тоящий наставник не наживается на своих учениках, и не удовлетворяет с их помощью свои личные амбиции. Слепое и бездумное поклонение учителю — это зло. Всегда нужно сохранять критическое мышление, чтобы суметь распознать попытки поработить волю, используя твой интерес к эзотерике.
Мне еще сильно не хватает знаний, до многого приходится доходить самому, путем проб и ошибок, но самое главное, что я вижу практический результат от подобных занятий, и это очень вдохновляет. Восстановление после интенсивных физических нагрузок мне теперь дается намного легче. Головные боли, которые преследовали меня после удара монтировкой по голове уже давно ушли. Мелкие травмы, полученные во время тренировок, залечиваются гораздо быстрее, если я окутываю больное место энергией и представляю, как запускаются защитные силы организма. Чем дольше я держу травмированное место в своеобразном золотом коконе из ци, пропитывая его своей энергетикой, тем лучше идет процесс заживления. Пока точно не понимаю, как все это работает, и спросить не у кого, но я пробую, экспериментирую с разными потоками, внушаю себе, что запускаю защитные механизмы тела, и это реально помогает.
То что мои способности к самолечению вышли на новый уровень я заметил после того как смог сравнительно быстро залечить травмы полученные в драке сержантами. Повреждения слизистой во рту, ссадины на лице, руках, гематомы по всему телу и сильный ушиб ребер — стали результатом той схватки. Ночью, сразу после драки, я потратил несколько часов на работу с самыми проблемными местами.
Тогда сильнее всего у меня болели ребра слева. Туда прилетело несколько ударов тяжелыми кирзачами и при каждом вдохе у меня ощутимо покалывало в боку, а при неловких движениях, бок просто пронзало как молнией. Обратившись внутренним взором к месту, где кололо больше всего, я словно увидел там ярко красное пятно, состоящее из множества маленьких точек. Возможно это было самовнушение, а может быть, я действительно так вижу повреждения своего тела. Визуализировав больное место, я решил уделить ему особое внимание.
Расслабившись и успокоив дыхание, прогнал несколько раз поток ци по малому небесному кругу. Потом стал собирать теплый комок золотистого света в нижнем даньтяне, втягивая его с каждым вдохом через верхний даньтян, расположенный между точками байхуэй, находящейся на макушке головы и точкой иньтан расположенной между бровями. Максимально уплотнив этот комок, до ощущения сильной пульсации внизу живота, я пустил поток из пульсирующего комка к больному месту, представляя себе, как этот поток размывает и растворяет красное пятно на больном месте, представляя, как золотистый свет впитывается в кости ребер, замещая собой красноту. Через некоторое время, почувствовал, как пульсация переместилась из даньтяня к больному месту. Тянущая боль начала постепенно уходить, а вместо нее в этом месте начало разливаться приятное тепло. Работая с дыханием, я все гнал поток из нижнего даньтяня к ребрам, чувствуя как больное место нагревается и пульсирует все сильнее и сильнее. Не знаю, сколько точно времени я потратил на лечение, но в какой-то момент, почувствовал, что уже достаточно. Тогда я занялся лицом, точно так же омывая его золотистым потоком энергии ци, вымывая красные точки, густо покрывавшие мысленную проекцию тела.
После всех этих процедур, мою пострадавшую физиономию к утру не разнесло до неузнаваемости, как это могло бы случиться после стольких пропущенных ударов. Ссадины и гематомы никуда не делись, но они были гораздо меньшими, чем должны были быть в подобных случаях. Уж я то знаю, как это бывает, подобного опыта у меня в обеих жизнях было предостаточно. Потом еще несколько ночей я продолжал окутывать облаком ци места повреждений, вымывая оттуда красный туман, который, накапливался за время между сеансами самолечения.
Самолечение на самом деле мне помогло и эту помощь уже нельзя было списать на обычное самовнушение. Парни из нашего взвода очень удивлялись, видя, как у меня быстро прошли последствия ночной драки в умывалке. Кто-то даже пошутил, что на мне заживает все как на собаке. Только так раньше не было. Я помню, что до начала занятий даосской йогой, подобные повреждения заживали у меня раза в два, а то и в три дольше. Подобные положительные изменения стимулируют меня продолжать усердно заниматься энергетикой и медитациями. В прошлой жизни, эта часть работы над собой, к сожалению, почти прошла мимо, и теперь я стараюсь нагнать упущенное, познавая еще одну грань возможностей своего тела.
Между тем, мы, вчерашние «запахи», дав присягу, уже перешли в разряд «духов» и это стало нашим первым шагом по армейской карьерной лестнице. Сама присяга мне ничем особым не запомнилась, тем более, что для меня она уже была второй, первую-то я давал России, но это как будто уже было не со мной.
Та прошлая жизнь Сергея Королева, постепенно становится для меня все более зыбкой и туманной, как будто я не прожил ее сам, а прочитал об этом увлекательную толстенную книгу. Даже как то странно, теперь я больше ассоциирую себя именно с Юрой Костылевым — восемнадцатилетним парнем, со всеми присущими этому возрасту достоинствами и недостатками, а не с пятидесятичетырехлетним пожившим мужчиной. Впрочем, молодость это тот недостаток, который быстро проходи, не успеешь оглянуться и тебе снова полтиник. Так что, буду наслаждаться каждым днем так неожиданно подаренной мне юности. А то, что она ближайшие два года пройдет в сапогах, это не страшно, а даже по-своему интересно. Получить новый опыт, которого я в своей прошлой жизни не получил, и попробовать не просто выживать, а еще и развиваться в сложных условиях, это ли не достойный вызов для человека решившего идти по пути саморазвития.
Как я уже говорил, на церемонии принятии присяги все прошло вполне обыденно. Мы по очереди строевым шагом выходили к столу, за которым стояли наш запмполит, ротный и взводный, брали текст присяги, и держа одну руку на автомате, а другой придерживая перед собой красный альбом, зачитывали его вслух. Единственным интересным моментом, этой церемонии, которого ожидали все без исключения, было выступление Бердымухамедова Рамиля — парня призвавшегося из Таджикистана. Он был из какого то далекого кишлака, по русски разговаривал очень плохо и втолковать ему что то стоило больших трудов. Сколько с ним не бился наш «замок» он так и не смог вдолбить в него приемы строевого шага.
В строю несчастный Бердымухамедов постоянно сбивался с ноги, а повороты в движении были для него вообще чем-то запредельным. Не помогало ничего ни внеочередные наряды лично для него, ни коллективные наказания, когда из-за ошибок Бердымухамедова весь взвод десятки раз повторял осточертевшие повороты в движении. Пацаны потихоньку даже били Рамиля, но он только еще больше тупил, во время строевых занятий, потому что еще больше боялся ошибиться. В общем, получился какой-то замкнутый круг.
Поняв, что с Бердымухамедовым, хоть ты ему кол на голове теши, все равно ничего не сделаешь, Козлов, по совету своего приятеля сержанта Мансурова решил попробовать одну хитрую штуку. Для того, чтобы Бердымухамедову не пришлось исполнять сложные повороты в движении, нас выстроили так, чтобы Рамиль оказался точно напротив стола, чтобы когда придет время выходить перед строем, ему нужно было всего-то пройти вперед, взять в руки папку с текстом присяги, развернуться кругом и зачитать текст. Казалось бы, что может быть проще? Но все во взводе знали, что Рамиль, несмотря на простоту стоявшей перед ним задачи, обязательно накосячит. Некоторые даже заключали пари на пайку хлеба с маслом, будет или не будет у него какой-то сбой. Рамиль не обманул наших ожиданий, взяв папку с текстом присяги, он повернулся через правое плечо, при этом, чуть не уронив автомат, что вызвало сдавленные ругательства нашего сержанта и смешки в строю. От испуга, он, читая текст присяги, постоянно сбивался, а его и так достаточно сильный акцент, стал вообще чудовищным.
Это маленькое происшествие, изрядно повеселившее наш строй, впоследствии стоило выволочки сержанту Козлову от нашего взводного. А тот, в свою очередь, на следующий день отыгрался на всем взводе, заставив нас бежать трешку в костюмах РХБЗ и в противогазах. Удовольствие, я вам скажу, получилось ниже среднего. Мы бежали по самой жаре, загребая ногами по пыльной грунтовке, обливаясь потом и задыхаясь внутри непроницаемых прорезиненных костюмов, представляя собой со стороны, наверное, весьма жалкое и даже сюрреалистическое зрелище, похожее на картину пост ядерного апокалипсиса. Я наверное потерял с потом не менее двух кило, а Ромка Бергман, уже придя к финишу, так перегрелся что потерял сознание, хотя он за эти два месяца наших совместных тренировок очень прилично окреп и немного раздался в плечах. А вот, кстати, и он.
— Можно посмотреть?
Рома подошел ко мне и показал глазами на фотокарточку Вики лежавшую на подоконнике, которую та прислала мне в письме. На этой карточке Вика стояла на фоне входа на ВДНХ в легком синем платье, которое открывало ее длинные стройные ножки чуть выше колен. Она была просто великолепна, особенно ее узнаваемый взгляд. Девушка смотрела с фотографии как большая хищная кошка, с явным чувством собственного достоинства и немного лениво, будто оценивая, прыгнуть и оторвать тебе голову прямо сейчас, или поиграть еще немножко.
— Можно, — кивнул я.
Рома осторожно взял карточку в руки и долго рассматривал улыбающуюся девушку. Потом вздохнув, он положил ее обратно.
— Красивая! И даже какая-то опасная. Это сильно читается во взгляде. Это твоя девушка? Та самая, которая тебя провожала у военкомата?
— Да, — кивнул я — Ее Вика зовут.
— Повезло тебе, такую красавицу отхватил, — еще раз вздохнул Рома, — А у меня еще никогда не было девушки. В школе девчонки со мной мало общались. Они смотрели на других парней из нашего класса: высоких, спортивных, или остроумных и харизматичных. А я ни к тем, ни к другим не относился. Я всегда был тощим, смуглым с большим носом и оттопыренными ушами. Учился всегда хорошо, но был трусливым и слабым. В младших классах, более сильные и наглые парни, меня часто били, а потом даже и бить перестали, потому что, им просто стало не интересно. В драках с одноклассниками за школой, я просто закрывал голову руками, и падал на землю, не оказывая никакого сопротивления. В общем, благодаря всему этому, среди девочек из нашего класса я совсем не котировался, да и вообще, среди всех остальных знакомых девчонок тоже. Мне иногда даже казалось, что как меня зовут, мало кто знает. Одноклассники звали меня либо по фамилии, либо кличкой «бергамот». После школы я вообще мало с кем из них общался. Не было желания ни у них, ни у меня. Потом я работал на заводе, чтобы получить запись в трудовой, для будущего поступления. С ребятами из цеха, я тоже не сошелся. У меня было очень мало общего с ними, и они не приняли меня в свой круг. Я ведь не мог одним махом высадить стакан водки, или со знанием дела обсудить грудь нашей буфетчицы Лены, так что и там я оказался белой вороной. По вечерам, после работы, зубрил химию и биологию, и мне на улицу выходить даже не хотелось. Зачем? Чтобы слоняться одному тоскливо наблюдая за гуляющими под ручку парочками? Вот и вся моя жизнь. Может быть, армия хоть что-то