Нашему ротному Котлярову Михаилу Петровичу на вид уже под сорокет, и по всему видно, что он уже давно переходил в капитанах. Про таких в войсках говорят «пятнадцатилетний капитан» и дело тут отнюдь не в возрасте. Скорее всего, в стройбат он был сослан за какой-то косяк, и глядя на его морду знатного пропойцы, понятно даже за какой. Карьеры ему уже не сделать. Максимум получит майора, когда его через несколько лет выпнут из армии пинком в отставку. И отношение к службе у него соответствующее. После утренней массовой драки, мы успели позавтракать в солдатской столовой, слава богу, там все обошлось без происшествий. Потом нас наорал наш взводный — прапорщик Приходько. Колоритный такой дядечка: лет под сорок, грузный, высокий, с вислыми пшеничными усами и огромными сильными руками. Орал он на нас больше для проформы, потому что так положено, а не со злобы. Он мне даже понравился, хотя поносил нас по матушке весьма виртуозно. Потом тех, у кого были следы драки на лице, стали по одному таскать к ротному. Вот и до меня очередь дошла.
Кроме самого ротного в кабинете еще сидит высокий костлявый тип с желчным лицом. Это капитан Алкснис Владлен Генрихович — местный особист. На счет него меня просветил Эдик, заходивший в кабинет до меня. Взгляд голубых глаз особиста какой-то рыбий, без всякого выражения. Смотрит сквозь тебя, типа просвечивает рентгеном и видит насквозь. Психологически, гад, давит. Знаю я такой типаж людей, встречался в прошлой жизни. Сволочь должно быть редкостная. С его рожей и внешностью ему только фашистов в фильмах про войну играть. Даже интересно, что он будет делать после развала Союза? Может подастся к себе на историческую родину в Латвию и будет там служить новому «демократическому режиму», отлавливая сочувствующих России и бывшей Советской власти.
— Так. Значит ты у нас младший сержант Костылев? — Ротный рассеянно смотрит в бумаги лежащие перед ним. По всему видно, что ему вся эта тягомотина нафиг не упала. Он бы лучше поспал минут шестьсот.
— Так точно, товарищ капитан, — вытягиваюсь я перед начальством.
— Очень плохо службу начинаешь Костылев, — едко вворачивает Алкснис. — Еще и суток с тех пор, как ты в часть прибыл, не прошло, а ты уже накосячил по полной. Как же так то?
— Виноват товарищ капитан, — смотрю уже на Алксниса, стараясь придать лицу придурковато виноватое выражение.
— Конечно, виноват, — вроде благожелательно кивает он и в его рыбьих глазах мелькает какой-то интерес, — А раз сам понимаешь, что неправ, расскажи подробно, что произошло, кто драку начал. Вас, наверное, этой ночью «черпаки» прессовали? Да? Ты не стесняйся, отсюда то что ты скажешь, никуда не уйдет.
— Не могу знать товарищ капитан. — Преданно поедаю глазами особиста. — Никто нас не прессовал. Не знаю ни о какой драке.
— А ссадина на лице у тебя тогда откуда? — Хмурится тот.
— Ночью в туалет выходил и об дверной косяк зацепился, — тут же без запинки отвечаю я.
— Врешь! Не потому ли у тебя ссадина, что ты как раз в утренней драке и участвовал? А может это ты ее и затеял? — Обостряет разговор Алкснис.
— Не знаю ни о какой драке, товарищ капитан — гляжу прямо в его холодные глаза. — Я на площадке все время отжимался, ничего не видел и не слышал. Потом прибежал товарищ капитан и стал в воздух стрелять и ругаться. Почему не знаю.
— Тебя, наверное, заставили отжиматься? — С надеждой спрашивает особист.
— Никак нет, товарищ капитан, я сам очень люблю отжиматься. Как есть свободное время, отжимаюсь и приседаю — отвечаю я.
— А еще что любишь делать в свободное время? — Благожелательно интересуется ротный.
— Еще пресс люблю качать. — Смотрю уже на ротного, как на отца родного.
— Ну что же, тоже неплохо — удовлетворенно кивает тот. — Спорт —это наше все. Тебе здесь он пригодится, чтобы траншеи копать и бетон мешать.
— Так точно товарищ капитан, — Охотно соглашаюсь я.
— Так значит, никакой драки ты не видел и в ней не участвовал? — Снова переспрашивает особист.
— Не видел и не участвовал, — охотно киваю я.
— Вот я и говорю, Костылев, плохо службу начинаешь. Врешь в глаза своим командирам. Смотри, если так пойдет и дальше, то ты очень плохо закончишь, — качает головой Алкснис и прикрывает глаза, теряя ко мне интерес. Потом добавляет. — По таким как ты губа, а то и дисбат горькими слезами плачут. И я думаю что ты обязательно с ними познакомишься
— Все, иди уже отсюда Костылев, и вызови сюда Бергмана. — Приходит ко мне на выручку ротный, которому я вроде понравился.
Выхожу из кабинета и киваю Ромке, фонарь на лице которого уже налился приятной синевой. Ромка молодец, сегодня утром он тоже не убежал, а дрался вместе с нами, за что и пострадал, получив несколько ударов бляхой ремня по телу и фонарь под глаз.
— Иди там тебя зовут. — Громко говорю ему.
Он побледнел и обреченно побрел в кабинет ротного. Я подмигнул ему и успел шепнуть.
— Не менжуйся, просто на все вопросы говори, что ничего не знаешь и ничего не видел. Ничего они тебе не сделают.
Он благодарно посмотрел на меня и, пройдя по коридору, осторожно постучал в дверь.
После обеда меня вызвал к себе взводный.
— Слушай Костылев, есть у меня к тебе дело. — Сразу беря быка за рога, сказал мне Приходько. — Ты что-нибудь в строительстве понимаешь? Конечно, странно такое спрашивать военно-строительной части, но ты сам, наверное, заметил какой у нас тут контингент, сплошь одни чурки и прочие чучмеки из аулов, которые и по русски-то плохо понимают, не то, что в строительном деле.
— Так точно, товарищ прапорщик, заметил, — подтверждаю я.
— Давай наедине без официоза, — машет мне рукой прапорщик. — Когда рядом никого, можешь меня просто по имени отчеству Романом Александровичем звать. Ты я вижу парень нормальный, и пользуешься авторитетом среди товарищей.
— Понял, Роман Александрович — киваю прапорщику.
— Так, что по строительству? Умеешь хоть что-нибудь? — Снова спрашивает меня он.
— Понимаю немного. Могу штукатурить, могу плитку класть, по малярке немного понимаю, по электрике чуток смыслю, ну и по сантехнике тоже. В общем, во всем этом что-то могу, но не сказать что профи. — Сообщаю я, видя как при каждом моем перечисленном умении, улыбка на лице прапора становиться все шире и шире.
— Дорогой ты мой человечище, — крепко облапил он меня, отбросив в сторону субординацию. — Как же мне тут тебя не хватало. У меня сейчас срочный объект горит, а работать некому, либо белоручки, которые мастерок от шпателя не отличают, либо чучмеки, которым только бетон месить можно доверить, и то, в оба глаза приглядывать надо. Я с ними совсем замучался.
— Так я тоже вроде не профессиональный строитель, так самоучка, — Осторожно вставил я, опасаясь, что взводный раздавит меня в своих медвежьих объятиях.
— Да среди наших олухов и это за радость, — ответил Приходько, разжимая медвежье объятия. — С тобой вчера люди из учебки прибыли, вижу что они за тебя горой стоят, а как они в смысле работы?
— Не знаю, но думаю, что будут работать нормально, поспрашиваю сегодня, кто на что горазд, — пожимаю плечами.
— Вот и хорошо, — так просиял взводный. — Я прямо сегодня вечером вывезу вас на объект. Это после ударно проведенного вами утра, будет даже к лучшему. Месяц- полтора там покантуетесь, пока все не закончите, а там, глядишь, и тут все устаканится. Ну и я тебя по возвращении поддержку окажу, если оправдаешь мое доверие. А поддержка здесь тебе по любому не лишней будет, тут в части полно скверных людишек. Ну как, договорились? Сможешь и сам ударно потрудиться, и людей своих, и тех, кого я тебе дам, уговорить хорошо поработать?
— Смогу, Роман Александрович, — подтверждаю я. — Понимая, что судьба в лице усатого прапора делает мне подарок, давая время освоиться, подготовить и укрепить свою команду.
— Смотри, там будут ребята из старших призывов, и тебе нужно будет заставить нормально работать и их тоже. Звание у тебя позволяет, а вот хватит ли авторитета, чтобы они тебя послушали и не послали по матушке? — Хитро улыбаясь спрашивает меня Приходько.
— Если они попробуют послать меня по матушке, Роман Александрович, то я по отечески вразумлю их заблудшие души, — усмехаюсь я в ответ прапору.
— Ну вот и ладушки, — довольно кивает взводный. — Я с комбатом вашу командировку прямо сейчас и улажу. Так что собирайтесь, сегодня же и поедете.
Глава 10
Прапорщик Приходько оказался человеком слова. Он действительно сразу договорился с комбатом и все те, кто меня поддержал в противостоянии с «черпаками», в полном составе уже к трем часам дня покинули часть. При здравом размышлении, это на данный момент лучший выход. Такое решение не устраняет сам конфликт, но как бы откладывает его в долгий ящик, давая нам время подготовиться к предстоящим событиям. Роман Александрович сказал, что работы на объекте, на который мы должны прибыть сегодня ближе к вечеру, всего месяца на полтора, максимум на два, и это меня устраивает. За это время мне нужно будет максимально сплотить и подготовить свою команду. К моменту возвращения, обратно в часть, мы должны суметь стать силой, которая сможет противостоять и старослужащим. и землячеству Жоржа, которое полностью подмяло под себя всю часть. Меня в курс ситуации в части ввел Эдик, красочно описав, что тут творится по ночам, а то и днем в отдаленных закутках. Просто жуть какая-то, если все это правда.
У меня пока в планах нет желания делать революцию во всем отдельно взятом стройбате. Да и возможности такой нет. Скорее всего, этого нам сделать не даст командование батальона, которое сложившееся положение, несомненно, устраивает. Задача, стоящая предо мной, и парнями, которые в меня поверили, значительно проще. Нам не нужно становиться единственным центром силы подавляющим всех остальных. Это, на мой взгляд, пока вряд ли достижимо. Мы должны стать только одним из полюсов силы, с которым будут считаться остальные полюса. Если Жорж поймет, что нас проще оставить в покое и игнорировать, чем воевать, с риском проиграть, то задача минимум будет выполнена. Я надеюсь, что если мы докажем свою силу и упертость, то с Жоржем можно будет договориться по хорошему, насколько это возможно с подобным человеком. Так, как я договорился с сержантами в учебке — мы нормально несем службу по уставу, не посягаем на его власть, и внешне подчиняемся, а он