Одно движение – и всё. Слишком мало отделяет нас от той черты, которую мы не должны переходить.
Я испуганно смотрю на него, он ловит мои пальцы, сжимает их и еле слышно, наверное, одними только губами говорит:
– Не бойся.
И я сразу перестаю бояться, с удивлением обнаруживая, насколько я могу ему доверять и довериться – полностью, беспрекословно.
Расслабляюсь и отдаюсь этой странной ласке, впитываю её в себя, проглатывая жаркие стоны.
Мы многое успели за эти несколько дней, откровенные ласки там – руками, языком, – всё это было остро, пряно, всё это я впитывала и жадно принимала, но никогда не случалось ничего подобного.
Мне кажется, что я умираю и возрождаюсь с каждым движением, безжалостно сминая простыню руками, захлёбываясь даже не стоном, а криком.
В этот раз я подхожу к пику наслаждения очень быстро. Возможно потому, что каждую новую секунду отчаянно боюсь и, кажется, так же отчаянно хочу, чтобы наша последняя грань оказалась позади, чтобы шаг в то запретное всё-таки был сделан.
Он упирается на локти, раскачивается надо мной, и продолжает скользить членом у меня между ног. Задевая клитор, кружась у запретного входа, раздвигая уверенно складки, заставляя меня привыкнуть к этому, заставляя меня желать этого, заставляя меня метаться по подушкам с его именем на устах.
– Эрик, я… – выстанываю без остановки.
И подаюсь ему навстречу, не думая, не боясь, что он может сорваться. Он сильнее, чем я. Он может себя контролировать.
Кусаю губы, царапаю плечи Эрика, тяну его на себя и снова прошу…
– Пожалуйста, Эрик… пожалуйста…
Тихая волна, которая окутывает меня мягким удовольствием, постепенно закручивается в чуть болезненную спираль. Я не знаю, о чем прошу его. Я не знаю, как еще могу хоть что-либо говорить, как успеваю произнести хотя бы слово за своими непрерывными стонами…
Мне больно, невыносимо больно оттого, что так хорошо.
Еще одно движение – скольжение его члена становится грубее, настырнее.
И еще одно, теперь уже с его пальцем, который размазывает мою влагу по клитору.
– Шерон… – голос Эрика заставляет меня открыть глаза, вынырнуть на секунду из водоворота удивительных ощущений.
Чтобы в следующую секунду захлебнуться от собственного громкого гортанного крика, потому что удовольствие заставляет меня практически умереть.
И снова вернуться к жизни от легких поцелуев в шею. Такие нежные, что на глазах выступают слезы, а с губ срывается новый стон.
Безопасность и тишина пустого дома позволяют мне не сдерживаться, позволяют мне впитать полностью эти минуты, насладиться жаркими спазмами и ускользающими всполохами удовольствия.
Когда я вновь обретаю способность дышать, бросаю обеспокоенный взгляд на Эрика. Если я получила свою разрядку, то он ещё нет.
Привычно тянусь рукой, уже зная, что собираюсь сделать, но он меня останавливает.
– Нет. Просто смотри.
Он полулежит на подушках, одной ногой упирается в матрас, вторую вытягивает – наверняка, чтобы мне было лучше видно. Обхватывает рукой член, просто обхватывает, а я уже рвано выдыхаю от этого зрелища.
Понимающая усмешка на долю секунды трогает его губы, будто дразня меня. Его большой палец начинает скользить по головке, но недолго. Да, я помню, ему нравится жестко.
Сжав пальцы, он начинает водить ими по напряженному члену. Все резче и резче. Глядя в мои глаза. Как будто хочет подарить мне миг своего удовольствия.
Жарко… как же здесь жарко…
Или виной всему взгляд, который не просто меня пожирает, а сдирает запреты, которыми я себя окружила. Мне хочется целовать его приоткрытый рот, хочется скользить языком по его коже, хочется пройтись языком по его скулам и подбородку, вцепиться зубами, оставить свой след…
Но, будто почувствовав, он качает головой, и я обессиленно выдыхаю. Послушная девочка во мне соглашается с тем, что надо сделать так, как он хочет. А другая, которую он сам разбудил, решает сделать по-своему, и все равно помочь ему, принять участие в его удовольствие.
Сев на постели, развожу ноги и опускаю вниз руку.
– Блядь… – тихий стон Эрика разрезает тишину, сплетенную из наших дыханий.
Голова чуть кружится от моей смелости и от того, как дергается кадык на сильной шее моего сводного брата. Прикасаюсь к себе – так, как учил меня он. Так, как он ко мне прикасался.
Ласкаю взглядом его тело – это же можно, это он разрешил. Непроизвольно облизываю губы, когда смотрю на головку с капелькой смазки. Я бы слизала ее, я бы слизала ее своим языком, но сейчас ее размазывают его пальцы, и это захватывает дух.
То, как он дышит. То, как толкается в свой сжатый кулак. То, как он меня хочет – до черноты в глазах. Все возбуждает настолько, что ведет меня к новой грани. Мой палец, скользящий по клитору – лишь малый вихрь в том цунами, которое подхватывает меня.
– Быстрее, милая, – подгоняет меня Эрик, и сам ускоряет движения.
Несколько секунд…
Бесконечность, когда наши взгляды настолько сильно сцепляются, что затрагивают нечто глубинное. Порочное. Темное. Ненасытное. Только наше, для нас.
Он выгибается, толкается бедрами вперед, и…
Его стон, через сжатые зубы…
Белые капли падают на его живот, увлажняют пальцы, но он делает еще несколько быстрых толчков, а его взгляд повторяет приказ: «Быстрее, милая… ну же…»
И я снова взрываюсь.
Обессиленно падаю рядом с ним на подушки. Утыкаюсь лицом в его шею и делаю вдох. Не могу даже пошевелиться. Да и дышу через раз.
Легкий поцелуй в висок, меня прижимают к себе сильные руки, а тихий довольный шепот согревает не только макушку, но и нечто трепетное и хрупкое, что несмело расправляет свои крылья во мне:
– Спи, Шерон. Я рядом.
Глава 15. Шерон
Я сидела в кафетерии университета, остывшая чашка кофе передо мной. Сидела и крутила своё кольцо – кольцо целомудрия. Данный мною обет. Свидетельство моего решения.
Сняв кольцо, задумчиво рассматривала его, а в голове крутилась мысль: а что, если снять его совсем? Что, если не возвращать? Отказаться от своих первоначальных намерений?
Раньше мне казалось, что это невозможно. Я была тверда в своих убеждениях: первая близость лишь после свадьбы, с любимым мужчиной, а теперь…
Дышать стало тяжело, когда я осознала: да. Да, я могла бы снять это кольцо. Даже без свадьбы. И ради человека, который ни слова не сказал о любви. Потому что для меня он стал значить много, слишком много. Он занял все мои мысли, раскрасил мою жизнь не только страстью, но и эмоциями, от которых я не хотела отказываться.
Мне хотелось большего, еще большего с ним.
Я хотела, чтобы он стал моим первым мужчиной. Я хотела отдать девственность именно ему – узнать, каково это, когда он войдет в меня, когда поймает гудами мой первый крик… и мои дальнейшие стоны.
Я хотела ощутить, как он будет двигаться во мне, хотела, чтобы наши тела с ним слились в единое целое. Хотя бы тела, если не души. Нет, я не была настолько наивной, чтобы поверить, будто он может меня полюбить.
Да, теперь он вел себя по-другому. Но он мог просто изменить правила игры, которую сам же придумал. Я стала зависима от него – от его губ, его рук, прикосновений, взглядов, голоса. Даже если для него игра продолжается, для меня изменилось все.
Последние пару дней превратились в бесконечное сладкое сумасшествие.
Лишённые контроля и оставленные наедине, мы с Эриком почти не размыкали объятий. Жадно пили друг друга и не могли насытиться. Потому что даже тех откровенных ласк, которые мы дарили друг другу и самим себе, уже не хватало.
Откуда-то из тёмной глубины шло неистовое желание принадлежать, принадлежать до конца и взять его до конца – всё, что он может мне дать. Что же касается тех пятидесяти желаний, которые я ему задолжала – от них осталось едва ли тридцать.
Не знаю, радоваться или грустить, но ни одно из них не было использовано для того, чтобы подтолкнуть меня к ещё большей близости – в этом не было необходимости, совсем.
Я с готовностью, невозможным любопытством и самоотдачей сама откликалась на всё. Желания стали чем-то вроде нашей совместной шутки: в самом деле.
«Шерон, детка, принеси-ка мне колу со льдом. И, когда будешь подавать, спой что-нибудь весёлое». И я несу колу со льдом и с весёлой песенкой выплёскиваю на него. А что, он ведь не уточнил, как ему подавать напиток! А через мгновение оказываюсь придавлена его мощным телом к кровати.
Тот самый случай, когда наказание может быть даже приятней преступления.
А еще, хотя в этом трудно признаться даже себе, меня пугала мысль: что будет после того, когда желания закончатся? Он просто отпустит меня? Не будет больше поцелуев, объятий, ласк, от которых кружилась голова и перед глазами вертелся весь мир?
Я буду жалеть… буду жалеть, если не решусь, не попробую именно с ним, если не узнаю темные стороны его страсти.
– О чём ты задумалась? – Клэр плюхнулась напротив меня за столик.
– Да так, – неохотно ответила я, вынырнув из облака воспоминаний, – о пустяках, не бери в голову.
Я не хотела никого пускать в свои мысли. Даже ее. Оставила наконец в покое своё кольцо и взялась за кружку с совершенно остывшим кофе.
– Как скажешь, – легко согласилась Клэр, а потом тяжело вздохнула. Видно, что ей было неловко о чем-то сказать. – Послушай, тут такое дело… Мои снова затеяли развод. Ничего серьёзного, у них каждый месяц эта ерунда. Но послезавтра экзамен. А они орут так, что учить невозможно.
Я пока не могла понять, к чему она ведет. Наверное, скандалы в семье – это паршиво. Мы с мамой, сколько я себя помню, жили одни. Папаша свинтил, когда я была ещё совсем крохой, так что прелести родительских ссор меня миновали. А со Стивом они пока что жили душа в душу. Но в целом, я могла представить, что это жутко неприятно.
– Можно я приду позаниматься к тебе? – Клэр вскинула на меня свои небесно-голубые глаза, а у меня от этой просьбы дрожь по спине.