— Блин, пацаны я реально чувствую что у меня бок становиться горячим и болит меньше, как будто обезбол вкололи —удивленно сказал он.
— Не болтай, и сиди молча, — Покачал головой я. — Ты сбиваешь меня.
Эдик замолчал. Остальные пацаны только сопели рядом, не произнося ни слова. Я поколдовал так еще минут пятнадцать, добиваясь чтобы краснота, которую видел рассеянным внутренним взором над опухшим местом на ребрах Эдика, стала более тусклой, частично заместившись ровным желтым цветом.
— Все, — сказал я поднимаясь и отряхивая руки. Потом спросил у Эдика — Ну как ты?
— Вроде лучше, — неуверенно сказал тот — Когда ты руками там водил, я вообще офигенно себя чувствовал. Как будто что-то теплое и мягкое касалось меня там где ты проводил. И боль вроде ушла.
— Юр, как ты это делал? — Сразу пристал ко мне Бергман. — у меня родители оба медики, я о таком даже и не слышал.
— Да ничего еще я не сделал. — покачал я головой — Только запустил кое какие процессы восстановления у Эдика в организме, чтобы восстановление шло лучше. Тут еще несколько дней надо поработать, чтобы быстрее зажило.
— У меня бабушка в горах так же односельчан руками лечила, —задумчиво сказал Рамазан почесывая двумя пальцами свой уже покрывшийся жесткой щетиной подбородок, — Только она еще что-то неразборчиво шептала при этом. В нашем селе ее колдуньей считали.
— Я пацаны точно не колдун, если что, так что жечь меня не надо. — Качаю головой, поочередно оглядывая вопросительно уставившихся на меня пацанов. — Ладно, пошутили и будет. Все, я спать. Разбудите, когда моя очередь дежурить будет.
Глава 11
Раннее утро. Солнце встало полтора часа назад, и еще довольно прохладно. Это для нас весьма кстати, заниматься физическими упражнениями в прохладе намного приятней. По пустынной в это время улице, бухая кирзачами по грунтовой дорожке проложенной вокруг школы, бегут чуть более тридцати молодых парней. Впереди бодро пылят Эдик и Рамазан. Они бегут легко и красиво, сразу видно, что спорт для них не просто слово, а образ жизни.
Немного позади лидеров держатся Карасев с Бергманом и Николай Терещенко, он тоже из нашей учебки. Ромка, кстати, большой молодец, за немногим больше чем три месяца, он очень здорово набрал в физической форме и его теперь реально не узнать. Бергман хоть и остался худым как щепка, но его тело окрепло, стало жилистым и привыкло к нагрузкам. Теперь Рому уже не нужно тащить под руки, чтобы он добрался до финиша, он прекрасно добежит сам, причем, будет чуть позади лидеров, да и в спортгородке Рома далеко не последний на силовой зарядке и в кроссфите. Вот что армия животворящая делает с тихим домашним мальчиком.
Дальше бегут остальные парни, приехавшие со мной из учебки. Среди них два новых лица — это Славик Гончаренко и Витас Бразаускас, те самые замученные парнишки европейской наружности, бросившиеся мне в глаза в первый день нашего приезда на строительный объект. Они буквально на второй день подошли ко мне и попросили разрешения перебраться к нам в спальню. Я не возражал, и с того времени, все командированные в поселок солдаты, поделились ровно на две части. В каждой по семнадцать человек. Таким образом, у нас в жилой зоне образовалась что-то вроде Евразии с разделением на «европейскую» и «азиатскую» части. В столовке за столы все садятся так же по этому негласному разделению.
В нашей — «европейской» спальне полный интернационал. Есть и русские, и парни с Северного Кавказа, и с Украины, есть литовец Бразаускас, и даже три парня из Средней Азии, во главе с Бердымухамедовым. Последние — это те кто попали сюда из учебки, но все они остались с нами, а не перешли в противоположный лагерь по национальному признаку. Это не может не радовать, значит наша модель армейского коллектива, где все решается по уставу, и никто никем не помыкает, для них оказалась более близкой, чем пресловутый национальный вопрос продвигаемый Абаевым и его корешами. А с другой стороны, что этим пацанам может предложить Абай? Стать «духами» на побегушках у старослужащих? Перспектива, честно говоря, так себе. А у нас в спальне полное равенство по бытовым вопросам.
Во второй — «азиатской» спальне подобрались только ребята из Средней Азии. Там сейчас собрались все: и «духи», и «черпаки», и «дедушки». Верховодят «азиатской» спальне по-прежнему трое «дедушек»: Абаев, Бабаев и Жасымов, или, если проще то: Абай, Бабай и Жос.
Группа из «азиатской» спальни всегда бежит плотно. Во главе «дедушки», а дальше все распределяются по старшинству службы. Иерархия етить ее. Что не говори Абай, при всех его недостатках, неплохой организатор, и все же умеет держать в кулаке соплеменников. Вон как у него получилось не отпустить «своих духов» из под влияния. Не знаю, что он с дружками там им пел, но по факту, у Абаева осталась солидная группа в подчинении.
С парнями из Средней Азии в армии так: пока они в меньшинстве, или в незначительном большинстве, эти ребятки весьма тихие и покладистые. Но стоит им получить подавляющее преимущество по численности и тогда начинается ад для всех остальных. Гончаренко и Бразаускас, которые натерпелись от этой армейской национальной диаспоры не дадут мне соврать. Пока мы не приехали сюда, они были на правах изгоев, получавших трендюлей и от старших призывов и от своего, только потому, что они «русские». А какие же они русские, если Бразаускас литовец, а Гончарено украинец? Но землякам Абая это все равно, если ты не азиат, то значит русский. Ну совсем как для иностранцев, тем все кто из СССР, кажутся русскими, и даже те же Абай со товарищи, попади они заграницу придется услышать, что они, так нелюбимые ими «русаки».
Позади всех бегу я. Моя задача давать пинка тем, кто попробует сачковать и отстать от всех. В мы это уже проходили, знаем. За две недели, которые мы здесь находимся, бывало всякое.
В первое утро после нашего приезда, я вывел весь взвод на зарядку и легко побежал впереди, задавая темп остальной группе, пока догнавший Рамазан не дернул меня за руку и не кивнул назад, туда где старожилы ковыляли за нами словно группа инвалидов, а «дедушки», так те вообще неторопливо шли пешком, демонстрируя свою независимость. Пришлось нам с Рамазаном, Карасевым, и Ханикаевым вернуться назад и пинками сапог и подзатыльниками заставить саботажников бежать нормально. С той поры так и повелось, я бегу всю пятерочку сзади, чтобы ни у кого не было соблазна сачкануть.
Тогда же, после пробежки, когда кое-как, с горем пополам пробежав трешку, мы вернулись на школьный двор, я устроил всем хорошую разминку на полчаса, заставив повторять за собой собственный порядком облегченный утренний разминочный комплекс. Даже несмотря на сильно сокращенное количество упражнений и повторов, до конца разминки дожили не все, как из наших, так и из «местных». Здесь я уже особо не зверствовал и не пинал тех, кто задыхаясь, с высунутым языком падал на землю. Пусть привыкают постепенно.
— «Ничего,» — думал тогда я, — «через месяцок эта разминка для них будет вообще фигня. Вон как Бергман бодро козликом скачет, просто любо дорого смотреть. Правда такая легкость далась ему ой как непросто, и путь к ней занял немало времени, но Ромка это был вообще запущенный случай.»
После разминки я построил взвод и с улыбкой глядя на хмурые лица запыхавшихся старослужащих предложил им.
— Парни, по вашим не обезображенным излишней доброжелательностью лицам, я вижу, что здесь есть люди, которым не нравится происходящее и наши новые порядки. У меня есть для вас предложение, подкупающее своей новизной. Предлагаю всем недовольным честную схватку. Биться только голыми руками и ногами, без разных посторонних предметов. Все, кто захочет, могут выйти против меня одного, причем, не по одному, а все разом. Если вы меня сейчас отфигачите, то я вашу «азиатскую» спальню оставлю в покое. У вас будут те порядки, к которым вы привыкли, и я не буду лезть в вашу кухню. Пусть старослужащие ездят на «духах» и ничего не делают, я слова не скажу. По мне, лишь бы нормы, которые установит бригадир, выполнялись, а кто будет работать, а кто чаи гонять будет — не мое дело.
Я сделал паузу и посмотрел на скучковавшихся «старослужащих». Те загомонили на своем языке, по всему видно, о чем-то заспорили. Наконец, Абай вышел вперед и, буровя меня своими черными колючими глазами, спросил.
— Даешь слово, что будешь драться один против всех, кто выйдет вместе со мной без посторонней помощи?
— Даю, — кивнул я.
— Согласны, если остальные не будут вмешиваться, и ты будешь драться один. — Еще раз уточнил Абаев, расплываясь в широкой улыбке.
Я каверзно усмехнулся ему в ответ.
— Ты не спросил, что будет, если я один вас всех все же отфигачу.
— Ты ни за что не сможешь этого сделать, — покачал головой младший сержант. — Ты сам на это напросился, и мы из тебя отбивную сделаем.
— А ты пофантазируй. Ну, а вдруг? — Ослепительно улыбаясь, предложил ему я.
— Ну, и чего ты тогда хочешь? — Криво усмехнулся мне Абай.
— Если вы проиграете, то вы будете жить по единым для всех правилам, где нет молодых и старослужащих, а есть просто военнослужащие, которые живут по советским законам и по уставу.
— И это все? — Презрительно усмехнувшись спросил меня Абаев,
— Да. — Кивая подтвердил я.
— Ты наверное совсем дурак, русский, если даешь нам так много, а за это просишь так мало. — Ухмыляясь своими желтыми от частого курения зубами бросил он в ответ. — Но для вас русских это не удивительно, вы никогда не отличались особым умом.
— Ты даешь слово, что если я в одиночку вас положу, то вы все будете подчиняться нашим порядкам? — переспросил я, не обращая внимания на смешки в рядах земляков Абая раздавшиеся после его слов.
— Даю, — важно кивнул Абай, явно очень довольный собой.
— А вы все даете слово? — Обвел я глазами дружно вставших за его спиной земляков.
— Даем, даем — вразнобой закивали они.
— Юра, зря ты это затеял. — тихо сказал Бергман, стоявший позади. — Ты не вывезешь один против семерых. Это нереально.