Оба несчастных, выпустив табуретки и схватившись обеими руками за ушибленные места, с диким воем падают на бетонный пол. А я швыряю одну табуретку в третьего противника и тут же второй прикрываюсь от летящего мне в голову угла табуретки в руках четвертого. Все это происходит буквально в считанные мгновения.
Мне удалось сразу уполовинить количество врагов, но оставшиеся двое очень активно и слаженно атакуют меня с двух сторон. К тому же другие двое под ногами, которые пока еще баюкают свои отбитые причиндалы, могут оклематься и попытаться прихватить меня за ноги. Если хоть одному удастся меня сковать снизу, то двое его приятелей сверху меня просто замолотят. Поэтому, продолжая отбиваться от ударов табуретками тех, кто остался на ногах, я мимоходом пробиваю тем, кто внизу футбольные удары подъемом ноги в голову, чтобы они не вздумали помочь своим приятелям. Это помогает, и на какое-то время, я могу не думать о тех, кто без чувств валяется на полу, за исключением того, чтобы просто не запнуться об них.
В камере стоит дикий мат, стоны боли, хриплое дыхание и треск от сталкивающихся табуреток. «Чтобы тихо здесь было» — бросил Алимову, уходя, начальник гауптвахты. Тихо у них явно не вышло. Интересно, как скоро на этот шум прибегут караульные? Мне пока удается парировать атаки противников своей табуреткой, но от нового столкновения она разлетается на куски у меня в руках. Запускаю оставшейся у меня в руке ножкой Алимову по голове. Тот вздергивает свою табуретку вверх, чтобы прикрыться, а я сразу кидаюсь вперед, и, прихватив его руки, делаю скрутку, высекая его мощной подсечкой и бросая прямо во второго, который пытается достать меня ударом табуретки справа. Отлично получилось! Алимов влетел прямо своей башкой под удар табуреткой от своего приятеля, и без чувств рухнул на пол. Я налетел на оставшегося противника, которого занесло после удара. Заблокировал руки, чтобы не получить удар на возврате, и сам наношу круговой удар коленом в печень. Моего оппонента скрючивает от боли, а я, выхватив из его ослабевших рук табуретку, разбиваю ее об его спину. Бинго!
— Стоять! Лечь на пол! Руки за голову!
В камеру залетают двое караульных с автоматами. Один широким замахом пытается ударить меня в голову прикладом. А вот это ты зря! Еще разгоряченный схваткой, и, не осознавая до конца, что делаю, на автомате перехватываю удар, подбивая одной рукой приклад верх, а ствол, закручивая вниз и в сторону. Кисти караульного выворачиваются под неестественным углом, он шипит от боли и выпускает автомат, который тут же оказывается у меня в руках, а караульный, сшибленный подсечкой, летит на пол. Привычно держу калаш правой рукой за рукоять, с указательным пальцем лежащим вдоль спусковой скобы, а большим пальцем левой руки мгновенно отщелкиваю предохранитель на автоматический огонь и сразу же, резким движением мизинца той же руки, передергиваю затвор, досылая патрон в патронник. Миг и левая рука уже на цевье, указательный палец правой уже лег на спусковой крючок, а ствол направлен на второго караульного. Все это занимает считанные мгновения. Караульный в ужасе бросает свой автомат на пол, он даже не успел снять его с предохранителя. Глаза парня расширились от дикого ужаса.
— Не надо! Не надо! Не стреляй! — Кричит солдат, и, отступая, как рак пятится назад, спотыкаясь об лежащего на полу азиата. Тут же падает и, не отводя напуганного взгляда от меня, перебирая руками и ногами, отползает к стене.
— Брось оружие! — Слышу громкий крик от двери и вижу лейтенанта Чхеидзе с пистолетом направленным на меня.
— Все, все, я сдаюсь, — отвечаю ему, убираю палец со спускового крючка и, опустив ствол вниз, осторожно кладу автомат на пол.
— На колени! Руки за голову! — Кричит Чхеидзе, держа меня на прицеле.
Послушно выполняю приказ начальника гауптвахты. Он подбегает ко мне и бьет ногой в лицо. Я прикрываюсь руками накрест, но не отвечаю. Хотя, именно сейчас легко бы сшиб его на пол и отнял пистолет, если бы захотел. Но это было бы уже перебором, я и так достаточно тут накуролесил. В камеру залетает еще кто-то. Вместе с лейтенантом они начинают яростно пинать меня ногами. К ним присоединяются поднявшиеся с пола первые караульные, которые горят желанием отомстить за испытанный только что ужас. Какое-то время вся эта толпа бешено месит меня. Мне удается прижаться спиной к стене, и я скрючиваюсь там в позе эмбриона, подтянув колени к животу и прикрыв руками голову. Десятки ударов ногами градом сыплются с разных сторон. Хорошо, что прикрыта спина, иначе мне бы уже отбили почки. Удары в голову, смягченные моими руками, ощущаются яркими вспышками. Удары по телу, чувствую тупыми толчками. Боли нет. Есть только вспышки и толчки. Время растягивается, превращается в тугую липкую патоку, в которой я тону словно муха. Сколько еще? Не знаю. Спустя целую вечность, как сквозь вату, слышу крик.
— Стоять! Отставить, я сказал! В контейнер его!
Больше ничего не слышу и не чувствую, проваливаясь в липкую темноту.
Уважаемый читатель, если Вам интересно мое творчество, то ожидании новой главы Отморозка Вы можете прочесть мой полностью законченный цикл Каратила: https://author.today/work/232258
Глава 16
— Костыля на «киче» на пять суток закрыли — В бытовку в которой на койках валяются Жорж и Дато сильно прихрамывая вошел Леча Резванов.
— Отлично! Значит, я не зря кинул Расуловичу мысль немного помариновать Костыля на «губе», чтобы он стал сговорчивей. — Сел на своей койке Жорж, и улыбнувшись потер руки — У меня уже все готово. Там на «киче» его узбеки встретят. Я с ними заранее договорился, мы за это их в разборке с таджиками поддержим. Покалечат узбеки Костыля или нет, неважно. Главное, что мы его на время выключили из игры, так что, у нас есть хорошая возможность, чтобы заняться его «духами». Без Костыля они ничего не смогут и мы их офоршмачим. Так что, когда он выйдет с кичи, у него не будет людей, и мы его тепленьким возьмем.
— Надо, для начала, растащить тех, кто к нему поближе и мочить их поодиночке, так они будут посговорчивей, — задумчиво сказал Дато. — С Костылем больше всех трутся три пацана: один аварец из Махачкалы, второй осетин из Ставрополя, и третий еврейчик из Москвы. Помнишь, когда мы приезжали в поселок, все они как раз выходили в месте с Костылем на разговор?
— Помню, — кивнул Жорж. — Ну что, давайте сделаем так: пацанам с Кавказа надо еще раз предложить, чтобы они бросили Костыля и вошли в нашу команду. Если упрутся, просто ввалите им хороших пиздюлей, чтобы кровью ссали и несколько дней ходили держась за стенку. А еврейчика надо показательно наказать, чтобы остальные поняли, что с ними будет, если упрутся.
— А давай мы с братом этого еврейчика опустим, — ухмыльнулся Леча, зло блеснув глазами, — Я бы самого Костыля опустил с удовольствием, но пока сделаю это с его дружком, а потом и до него доберемся.
— Остынь Мага, дайте просто ему хорошей пизды, только не убейте, а то он хлипкий какой-то. А Костылю сейчас и без вас узбеки «шоколадный глаз» чистят, — заржал Жорж. — Они любители этого дела. В общем, выдергиваем дружков Костыля по одному и с каждым вдумчиво беседуем, согласно плану.
Рамазана перехватили вечером в спортгородке, куда он, еще не зная о том, что Юра попал под арест, вышел позаниматься в одиночку. Раздевшись до пояса, Баиров работал в круговую, чередуя подходы к турнику и на брусья, в промежутках делая выпрыгивания лягушкой. Он только что легко соскочил с брусьев, и его крепкое разгоряченное тело, было густо покрыто крупными каплями пота.
— Ас-саляму алейкум, уважаемый!
— Ва-алейкум саляму! — Автоматически ответил Рамазан, оборачиваясь назад.
Перед ним стояли четверо парней в спортивных костюмах и кроссовках. Они подошли и уважительно поздоровались с Рамазаном за руку. Потом крепыш с бритой головой и сломанными ушами обратился к нему.
— Ты же из Махачкалы, брат?
— Да, — кивает Рамазан настороженно смотря на вопрошающего.
— Я тоже из Махачкалы, — расплывается в широкой улыбке крепыш. — В Кировском районе живу, а учился в 36 школе. Занимался вольной борьбой там же в зале, у Гамедова Султана.
— А я жил в Советском районе и учился в в 5 школе которая на Советской улице — расслабившись улыбается в ответ Рамазан. — Тренировался по чуть-чуть много где.
— Как хорошо здесь встретить земляка, — обнимает Рамазана крепыш. — Меня зовут Омар, я уже скоро на дембель пойду. Услышал, что среди «духов» есть мой земляк из Махачкалы, решил подойти спросить, может помочь чем, поддержку оказать?
— Да нет, не надо, — снова улыбнулся Рамазан — У меня все в порядке, я и сам за себя постоять могу.
— Тут брат, сам не получится, — нехорошо улыбается Омар, качая головой. — Здесь в армии все в стаи сбиваются, а одиночек, даже самых сильных, давят толпой. Поэтому я и подошел к тебе, чтобы ты правильную стаю выбрал и пошел к своим. Иди к нам, и у тебя до конца службы будет все хорошо. Будешь хорошо пить и кушать. Со временем, у тебя будет спортивный костюм не хуже чем у меня, ты забудешь, что такое военная форма, работа и построения, а самое главное, никто на тебя косо даже не посмотрит, потому, что ты будешь вместе с путевыми пацанами.
Рамазан смотрит на Омара, а потом на его стоящих молча спутников и отрицательно качает головой.
— Спасибо, Омар! Извини за отказ. У меня уже есть своя команда и свои друзья. Я друзей не предаю.
— Подумай брат, — делает еще попытку крепыш. — Русские и евреи тебе не друзья, ты же аварец и мусульманин. Будь со своими, а им все равно конец придет. Как вашему Костылю уже сейчас конец пришел.
— Я не предаю друзей. — Упрямо повторяет Рамазан, и сжимая, кулаки твердо смотрит в глаза крепышу.
— Смотри брат, ты сам выбрал, — разводит тот руками, и без паузы, делает проход в ноги Баирову, прихватывая его левую ногу обеими руками.
Рамазан, уловив движение, быстро сделал спролл, резко отбросив ноги назад, накрывая крепыша своим телом и обхватывая руками его корпус, тем самым, не давая повалить себя на землю. Но крепыш, хоть и оказался снизу, но крепко сковал его захватом за левую ногу и сейчас загребая ногами упрямо прет вперед и вбок, пытаясь перевернуть и завалить на землю. На Баирова тут же налетают спутники Омара и начинают бить ногами по голове и ребрам стараясь не попасть по своему товарищу. Рамазан пропускает многочисленные удары, но скованный противником, не может нормально ответить и защититься. Он еще какое-то время держится, отчаянно пытаясь выйти из сложного положения, но все же нападающих больше, они действуют слаженно и вскоре свет в гла