От этой мысли мне стало не по себе.
– Я пойду прогуляюсь, а вы побудьте вдвоем, что ли…
Лили кивнула.
Я взял куртку и открыл дверь, но, выходя, оглянулся. Жутковатое ощущение прочно угнездилось в груди, когда я увидел, как они напоминают нас с Лили с полгода назад.
Хотя Лили просто сложная, а не больная на голову, как ее мамаша.
Айрленд
От волнения я не находила себе места.
От моего дома до яхты Гранта ехать было всего минут двадцать, но я не хотела явиться с пустыми руками, поэтому выехала за час. Остановка у винного магазина отняла всего минут десять, и в итоге я оказалась в гавани почти за полчаса до назначенного времени. Я представилась дежурному в будке, и он указал на одно из закрепленных за Грантом мест на парковке. Я оказалась у начала длинной пристани, в конце которой была пришвартована «Лейлани».
Вокруг царило оживление – люди поднимались на свои яхты и спускались на пристань, выдвигали стулья, чтобы посидеть и поболтать с соседями. Обстановка напоминала благополучный городской квартал, и я недоумевала, отчего Грант не приводит сюда своих девушек. Его яхта вызывала безоговорочное восхищение, а окружающий пейзаж был просто создан для романтики. Решив копнуть поглубже насчет «никаких женщин на корабле», я достала зеркало, проверила макияж, а, застегивая сумку, заметила Гранта на задней палубе «Лейлани». Он был в шортах, рубашке с коротким рукавом и в темных очках. Когда он перепрыгнул через транец, я разглядела, что он босиком.
Пожилой человек подошел к нему пообщаться, и у меня появилась возможность понаблюдать за Грантом в неофициальной обстановке. Господи, какой же он секси! Я всегда питала слабость к мужчинам в хорошо сидящих костюмах – это придавало им властности и внутренней силы, но сейчас, на пристани, я поняла, что костюм не имеет отношения к властности, окружавшей Гранта Лексингтона. Он непринужденно беседовал с соседом, однако от его манеры держаться – стоять, широко расставив ноги, расправлять широкие плечи, скрещивать руки на груди – веяло уверенностью. Даже босоногого, его не покидал апломб. Порой костюм делает человека, но только не Гранта: этот мужчина сам был способен подчинять себе любые вещи – и людей.
Я смотрела, как Грант, пообщавшись с пожилым джентльменом, подтянул какие-то снасти и вынес трап, установив его на пристани. Когда он снова ушел в каюту, я глубоко вздохнула и выбралась из машины.
«Лейлани» была предпоследней – наверное, через тридцать яхт от меня, у дальнего конца причала. Я прошла примерно десять, когда Грант снова показался на палубе. Он заметил меня буквально сразу и стоял, глядя, как я к нему иду. Я вдруг отчаянно застеснялась, а волнение, которое мне удалось успокоить в машине, вернулось обратно с ревом цунами. Но я не собиралась показывать Гранту, что нервничаю, поэтому выпрямила спину и пошла, что называется, от бедра, отчего подол сарафана закачался из стороны в сторону.
– Здравствуй, – сказала я, остановившись напротив «Лейлани». Грант подал мне руку, помог взойти на борт по сходням, которые он недавно выставил. – Спасибо, очень кстати, а то эти мои танкетки…
Грант не отпустил мою руку, когда я уже оказалась на палубе.
– Еле разыскал эти сходни – я ими никогда не пользуюсь.
– Я бы и так залезла, необязательно было устраивать раскопки. Прощу прощения, я приехала раньше назначенного – не рассчитала с дорогой.
И я вручила ему бутылку вина.
– Спасибо. А то я гадал, долго ли ты будешь сидеть в машине и следить за мной.
Мои глаза на секунду расширились. Черт, он меня видел…
– Я не подглядывала, если ты на это намекаешь. Я действительно приехала неприлично рано и не хотела злоупотреблять гостеприимством.
Грант сдвинул темные очки на кончик носа, чтобы мне было видно его глаза.
– Очень жаль. Кстати, можешь смотреть на меня, сколько душе угодно. Это будет только справедливо, раз я не в состоянии отвести взгляд от тебя в этом платье.
Я трижды переодевалась, пока не выбрала бело-синий сарафан с тонкими лямками и острым вырезом. Вырез открывал больше обычного, но Миа уговорила меня не колебаться, и сейчас я порадовалась, что послушалась.
– Пойдем, я покажу тебе яхту и открою вино.
Я пошла за Грантом. В прошлый раз мы сидели на задней палубе, поэтому сейчас я впервые увидела, где живет Грант. Кают-компания напоминала просторную гостиную с П-образным диваном, двумя креслами, длинной тумбой и огромным телевизором. У нас с Мией в съемной квартире общая комната была примерно такого же размера.
– Легко забыть, что мы на яхте, не правда ли? – Грант показал на огромные, во всю стену, окна. – Здесь два вида штор: одни, полупрозрачные, защищают от солнца и обеспечивают прохладу, а другие светонепроницаемые. Если опущены вторые шторы, невозможно определить, день снаружи или ночь, и еще того меньше – где находишься.
Я прошла за Грантом в кухню, удивившись, что она почти такая же большая, как салон.
– Я отчего-то ожидала увидеть плитку и пару шкафов, а тут вон что!
– Изначально кухня была меньше. Здесь находилась спальня, но я снес перегородку и увеличил площадь. Я люблю готовить.
Я приподняла брови.
– Ты умеешь готовить?
– Почему тебя это удивляет?
– Не знаю, наверное, это очень домашняя черта. Ты скорее производишь впечатление человека, который ходит в рестораны или берет готовые обеды навынос.
– Моя приемная мама была итальянкой и каждый день готовила обильные ужины. Когда я рос, центром дома была кухня. У нас перебывало немало приемных детей, и мама использовала готовку как повод собрать нас всех вместе хотя бы раз в день.
– Здорово! – я улыбнулась.
– Я действительно купил еды по дороге, но не потому, что не умею готовить. Я опаздывал, а ты не захотела свидания, поэтому я решил не расставлять силков в виде настоящего ужина.
Грант показал мне другие помещения: маленькую спальню внизу, которую он превратил в кабинет, гостевую каюту, две ванные и, наконец, огромную главную спальню.
– Какая громадина!
– Вот эту фразу я особенно люблю тут слышать, – Грант подмигнул мне.
Я переступила порог и огляделась. Мебель темного дерева, двуспальная кровать с прекрасным темно-синим постельным бельем. Одна из стен была увешана черно-белыми снимками в рамках черного стекла: яхты на воде. Я невольно залюбовалась фотографиями.
– Какие красивые! Это ты снимал?
– Нет, это модели, которые дед строил в разные годы. На фотографиях опытные образцы во время первого испытания на воде.
Я указала на центральную фотографию.
– Это же она, вот эта самая яхта?
Грант подошел и остановился за мной – так близко, что я почувствовала тепло, исходившее от его тела.
– Да, снимок сделан в шестьдесят пятом.
– С ума сойти! В голове не укладывается, сколько же лет этой яхте! Если бы ты сказал, что ее построили в прошлом году, я бы поверила.
– Этим модели деда и привлекают покупателей: время на них практически не сказывается.
Я разглядывала снимок в рамке.
– Здесь у нее еще нет названия.
– А демонстрационным моделям и опытным образцам не дают названий. Считается, что менять имя корабля – к несчастью, поэтому ее называет первый владелец.
Я обернулась. Грант не отстранился, и просторная спальня вдруг показалась тесной.
– Почему «ее», если речь о судне?
– Дед рассказывал, что в старину мореплавание было исключительно мужским занятием, и корабли посвящали богиням, которые защищали суда в бурю и шторм. – Грант смахнул волос, задержавшийся на моем плече. – Но я считаю яхты сродни женщинам, потому что они требуют много внимания.
– Ах, вот как? Но раз ты живешь на яхте, значит, ты как-то миришься с этой избалованной особой?
Не отрывая взгляда от моих губ, Грант усмехнулся:
– Куда же мы без сложностей. Легко – значит скучно.
Я ожидала, что он сейчас нагнется и поцелует меня – в тот момент я бы ему позволила, но Грант снова посмотрел мне в глаза.
– Идем, я же обещал закат и коктейли.
На баке нас ждал целый поднос фуршетных наборов из итальянского магазина. Еды хватило бы на шестерых.
– Ты всегда накупаешь, как на свадьбу? Сначала ланч в кабинете, теперь это…
– Обилие еды следует понимать как стремление окружить тебя заботой, а не доказательство моей расточительности.
Я невольно улыбнулась.
– Ты всегда так предупредителен к своим девушкам?
– Учитывая, что ты первая женщина, сидящая на моей яхте на закате, вынужден ответить «нет».
– Тут какой-то секрет? – не удержалась я, испытующе глядя на него. – На днях ты проговорился, что у тебя семь лет не было настоящих отношений. Просто некогда или что?
Грант ответил не сразу.
– В какой-то мере некогда – я действительно много работаю. Вопреки твоему мнению обо мне как об избалованном мажоре на всем готовом, я ежедневно провожу в офисе от десяти до двенадцати часов и, как правило, прихватываю еще половину субботы.
– Так и не простишь мне того имейла?
Грант покачал головой с деланой серьезностью.
– Такое не забывается.
Я вздохнула.
– Ладно, мистер трудоголик, вернемся к моему вопросу. Значит, в какой-то мере в отсутствии у тебя отношений виновата работа. А в чем все же основная причина? У меня ощущение, что ты чего-то недоговариваешь.
Несколько мгновений Грант смотрел на меня в упор, но отвел взгляд и взял бокал с вином.
– Я был женат. Нахожусь в разводе уже семь лет.
– Значит, ты женился совсем юным? Или ты старше, чем выглядишь?
Грант кивнул. Только что он казался спокойным, но теперь его состояние совершенно изменилось. Челюсти сжались, он перестал смотреть мне в глаза, и движения стали напряженными, будто тело разом свело.
– Мне двадцать девять. Женился я в двадцать один.
Ему явно неудобно было говорить на эту тему, но я решилась спросить еще.
– То есть твой брак продлился всего год?
Он залпом выпил свой бокал.