На следующий день зеленый томик с золотыми буквами из-под моей подушки исчез.
Книга упала. Я смотрел на неё секунду-две. Поднял, раскрыл, пролистал. И смёл все книги с полки. Потом с другой, с третьей, с шестой, с десятой…
Это была не та книга.
То, что происходило дальше, было так скверно, что я даже не хочу описывать. Я двое суток просидел в изоляторе. Суд приговорил меня к штрафу, и я вышел обратно к развалинам.
Выборг был никому не нужным пограничным городом, а я был никому не нужным пограничным человеком. Ну то есть я так чувствовал, жалел себя.
Я сожрал местную достопримечательность – крендель, – и как-то отлегло. Развалины на солнце смотрелись сносно, а летняя зелень прикрывала прочую разруху.
За мной приехал Ваня – друг детства и заодно сосед. За ночь мы добрались до Москвы, поездку я не помню, сразу отключился. Ваня спал с дороги часов шестнадцать, после чего я без подробностей описал всё, что со мной стряслось.
– Пока поживёшь со мной, – сказал он. – Сходи завтра к врачу. А как оправишься – возвращайся к себе.
Я так и сделал. Пил прописанные лекарства, смотрел в стену, в потолок, иногда в окно. Ваня возвращался вечером с работы, внимательно смотрел на меня, спрашивал, как дела, и падал спать.
Постепенно я стал спать так же крепко, как он. Как-то случайно я глянул в зеркало, и выглядел уже ничего. До этого я был так истощён, что смотрения в зеркало прекратил. Одного взгляда туда хватало, чтобы весь день пошёл к черту. В тот же вечер я сготовил к приходу Вани ужин: порубил салат, нажарил картошки и мяса. Ваня посмотрел на накрытую поляну, одобрительно кивнул и накинулся.
В ту ночь он смотрел фильм, и я присоединился.
Я заметил на полке вроде как зеленую книгу. Не уверен, что это она. В конце концов, в комнате темно. Свет от монитора мерцающий и тусклый. Да и провёл я тут уже месяц, точно заметил бы.
– Не может быть, – сказал я вслух и даже махнул рукой.
– Ага, – согласился Ваня: Мэрил Стрип как раз взяла Филипа Сеймура Хофмана на понт.
Ну очень уж похожа.
Меня зафлешбэчило. Маленькая девочка, испуганная, вцепилась в книгу. Стены кружатся, голубые ели тоже, снег, снег, снег, мужчина, стриженный под ёжик. Ели на километры и километры вокруг.
Слишком, слишком много чувств для маленького меня. Ком в горле, слёзы, etc. С помощью жалких остатков воли я собрался. Взял книгу. Картинки были те самые. Я минималистично расшаркался с Ваней и ушёл в комнату, где обычно спал.
«Когда мистер Хайрам Б. Отис, американский посол, решил купить Кентервильский замок, все уверяли его, что он делает ужасную глупость, – было достоверно известно, что в замке обитает привидение».
Покатилась первая слеза. А потом ещё одна. Уснул я, только когда мне уже нечем было рыдать. Наутро я собрал вещи и убрался к себе домой.
Екатерина Николаенко. Умные люди
То, что они вообще сегодня увиделись, было большой удачей, несмотря на невеселый повод, и важно было ее не просрать. Они давно не разговаривали, если не считать смсок на день рождения, а теперь Аня даже не удосужилась написать ему, он бы так и не узнал, если бы не позвонила ее тетка.
По крайней мере, она села с ним рядом. Он сразу совершил одну ошибку – начал было про деньги, как бы невзначай. Она посмотрела на него так, как будто с ней заговорил холодец на ее тарелке, и сказала – ничего не нужно, спасибо.
Ему показалось, что она то и дело с раздражением оглядывалась на племянников, которые носились по ресторану, и он ухватился за это.
– По моим наблюдениям, – сказал он, прокашлявшись, – умные люди никогда не заводят детей.
Аня повернулась к нему, удивленно приподняла брови и вроде бы в шутку спросила:
– То есть сам ты, получается, дурак?
– Конечно, – серьезно ответил он. – Я имею в виду по-настоящему умных людей, мне всего несколько таких встречалось. В НИИ и потом, когда я компьютерами занимался. И все бездетные.
– И все мужчины, – поддела она, зная, что это его смутит, и он правда смутился и забормотал, что женщины просто иначе устроены, ну просто на физиологическом уровне. Тут у нее губы сжались в нитку, он ужасно боялся, когда у нее было такое лицо, поэтому попытался выйти на безопасную землю, свести все к проверенной шутке, которая когда-то ее смешила, и сказал:
– Да ладно тебе, ты же знаешь, я ничего не смыслю в женщинах, иначе бы не женился на твоей маме.
Но Аня вдруг потемнела лицом и не своим голосом, как кукла чревовещателя, сказала:
– Мог бы и постыдиться. В такой-то день.
Он открыл рот, чтобы оправдаться, но она, не глядя на него, бросила: «Мне надо попудрить нос» и выскользнула из-за стола.
Когда она не вернулась спустя двадцать минут, он не выдержал и пошел ее искать. На поминках было много народу – большинство он не видел с тех пор, как развелся, а кое-кого, кажется, вообще никогда. Он прошел вдоль стола, где давно уже наговорились о покойнице и теперь обсуждали цены на нефть, тантрический секс, вышки 5G и дачный сезон, смущенно покараулил у туалета, надеясь, что она вот-вот выйдет, но ее нигде не было.
Он вышел на парковку, собираясь уехать, не прощаясь, но Аня оказалась там – курила, сидя на бордюре. Он потоптался и неловко, грузно присел рядом.
– Я беременна, – вдруг сказала она в воздух. Он машинально посмотрел на ее живот, но из-за ее позы и свободного черного платья ничего не было видно.
– Так может тебе не стоит… – начал он, показывая на сигарету, но замолчал, споткнувшись о ее взгляд.
– Посмотрите-ка, кто этот тут высрался. Воспитывать меня. Десять лет спустя, блядь, как мушкетер.
– Мушкетеры же двадцать лет спустя, – растерянно сказал он, и она проворчала:
– Ну еще десять лет подожди, – и прыснула, сама себя насмешив, и он с облегчением рассмеялся тоже.
– Между прочим, я всегда был на твоей стороне, – сказал он, когда они оба успокоились. – Даже сигареты тебе покупал.
– Был да сплыл, – беззлобно парировала Аня и затушила недокуренный бычок об асфальт. Они немного посидели молча.
– А кто… – начал он, но она помотала головой и отрезала:
– Неважно. Ветром надуло.
– Понятно, – сказал он, хотя понятно ему ничего не было. – Если надо будет отвезти тебя куда-нибудь или там сходить с тобой…
– Отвези меня домой, – вдруг попросила Аня, впервые за весь день посмотрев ему в глаза.
Он закивал, засуетился, попытался подняться, но почувствовал резкую боль в коленях и беспомощно сел обратно. Аня, которая уже поднялась и ждала его, раздраженно втянула воздух носом (в точности как ее мать, подумал он), но все-таки протянула ему руку.
Варвара Коновалова. Белые сны
Лара уже давно не спит по-настоящему крепко. Но когда ночью браслет на руке вибрирует, оповещая о срочном собрании, она выключает его и переворачивается на другой бок. Лару не волнует будущее колонии. Лара смотрит в серое от сажи окно, за которым едва видны очертания двух лун. Одна из них похожа на синий марбл, если прищуриться.
Наутро в дверь звонят.
– В участок.
Полицейский по имени Герхард Коул расспрашивает ее, где она была этой ночью после трех. Что делала. Почему не явилась на собрание.
– Я крепко спала всю ночь. Не слышала оповещения.
– Всю ночь, значит, – полицейский внимательно смотрит на нее. – А как же сирена?
Лара моргает.
– Сирена?
– Сирена. Ее вы слышали?
Лара мотает головой. От страха немеют руки.
– А что случилось? – в горле пересохло. Попросить воды Лара не решается.
– Кто-то пробрался на Ковчег.
Лара бросает взгляд за окно на зимний лес. Окна выходят не на ту сторону. Из ее окна Ковчег хорошо видно. Сейчас он настолько зарос пылью, что его можно принять за руины древней цивилизации.
Это недалеко от правды.
– Ясно.
Мысли у Лары обычно вязкие и сонные, но сейчас в голове ясно. Ей хочется расспросить полицейского и в то же время не хочется, чтобы задавали вопросы ей. Она молчит. Он продолжает щелкать тачпадом. Начинает что-то набирать на клавиатуре. Лара не видит экран, но следит за его лицом. У него круги под глазами. Он гораздо моложе. Скорее всего, он родился уже здесь. Такое чувство, что она его где-то уже видела.
– Лара, у вас сновидческая болезнь, верно? Из-за заморозки.
– Да. Первая стадия.
– Первая стадия – это значит, что у вас нет провалов в краткосрочной памяти? Только в долгосрочной?
Лара вся подбирается.
– Я неплохо справляюсь и с долгосрочной памятью.
– А белые сны видите?
– Нет, их не было пока.
– Не было пока… Лекарство принимаете?
– Да.
Полицейский продолжает что-то набирать на компьютере. Лара думает о таблетках. Две пачки в верхнем ящике и еще одна пачка под матрасом кровати. Недопустимое расточительство по меркам этой планеты. Лара не пьет их уже месяц. От этой мысли снова немеют руки. Лара дышит. Она успокаивает себя тем, что это не преступление – отказаться от лечения. В конце концов, она ведь не опасна для окружающих.
Не сказать, что рядом с ней так много окружающих.
Лара написала подробную инструкцию, что делать с теплицей и растениями. Как ухаживать, как убирать, какую температуру поддерживать. Все хранится в компьютере в лаборатории. Алиса справится без нее. Алиса напоминает ей ее прошлую ассистентку, чье имя Лара уже забыла.
Из прошлого Лара отлично помнит только последние минуты на Земле. Запах медицинского спирта и скрип кушетки. Игла, которую вводят в поясницу. Врач объясняет, что это для подготовки к криогенной заморозке. Лара нервничает. Шутит про цыпленка-бройлера. Все смеются. Когда вещество начинает действовать, Лара делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду. Она погружается с головой, а через секунду выныривает на Ковчеге. Между двумя биениями сердца умещается несколько десятков световых лет.
Когда Лара впервые ступает на землю чужой планеты в другой системе, ей хочется плакать и смеяться. Они так много сделали для этого. Воплотили мечту поколений. Работа далеко не закончена, но это очень важный шаг. Сейчас от этого воспоминания несет болотным духом этой планеты. Так пахнут несбывшиеся надежды.