Зато Киттен хорошо усвоила другое — письма от матери приходили из Калифорнии. Калифорния! Там совсем другой мир.
Киттен не стала вникать в судебную тяжбу, которая разразилась после того, как ее матери вдруг взбрело в голову настоять на своем праве навещать детей. Важно было другое — она с братом вскоре на несколько дней отправилась в Лос-Анджелес, где мать жила с Сэмом Голдсмитом, директором рекламного агентства. Именно благодаря ему через несколько лет Киттен снялась в рекламном ролике о бензоколонках.
— Ваша мать, насколько я знаю, является активисткой Национальной Организации Женщин. Что она о вас думает?
Киттен посмотрела на журналиста как на малость чокнутого. Не уместнее ли было поставить вопрос наоборот — что Киттен думает о своей матери, которая обделила своих детей любовью и лаской, бросила их на произвол судьбы в этом холодном и жестоком мире? Впрочем, сейчас не время показывать свою злость. Горечь надо запрятать поглубже.
— Я не уверена, что правильно поняла ваш вопрос, — отделалась она нейтральной фразой.
— Понимаете, ваша мать, как я уже говорил, ярая феминистка или, допустим, просто феминистка, а вы, в противоположность ей, стали секс-символом, как бы антифеминисткой. Вы олицетворяете как раз то, что они презирают.
— Я вижу, — засмеялась Киттен, — вы знаете о феминистках гораздо больше меня, так объясните мне, что именно они презирают?
— Секс.
— Я не уверена, что феминистки презирают секс, — продолжала она притворяться непонимающей. — Насколько я понимаю, феминистки ратуют за равные права с мужчинами, за равенство во всем — в положении в семье и обществе, в заработной плате. В этом плане я не чувствую дискриминаций, я могу по своему желанию выбирать себе роли. Может быть, у меня не самый большой заработок в Голливуде, но мне денег вполне хватает, и я могу жить так, как хочу. Я независима, любая феминистка может мне позавидовать.
— Но ведь вы достигли этого продажей себя.
— Продажей себя?! — против воли повысила она голос.
— Киттен Фэрлей стала секс-символом. Вы достигли благополучия, воплощая на экране сексуальные фантазии самцов.
— Ну и что? — Киттен наклонилась вперед, и взгляд журналиста мигом соскользнул с ее влажных глаз на глубокий вырез, приоткрывающий упругие груди. — .Америка — это большой базар, здесь все покупают и продают. Я продаю то, что имею. Если это перестанет пользоваться спросом, я буду продавать другой товар. И почему вы считаете, что актерская профессия зазорнее вашей? Вы ведь тоже продаете себя, свой труд. Вы пишете не просто так, а зарабатываете на этом деньга. Вам приходится писать то, что интересует людей. И обо мне вы пишете только потому, что обо мне хотят знать ваши читатели. Я же не осуждаю вас за это? Так почему вы осуждаете меня за мою работу?
— Это верно. Но имидж секс-звезды у нас не в почете. Может быть, вы тоже феминистка?
Вот осел, с досадой подумала Киттен. Или тут у них и в самом деле все по-другому?
— Я считаю себя женщиной. И очень горжусь этим.
— Но не феминисткой?
— А что вы подразумеваете под этим словом? Буду ли я отбивать мужчину у женщины? Нет. Откажусь работать, если директором или продюсером будет женщина? Нет. Хочу ли я, чтобы женщин считали людьми, а не только сексуальными объектами? Да. Равная плата за равный труд? Да. Выступаю я за разрушение семьи? Нет. Почему мужчины и женщины должны жить отдельно? Я люблю мужчин и как любовников, и как товарищей. Но я хочу иметь не только друзей, но и подруг. Если при всем этом вы назовете меня феминисткой, то я не воинствующая феминистка. Я не считаю, что мужчины только о том и думают, как им поработить женщин. Хотя, конечно, всюду, где сталкиваются интересы, не обходится без борьбы.
— Ваша недавняя роль, — перешел наконец журналист на другую тему, — как мне кажется, свидетельствует о том, что вы решили попробовать себя в более серьезных фильмах. Правда, фильм «Мороженое и шоколад» не имел большого успеха, даже несмотря на то, что главную роль в нем сыграли вы, известная кинозвезда.
— Да, большого успеха не было. Вы правы в том, что мне хочется играть более серьезные роли. Кроме того, мне хотелось поработать с Робертом Гутерри. В Италии я надеялась приобрести новый опыт.
— Фильм «Мороженое и шоколад» снят по мотивам книги «Ярость в черном и белом», которая была бестселлером немало лет тому назад. Не кажется ли вам, что вы огорчили своих поклонников, сыграв роль этакой бессердечной суки, белой суки, которая издевается над негром? Как, по-вашему мнению, не устарел ли этот сюжет?
Киттен подняла сине-зеленые глаза к потолку и на пару секунд задумалась.
— Я не считаю, что фильм о конфронтации черных и белых, — сказала она. — Это в фильме поверхностное, а в глубине лежит столкновение угнетателя и угнетенного, свободного и покоренного. Это относится и к тому, о чем мы с вами только что говорили, то есть о взаимоотношениях мужчин и женщин. Когда я читала книгу, меня очень увлекли сложные перипетии отношений между Грэйс Гольдштейн и ее черным любовником.
— Некоторые критики утверждают, что роль жестокосердной суки вы сыграли с подлинным совершенством.
Грэйс лучезарно заулыбалась. Она помнила, что критики писали несколько иначе — мол, Киттен Фэрлей и в жизни ведет себя как жестокосердная сука. Но такая неточность журналисту очень даже простительна.
— Как вы относитесь к протесту Ахмеда Джемаля Мохаммеда, автора книги «Ярость в черном и белом», который угрожал сжечь себя в центре Рима, потому что в фильме исказили идею его книги? — спросил журналист.
— Насколько я понимаю, по этой книге хотели снять фильм еще тогда, когда она только вышла, и автору заплатили за это деньги, я сама видела его подпись под контрактом. Значит, тогда он не возражал.
— Планируете ли вы и в дальнейшем сниматься в серьезных фильмах?
— Да, если будут интересные предложения. Кстати, скоро начнутся съемки фильма «Фантазии», в котором мне предстоит играть главную роль. Я в восторге от сценария. Там речь идет о кризисе середины жизни у мужчины. Он долго мечтал об идеальной женщине, и вдруг она начинает появляться рядом с ним во плоти всякий раз, как только он начинает думать о ней. Она появляется в самые неожиданные моменты — то в спальне с женой, то в офисе на собрании. Это будет занимательная комедия со множеством веселых трюков. А пока не начались съемки, у меня есть время побыть здесь, в Нью-Йорке, с Давидом Тернером, он приехал сюда на репетиции «Покорительницы».
— Давид Тернер, — подхватил журналист. — Давайте минутку поговорим о мужчинах в вашей жизни.
Киттен поняла, что разговор об этом продолжится не минутку, а гораздо дольше, и улыбнулась навстречу предстоящему граду вопросов.
— Томми Паттерсон, — приступил журналист. — Охарактеризуйте его одним словом.
У Киттен чуть не вырвалось наружу сразу несколько бранных слов, но она умело их придержала.
— Это невозможно, — сказала она, — он был слишком сложен для одного слова.
— Ваши с ним отношения. Это была любовь? Слепая страсть? Увлечение? Говорят, он покорил Америку, а вы поработили его.
Поработила? Пожалуй, это не совсем так. С Томми она познакомилась на телешоу Билла Наттермана в Лос-Анджелесе. На свою передачу Билл приглашал разных знаменитостей, заводил с ними разговоры о новых фильмах, книгах и всяких разностях. Эта передача была ежедневной, начиналась в десять утра и была рассчитана на домохозяек, хотя домохозяек в последние годы в стране почти не осталось. Черт его знает, что за публика смотрела эту трепотню-шоу, но кто-то явно смотрел, потому что передача просуществовала целых пять лет.
Киттен была приглашена на треп-шоу Билла Наттермана по поводу фильма «Апрельский лед», где она играла главную роль. В то утро Киттен была первой гостьей в студии, потому что Билл любил начинать свою передачу с показа зрителям какой-нибудь красотки, чтобы те уже не отрывались от экрана. Киттен неохотно приняла приглашение, и не только потому, что считала «Апрельский лед» неудачным, но и потому, что она недавно поссорилась со своим партнером, который играл в этом фильме вторую главную роль. Его звали Дирк Семирофф. Несмотря на его экзотическую русскую фамилию, Дирк был настоящим англичанином, а в Голливуд перебрался ради больших денег. Главная трудность состояла в том, что он презирал все, связанное с Южной Калифорнией, в том числе и саму Киттен Фэрлей, как он сам ей сказал об этом ровно неделю назад.
Итак, удрученная любовным разрывом Киттен сидела в телестудии рядом с Биллом Наттерманом и напоминала себе о том, что она все-таки киноактриса, а потому не надо портить хмурым видом себе имидж. Она наговорила массу добрых слов в адрес Дирка Семироффа и фильма «Апрельский лед», а также упомянула о своем благотворительном выступлении.
После пятиминутного рекламного перерыва, во время которого Билл пытался ее лапать, телезрителям был представлен Томми Паттерсон. Киттен, разумеется, до этого много раз его видела по телевизору и в газетах. Он был вездесущ, мелькал даже в рекламе со своей философией хорошего настроения и приятной жизни. Такая философия — удобная вещь. Правда, в памяти Киттен кровоточил наглядный пример ее матери, показавшей своим предательством, как сказывается на других желание жить в свое удовольствие. Но разве может даже такой жестокий урок остановить женщину в том возрасте, когда ненасытная молодость требует от жизни всего, и побольше? Для такого возраста как раз подходит такой человек, как Томми.
Но на этот раз Томми предстал перед зрителями не для проповедей об удобной жизни, а для рекламы своей недавней книги «Что такое привязанность и как ее достичь десятью легкими шагами».
— У людей для жизни есть все, кроме любви, — заявил тогда Томми.
И Киттен сразу прониклась глубокой мыслью о том, насколько прав этот человек. Любовь так нужна, особенно после разрыва с Дирком. Киттен слушала Томми Паттерсона разинув рот.
До встречи с Томми она не считала себя дурой. В самом деле, разве можно назвать ее дурой, если она сумела добиться известности на всю страну? Она снялась в нескольких фильмах, ее имя замелькало в прессе, и все это благодаря ее уму, потому что она все рассчитывала, и рассчитывала правильно. Может быть, именно потому, что в жизни ее до сих пор преобладал холодный расчет, и только расчет, Киттен так устала от непрерывных расчетов, что неразумно и сумасбродно втрескалась в Томми Паттерсона?