражается длинной тирадой состоящей сплошь из матерных слов, где печатными являются только предлоги. Я стою вместе с остальными парнями из нашего взвода и пропускаю все, что орет сейчас сержант, мимо ушей. Если принимать все на свой счет, то выжить в армии не получится, потому что, по хорошему, надо было бы дать сейчас Козлову по башке, чтобы придерживал язык, но это чревато большими неприятностями. Пока мы не приняли присягу, за это в дизель не отправят и даже на губу не посадят, но бить своего командира у всех на глазах, это очень неблагоразумно. Вот если подловить его тихонечко, там где никто не видит и сунуть кулаком пару раз в пузо, чтобы следов не оставить… А с другой стороны, оно мне надо? Он же сейчас орет не лично на меня, а как бы на всех сразу, что уже менее обидно. К тому же, он это делает за дело и по долгу службы. Ладно, хрен с ним, пусть себе орет, заодно кишки проветрит.
Вечером дело с окурком приняло новый оборот. «Замок» выгнал весь взвод на плац, заставил нас расстелить плащ-палатку. В центр нее торжественно положили злополучный окурок. Четверо бойцов взялись за концы плащ-палатки. И мы печатным шагом помаршировали хоронить злосчастный окурок. Общими усилиями на заднем дворе была вырыта яма метр на два и глубиной полтора метра. Мы вдвоем с Рамазаном в это время стояли в «торжественном карауле», держа вместо винтовок метлы, охраняя «тело» почившего окурка. Наконец, когда Козлов был удовлетворен глубиной выкопанной «могилы», один из бойцов положил окурок в пустую пачку от сигарет, символизирующую гроб и, спрыгнув в яму, торжественно опустил ее вниз. После чего была проведена церемония прощания, где несколько наугад выбранных сержантом бойцов под сдавленные смешки остальных произносили речи прощания с «безвременно ушедшим товарищем».
— Он был коротким и вонючим, но своей безвременной смертью, он открыл нам непреложную истину: не сри там где живешь, и не живи там где срешь. — Под нескрываемый хохот завершил свою речь Романов.
Козлов и сам уже улыбался, но все же прикрикнул на особо веселившихся пацанов. Потом все курсанты кинули по горсти земли в яму и наконец «похороны окурка» были закончены.
Я думаю, нашим курильщикам еще долго будут вспоминаться эти «похороны», когда они будут идти в курилку. С одной стороны это глупость, а с другой, такой метод воспитания весьма эффективен. Теперь каждый будет присматриваться к курящему товарищу, чтобы дать тому хорошего пенделя под зад, если окурок окажется не в урне. Должен признать, что коллективные наказания все же имеют свой смысл. Нужно сделать так, чтобы все вокруг были лично заинтересованы в поддержании порядка, и тогда порядок будет идеальным.
Глава 7
Сижу на подоконнике и жадно читаю письмо от Вики. В армии, оказавшись в узком кругу сослуживцев, когда все новости ограничиваются тем, что происходит в части, любая информация «с той стороны» ценится просто на вес золота. Она возвращает тебя домой, к тем, кто тебе дорог, и напоминает, что там за забором воинской части есть совсем другая жизнь. Вика мне пишет о сданной на отлично сессии, о тренировках по карате, она с Борисом и Славиком продолжает заниматься в прежней секции, не забывая, впрочем, и моих уроков. Пишет о наших общих знакомых. Кстати, Ваньку тоже уже призвали, только, в отличии от меня, его забрили в погранцы. Неплохо. Погранцы в армии видят себя особняком, эти войска курируются КГБ, и как говорят сами програничники — они щит родины, а все остальные рода войск — это шурупы вкрученные в него. Еще Вика пишет о летней Москве, уже одевшейся в зеленый наряд, о прочитанных ею книгах, о просмотренных спектаклях и о прочих милых сердцу мелочах такой далекой гражданской жизни. Мелочи, о которых начинаешь по-настоящему задумываться только тогда, когда их лишаешься. Мне иногда кажется, что этой гражданской жизни никогда и не было, и она мне только приснилась, хотя с момента призыва, всего-то и прошло чуть более двух месяцев, как будто я родился и прожил всю свою жизнь в этом забытом богом месте, среди собранных здесь со всей страны нескольких сотен восемнадцатилетних пацанов.
Если реально задуматься, то как же это здорово, выйти из дома и просто пойти туда, куда тебе самому хочется, никому не докладываясь, и не выискивая постоянно настороженным взглядом сержанта, или офицера, которых тебе, как младшему по званию, надо строго по уставу поприветствовать первым. Как классно просто поваляться на диване с книжкой в руках, погрузившись в приключения выдуманных авторами героев, а не идти в осточертевший наряд по кухне или маршировать на плац. Как здорово поесть нормальной домашней еды, а не той бурды, которой нас здесь кормят. И самое главное, как это здорово побыть одному. Посидеть в тишине, заглянуть внутрь себя, когда тебе никто не мешает, и никто тебя не дергает.
Здесь, в учебке, почти невозможно остаться одному. Ты всегда находишься на глазах у множества людей. Вокруг тебя всегда кто-то есть: в казарме, или в столовой, на плацу или в спортгородке, даже когда ты сидишь на очке в туалете, у тебя обязательно будет сосед и не один. По дороге из точки А в точку Б ты будешь идти не один, а обязательно с кем-нибудь из своего взвода. Тут по одиночке никто не ходит, за исключением очень редких случаев. Только ночью, лежа в своей койке, рядом со спящими сослуживцами, ты можешь остаться наедине, и то — только со своими мыслями.
Я стараюсь здесь каждое утро просыпаться пораньше, и пока все спят, час-полтора посвящать работе с энергетикой по методикам даоса Сергея. Со времени встречи с ним, я добился некоторых успехов. Контроль и удержание потока ци по меридианам получается уже намного лучше, гораздо дольше удается удержать концентрацию, пока не происходит срыв. Практикуя даосскую йогу, не стоит ждать быстрых результатов. Для получения значимых изменений, нужны годы регулярной практики. Тот сильный толчок, который я получил прошлым летом от Сергея, запустил некоторые процессы в моем теле, и показал, как это должно быть при самостоятельных занятиях. Он тогда мне очень помог, на практике показав и объяснив то, о чем я раньше только читал, не понимая сути прочитанного. Надеюсь, что когда-нибудь мы с ним встретимся снова. У меня накопилось очень много вопросов к Учителю.
Тогда, прошлым летом, у меня было слишком мало опыта, чтобы задать нужные вопросы. Ведь для того чтобы задать правильный вопрос, нужно пройти по пути достаточно далеко, чтобы знать о чем спрашивать. В любом деле самое важное, это маленькие детали, известные только посвященным. Именно знание деталей выполнения тех или иных действий, отличают новичка от опытного практика. Без помощи опытного Учителя, можно всю жизнь проблуждать в темноте, не подозревая, что выход был совсем рядом. Но чтобы Учитель обратил на тебя свое внимание нужно созреть. Если ты не готов к восприятию учения, ты даже не сможешь понять, что Учитель уже появился, и тогда он просто пройдет мимо.
Важно суметь отличить, настоящего Учителя от многочисленный шарлатанов, и просто нечистоплотных людей. Некоторые из них действительно могут обладать паранормальными способностями и даже творить «чудеса» на глазах у восторженных почитателей. Они именуют себя учителями, сифу или гуру, часто говорят вроде бы правильные вещи, но на деле, желают подчинить и развести тебя, чтобы удовлетворить свои потребности в поклонении, власти или просто в твоих финансах. Пример Талгата Нигматулина тому яркое доказательство. Нас