страдать, потому что даже сон не снимал бесконечной усталости.
За все эти полгода Томми так и не объявился, разве что его родители, может быть, что-то знали о нем. Но они никому ничего не объясняли, на расспросы отвечали уклончиво, что говорило о том, что они действительно кое-что знают. Одель попросила их передать Тому ее записку, в которой она требовала развода, причем немедленно. Но ответа не получила.
Полгода прошло, и Одель вошла в ритм, привыкла. Работа в «Арамко» начала доставлять удовольствие. Работа, конечно, не требовала большого интеллекта, но Одель правилось быть среди людей, сплетничать с сотрудниками о начальстве, ходить с подругами и друзьями на ланч и по магазинам, чувствовать себя частичкой города. Никаких других радостей у Одель не было. И любовных свиданий с мужчинами не было. Во-первых, просто никто не пытался за ней ухаживать. Во-вторых, она была в дурацки неопределенном положении — не замужем, но и не разведена. Единственное, что могла сказать о себе Одель, когда изредка кто-нибудь спрашивал ее об этом, что муж ее предал. Это расплывчатое слово «предал» порождало слишком много любопытных вопросов, так что в конце концов Одель предпочитала вообще не распространяться о своем семейном положении.
В том офисе фирмы «Арамко», где работала Одель большинство женщин были одинокими. Старые женщины махнули на себя рукой и посвящали оставшуюся часть жизни работе. Молодые вели сложные маневры вокруг имеющихся в наличии холостяков. В этом отношении «Арамко» выгодно отличалась от многих других фирм — в ее нефтехимическом деле серьезными работниками считались только мужчины, а на женщин смотрели, как на несмышленых детей, и потому многого от них не требовали.
Через полгода работы в «Арамко» Одель с повышением перевели в другой отдел. Она была уже не секретаршей по приему посетителей — не надо было больше приветствовать людей и подавать им кофе, любезно осведомляясь, комфортно ли они себя здесь чувствуют. Одель стала секретаршей хорошего босса, который неделями находился в бесчисленных командировках, оставляя ее в кабинете одну. Свободы стало больше, хотя появилось много бумажной работы, которую надо было вести очень внимательно — ведь начальник мог позвонить в любую минуту и потребовать информацию по той или иной сделке, так что нужные документы всегда должны были быть под рукой. Но все же это было лучше прежней работы.
В конце декабря 1969 года босс по секрету сказал ей, что собирается уволиться из «Арамко» — он получил предложение перейти с повышением в другую фирму в Хьюстоне. Излишне говорить, как Одель расстроилась, ведь она проработала с этим человеком три года. Он вносил в ее жизнь стабильность. Будет ли другой начальник столь же хорошим?
Прежний босс уволился, как только получил рождественскую премию. Одель пришлось работать с новым мальчиком. Да, мысленно она так и называла его — «новым мальчиком», потому что он был моложе Одель и заметно тупее ее. Одель задумалась — не найти ли ей другую работу?
Мысль об уходе из «Арамко» была ей ненавистна. Столько времени потрачено на приобретение привилегий и льгот, а теперь получается, что все это зря? Обсуждая за ланчем свои трудности с одной из старых сотрудниц, тоже одинокой женщиной, Одель узнала, что появилась подходящая вакансия в отделе ИР (исследований и разработок). Эта должность требовала хотя бы незаконченного высшего образования. А у Одель такое образование было, причем ее не выгнали из колледжа, а она вынуждена была его оставить из-за Томми.
Не теряя времени на выяснение подробностей у сотрудников отдела ИР, Одель сразу подошла к начальнику отдела. Она немного знала его профессиональные качества и не возражала бы работать с ним. Тот без лишних разговоров пригласил ее к себе в кабинет, крутанул глобус и попросил Одель найти на нем названные им страны. Она останавливала глобус несколько раз и с ходу находила любые страны, ошиблась только однажды — забыла, где находится Бирма.
Потом начальник проверял, может ли Одель быстро находить на глобусе точку указанной широты и долготы, называл всевозможные координаты. В этом деле у Одель порой возникали небольшие затруднения. Босс задумчиво кивнул.
— Думаю, ты годишься для этой должности, — сказал он.
Так Одель получила хорошую работу, и что более важно, зарплата ее возросла. Через несколько недель Одель поняла, что деньги ей платят недаром — работой нужно было заниматься весь рабочий день. Часто приходилось разыскивать нужную карту, которую кто-то по невнимательности засунул не в тот ящик, а если в тот, то не на то место. Часто приходилось звонить в различные страны, по которым были разбросаны сотрудники фирмы «Арамко». Постепенно Одель запомнила, какие геологические формации могут свидетельствовать о наличии в недрах нефти или других полезных ископаемых. После этого она начала выполнять работу уверенно и со знанием дела, довольная своими способностями.
В этот офис в один прекрасный день зашел Си Хэмптон. Он только что вернулся из Саудовской Аравии, где провел полгода. Он вторгся в офис в геологических ботинках и одежде цвета хаки, а на шее была повязана кафия. Он словно только что вернулся со съемок фильма «Копи царя Соломона».
— Раньше я вас здесь не видел, — сказал он Одель, уверенно и без разрешения входя в кабинет начальника отдела.
Вскоре Одель поняла, что геологи и инженеры-нефтехимики не вписываются в рамки привычных понятий. Они превыше всего ценят тех. кто редко ошибается. Си Хэмптон не ошибся еще ни разу.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Одель.
— Одель, — повторил он с улыбкой. — А я Си Хэмптон.
Он наклонился и через стол пожал ей руку. Его рука была смуглой от загара, а ее рука — пыльной от карт. Но Си Хэмптону, как видно, нравилась пыль. Об этом прозрачно намекало его затянувшееся пожатие.
Первое время по возвращении в Штаты Си бывал в офисе часто. Но бывал он прежде всего из-за дел. Несмотря на то что Одель давно готова была принять его приглашение и явно показывала это, прихорашиваясь всякий раз, когда замечала, что он на нее смотрит, Си решился пригласить ее на свидание лишь через месяц.
— Куда мне заехать за тобой? — спросил он, когда она легко согласилась встретиться с ним вечером в пятницу.
— Я живу в Бруклине.
Хотя Си и был заядлым путешественником, слово «Бруклин» заставило его примолкнуть, словно ему предложили поехать в Монголию. Одель испугалась, что он передумает, и добавила:
— Мы можем встретиться где-нибудь ближе к центру.
— Ерунда, — сказал он. Взял ее адрес и попросил нарисовать схему, как добраться от метро до ее дома. — В восемь часов.
Теперь Одель осталось найти на вечер няню для дочери.
В пятницу в семь часов пятьдесят девять минут Одель была готова — одета достаточно прилично и в то же время соблазнительно. Девочка-подросток из квартиры этажом ниже уже пришла, чтобы сидеть с Юлией, и исследовала содержимое холодильника — не помереть бы с голоду, пока Одель будет пропадать несколько часов неизвестно где. Юлия тоже была одета (в пижаму) и завернута в ее любимое одеяло. Ровно в восемь в дверь позвонили.
— Привет! — улыбнулась до ушей Одель, открывая дверь.
— Мало того, что ты живешь в Бруклине, у тебя к тому же еще и ребенок, — быстро оценил ситуацию Си.
Значит, с сожалением подумала Одель, это первое свидание станет последним. А она так мечтала хорошо провести вечер!
Поужинать они решили в Бруклине. Си выбрал итальянский ресторан с видом на Бруклинский мост. Обстановка там была романтическая. Правда, общее хорошее впечатление немного портилось тем, что Си, поедая жаренные с чесноком мидии в винном соусе, нудно и дотошно рассказывал, как строился Бруклинский мост и сколько при этом погибло людей. Хорошо хоть, подумала Одель, что он не говорит о спорте. Это было бы ей вряд ли по силам, даже несмотря на то, что она, готовясь к свиданию, всю неделю прилежно смотрела По телевизору спортивные передачи.
Но Одель поторопилась с выводами. О спорте Си все-таки заговорил. На десерт. Да, Одель готовилась, но не к такому же! Он заговорил о верблюжьих бегах и соколиной охоте! Сведения об этой экзотике почему-то не попадали на спортивные страницы газеты «Пост».
В тот вечер она узнала о Си Хэмптоне многое. Он не был похож на эгоиста, но рассказывал о себе охотно, а Одель с интересом слушала. Он рассказал, где учился в школе, как поступил на работу в «Арамко», в каких странах работал. Но главное — Одель узнала, что он не женат. Впрочем, легко могло оказаться, что это не будет иметь для нее большого значения, ведь она, во-первых, живет в Бруклине, а во-вторых, до сих пор не разведена.
После ужина Си предложил прогуляться по Бруклинскому мосту туда и обратно. Был конец февраля, холодно, а Одель была одета легко, без шапки и в туфлях на высоких каблуках. Но ей так отчаянно не хотелось заканчивать встречу, что она легко согласилась и на это тяжкое испытание.
— Впечатляюще, а?! — воскликнул Си. В этот момент они стояли на середине моста и смотрели в воду, где отражались ночные огни города.
Одель не могла ответить подобающим образом — у нее зубы стучали от холода.
— Тебе холодно? — спросил Си.
Нет, ей не было холодно. Это не то слово. Она закоченела!
— Быстрая ходьба поможет тебе согреться, — бодро сказал Си и быстро зашагал по мосту. Онемевшая Одель заковыляла на своих высоких каблуках следом.
Быстрая ходьба и в самом деле помогла ей. Помогла избавиться от романтической ауры этого вечера. Одель была страшно рада, когда они добрались наконец до ее дома. Да, свиданьице шло замечательно! Правда, невзирая на все эти прелести, Одель вынуждена была признать, что Си оказался настоящим джентльменом — он заплатил няньке, сидевшей с Юлией. Заплатил, невзирая на протесты Одель.
Нянька-подросток убралась восвояси к более полному холодильнику, а Си остался у Одель в гостях. Надеясь, что после ужина в ресторане ему есть не хочется, она предложила ему только кофе.
— Не, — замотал он головой. — От него не заснешь. И вообще, терпеть не могу американский кофе. Вот в Саудовской Аравии кофе хороший, густой, просто великолепный. А в Риме!