можностей, пресекать случаи вопиющего беспредела на вверенной им территории. Конечно, и на зонах случается всякое, но это эксцесс, а не постоянная практика.
В стройбаты же, призванными туда отсидевшими мелкими ублюдками, было принесено все самое страшное и позорное, из того что было на зонах. Грабеж, насилие, издевательства, «опускание» — все эти мерзости, в некоторых разложившихся воинских частях стали обычным делом. Все это происходило при полном попустительстве, а то и при потворстве командования этими частями.
Офицерский состав в стройбатах был самым слабым в советской армии. Офицеры часто туда ссылались за какие-то косяки, и свою службу несли соответственно. Точнее, они ее не несли совсем, а забивали на нее большой болт с пробором, предаваясь беспробудному пьянству и воровству. К тому же, некоторые из них извлекали из службы в стройбате еще одну немалую выгоду. Мало того, что государство заставляло призванных защищать Родину пацанов бесплатно работать на прокладке дорог и коммуникаций, строительстве заводов и объектов военного назначения и т.д. Строительные войска были на хозрасчёте, то есть они существовали платили зарплату офицерам и вольнонаемным за счет выполненных для государственных организаций работ. Некоторые, особо предприимчивые командиры, быстро поняв, что к чему, могли занижать объемы выполненных работ, кладя разницу за выполненные помимо плана работы себе в карман. Кроме того, за немалую мзду, они сдавали «своих» военнослужащих в аренду директорам колхозов, предприятий и просто обеспеченным советским гражданам, затеявшим что-то грандиозное у себя на участке. Особенно этим отличались южные регионы СССР, где советская власть была больше абстрактным понятием, а люди жили почти по средневековым законам. Там эмиры, шахи и ханы, стали первыми секретарями обкомов, горкомов и райкомов КПСС, сохранив средневековье за фасадом социализма. Главное было гнать в Москву победные реляции и рассказывать, сколько собрано хлопка, намолочено зерна, и выплавлено чугуна. Не сделано на самом деле, а приписано на бумаге, и отправлено наверх чтобы удовлетворить Москву.
Как правило, к арендованным солдатикам, новые «хозяева» относились вполне неплохо, кормили гораздо лучше, чем в самой части, и в целом отношение было хорошим, но и там тоже бывало всякое, могли относиться и как к рабочему скоту, и даже хуже. Умный и рачительный хозяин свой скот не калечит, ведь новый, стоит немалых денег, а тут, если что, следующих рабов пришлют, у нас страна большая и призывников в ней много. Для того чтобы держать в подчинении вверенных их командованию военнослужащих и при этом сильно не утруждаться, офицерам и нужна была дедовщина. «Дедушки» при этом выступали некими надсмотрщиками, приводя основную солдатскую массу к покорности. За это «дедушки» имели большие поблажки в несении службы, и им позволялось очень многое. Безнаказанность приводит к абсолютной распущенности, если вокруг запуганные и безвольные пацаны, а одернуть зарвавшихся тварей некому, то в одурманенных водкой и анашой мозгах расцветают самые буйные фантазии.
Тем временем «олени», в избытке водившиеся в выбранной сегодня для экзекуции казарме, были готовы развлечь потерявших всякие берега пьяных ублюдков. Сначала, для разогрева, по взлетке бегали ревущие «олени». Выбранные произвольно «душары», пинками согнанные с коек, бежали на четвереньках по полу, при этом дико ревя, изображая самцов оленей во время гона. Время от времени кто-то из «дедушек» пинал такого «оленя» сапогом под зад и тот беспомощно растягивался на полу, вызывая бурные взрывы хохота среди подвыпивших мучителей. Те пацаны, которых пока не вытащили на взлетку, боязливо сжались на своих койках, про себя молясь всем богам, чтобы их сегодня минула участь «оленя». Забава с «ревущим оленем», однако, быстро надоела мучителям. Выбрав произвольно одного, из трясущихся от страха пацанов, они заставили его надеть противогаз, а наверху закрепили согнутую металлическую трубу, изображающую оленьи рога. Стеклянные очки противогаза залепили пластырем и заставили несчастного, заложив руки за спину, бежать вперед. Результат был закономерен — вскоре «олень» сильно воткнулся головой в один из столбов на проходе и упал, забавно дергая ногами. Мучители от смеха просто катались по полу. Тут же был выбран следующий «олень», на которого натянули тот же противогаз и, примотав рога, отправили пинком ноги в короткий забег до следующего столба.
Теперь лысый амбал с вытянутым кулаком, глумливо ухмыляясь, стоит на проходе. В пяти метрах от него кучка «оленей» готовится к новому испытанию — «бодающий олень». Бодать «олени» должны кулак лысого мудака, щерящегося золотыми зубами в пяти метрах от них.
— Первый пошел! — Раздается чей-то глумливый выкрик с койки.
Худенький парнишка в майке, семейниках и кирзачах громко топоча по полу со всей силы разгоняется и бьется головой об кулак амбала, после чего падает на пол. Раздается новый взрыв хохота с коек напротив лысого.
— Отлично! — Несется оттуда — Второй пошел! И сразу третий пошел, четвертый пошел!
Один за другим трое пацанов разгоняются и бьются об кулак лысого ублюдка, падая после этого на пол.
— Слышь ты рыжий, а ну давай-ка еще раз повтори. Ты же, сука, схалявил и не вырубился. — Несется с койки от черноволосого голого по пояс здоровяка с характерным горбатым шнобелем. Его могучий мускулистый торс украшен зоновскими татуировками и густо зарос жесткими черными волосками. На плечах у здоровяка выбиты воровские звезды отрицалы. Ниже пояса он одет в адидасовские спортивные штаны и адидасовские же кроссовки.
— Жорж, я правда вырубился — плаксиво тянет рыжий пацан, для убедительности потирая скулу, которой он ударился о кулак лысого амбала. — Посмотри вот, я почти до крови лицо разбил.
— Ни хуя ты не вырубился душара, — ухмыляется Жорж и смотрит на лысого — Дато, скажи ты почувствовал, как он об тебя рубанулся?
— Нет, ничего не почувствовал, — отрицательно качает головой лысый. — Он, сука, нас наебать решил, в последний момент голову повернул и ударился скулой вскользь.
— Во-о-от! — Торжествующе тянет Жорж, обращаясь к рыжему — А ты, блядь, думал, что мы бухие и не заметим, как ты схалявил. Давай, с разбега, еще раз и прямо носярой. Я хочу увидеть, как пойдет кровь из твоего кривого шнобеля. Только попробуй мне на этот раз схалявить, я тебе тогда матку мехом наружу выверну.
Рыжий с тяжелым вздохом поднимается с пола, отходит на несколько шагов, делает разбег и изо всех сил бьется носом о кулак Дато. Он сразу же садится на корточки, закрывая нос обеими руками. Из зажмуренных от боли глаз у рыжего текут слезы, а через пальцы начинает быстро бежать алая кровь, капая на пол. Дато брезгливо отталкивает ногой несчастного, презрительно бросая ему.
— Бля-я-я! Аккуратнее, сука рыжая. Если ты мне сейчас новые кроссы испачкаешь, я тогда их тебе прямо в твою тощую жопу затолкаю. — И повернувшись, к стоящим рядом троим пацанам, одетым в семейники и белые майки приказывает. — В умывалку этого чморя быстро, чтобы он нам тут своей поганой кровью все не вымазал, и сразу же тряпки сюда. Протрите весь пол так, чтобы языком можно было лизать. Если я хоть капельку крови, или соринку на полу замечу, вы его лизать до самого утра будете.
Парни, подхватив рыжего под руки, срываются с места, счастливые, что их мучения на сегодня похоже уже закончены. Вымыть пол в казарме сейчас для них только за радость.
— Че-то мне, уже надоели олени в лесу, — задумчиво говорит Жорж, обращаясь к своей компании. — А может, перенесемся в культурную столицу нашей родины в Ленинград?
— Да, давай! Даешь культурную столицу, — загалдели наперебой «дедушки» уже предвкушая новое развлечение.
— Все будет, — ухмыльнулся Жорж и кивнул дневальному, стеснительно переминавшемуся неподалеку, — Ара, давай живо тащи сюда Абрама и Машку. И скажи, пусть Машка платье оденет.
Уже через минуту перед компанией мучителей стояли два новых пацана, один одетый в хбшку невысокий худощавый смуглый с кудрявящимися черными волосами и характерными семитскими чертами лица. Он отзывался на прозвище Абрам, хотя на самом деле, его имя было Виталий Шнайдер и призвался он несколько месяцев назад из Волгограда. Второй в плохо сидящем на нем старом женском платье с открытыми плечами и глубоким вырезом открывающим грудь. Этот чуть повыше, полноватый белокожий, рыхлый с плаксивым веснушчатым лицом. Его презрительно звали Машкой и избегали к нему прикасаться. Это был «опущеный» — Александр Витренко, призванный и привезенный в эти далекие степи из маленького городка на Украине. Если бы он знал, что его здесь ждет, то, наверное, разбил бы себе голову, или поломал бы ногу, чтобы только не попасть в эту воинскую часть.
Опустили Витренко сидящие здесь же два брата Резвановых: Мага и Леча, призвавшихся чуть более года назад из далекого горного аула. Несмотря на разницу в возрасте в один год, братья Резвановы неведомо как оказались вместе в одном призыве в этом стройбате. Оба жилистые, крепкие, с мощными густо поросшими черными волосами руками, хорошие борцы, занимавшиеся кроме того карате у известного тренера из Дагестана. Попав полтора года назад в эту часть, они сразу влились в организованное кавказское «землячество», которое «держало» весь батальон. Сейчас в ударном костяке «землячества», состояло десять человек, собравшихся из разных республик Северного Кавказа. Были еще кандидаты в «элиту», которые должны были занять место тех. кто через несколько месяцев уйдет на дембель. Витренко был изнасилован братьями просто от скуки, и чтобы запугать остальных солдат. Такую участь для себя не хотел никто.
Безусловным лидером «землячества» был Засеев Георгий — Жорж из Осетии. Благодаря своему уму, умению драться, огромной физической силе и жестокости, он пользовался уважением среди своих приближенных. К своим двадцати трем годам, Жорж оттянул уже два срока, попав на зону еще совсем зеленым пацаном. Тогда, на малолетке ему пришлось не просто, малолетние преступники постарше, пытались помыкать худеньким мальчишкой, каждый день придумывая все новые издевательства. Но в худеньком и невзрачном Георгии Засееве жили дух бойца и неукротимая ярость. Он тщательно подготовился, и в один день, он кинулся с заточенной до бритвенной остроты ложкой на своих мучителей, отправив троих из них в больничку. Он отсидел за это пару недель в карцере, но с тех пор в отряде его зауважали и больше не трогали.