– Впервые слышу.
– Именно! – бросил он.
– Ну, хватит с меня! Хейя уволилась, потому что заболела ее мать. Если ты намекаешь, что из меня плохой руководитель, так скажи об этом прямо!
Филип пошел на попятную.
– Мне просто жаль терять такую компетентную сотрудницу, как Хейя.
– А главное – такую красивую! – прошипела я и вышла. Меня переполнял гнев.
Чуть погодя ко мне пришла Виктория. Я сидела на полу среди бумаг, разбирала их, рвала старые статьи и письма и яростно совала в корзину. Я решила уйти из журнала. Работать с Филипом я больше не могла. С меня было довольно. До случившегося в Корнуолле я позвонила бы Маркусу посоветоваться. Но теперь – не жаловаться же ему на Хейю!
Виктория остановилась на пороге.
– Я пришла с миром. Филип признает, что зашел слишком далеко. Он не хочет, чтобы ты уволилась, особенно накануне презентации.
– Он ненормальный! Обвиняет меня – якобы я ее выжила!
– Слушай, Хейя была непростой женщиной. Никому она не нравилась.
– Кроме Филипа.
Виктория вздохнула и опустилась рядом на пол.
– Филип на нее запал. Ты ведь его знаешь. Пока ты была в Корнуолле, она ему делала авансы, обедала с ним, он и решил, что ему тут может обломиться.
– Очень на нее похоже – действовать исподтишка. Ну как с ним работать! Он же гад! Хочу уволиться: забрать свое барахло – и уйти.
– Не нужно, Кэти. Ты отличный редактор… а тут еще путеводитель. Это же твое детище.
– Детище-чудище! Оказывается, Хейя его критиковала!
– Она считала, что не нужно освещать все выбранные объекты. По поводу некоторых она и язвила.
– Ну да, делать обзор, но не обо всем!
– Эй, я-то на твоей стороне! Давай вместе выпьем кофе.
– Да, извини. Пойдем отсюда.
Редакция гудела как улей. Уже, видно, пошел слух, что я сильно разругалась с Филипом.
В конце сентября приехал Гектор и пришел в редакцию; я вышла встретить его в вестибюль. В тот день я надела летнее платье с подсолнухами и короткий желтый кардиган. В такой яркой одежде я чувствовала себя не в своей тарелке, хотя день выдался солнечный. Не слишком ли заметно, что я нарочно нарядилась? Ну, во всяком случае, Хейи не было, и никто не смотрел на меня насмешливо.
Появился Гектор, в джинсах и белой рубашке, очень загорелый и веселый. Он меня обнял, поцеловал в щеку, похвалил платье.
Мы отправились в кафе, нашли столик в уголке. Скатерть на столе была в красную клетку, веселая.
– Здесь хорошо готовят треску, а уж морской окунь просто объеденье, – сказала я.
– Я весь в твоих руках, – ответил Гектор.
Я заказала нам два окуня с картошкой и гороховое пюре с огурцами.
– Гороховое пюре?.. Что-то новенькое. Как твои дела? – спросил он, ласково глядя на меня.
– Отлично, и даже лучше…
– Чувствую, дальше идет «но…»
Я огляделась. Знакомых нет, однако на всякий случай я перешла на португальский.
– Мой шеф – трудный человек.
– Бывает.
– Да уж. Я не так давно редактор, с апреля, и у меня еще не кончился испытательный срок. Шеф меня нервирует. А когда я нервничаю – делаю ошибки. На прошлой неделе мы здорово поцапались.
– Из-за чего?
– Филип вышел из себя, – во время его отпуска уволилась сотрудница, которой он увлекся.
– Похоже, тот еще тип.
– Точно. Мне до сих пор не по себе.
– Зато у вас скоро первый выпуск.
– Ага. Я всерьез хотела уйти из журнала. Теперь немного успокоилась.
– А остальные сотрудники – нормальные?
– У нас отличная команда. Хотя как редактору мне приходится держаться чуть поодаль.
– Я вряд ли смог бы работать в коллективе. Всю жизнь я свободный художник, и слава богу.
Гектор тепло улыбался, говорить с ним было удивительно легко.
– А как Билли?
– Просто отлично, скоро сам пойдет. Тогда только глаз да глаз, ни минуты спокойной не будет.
– Завидую белой завистью.
– У тебя нет детей?
– Нет, к огромному сожалению моих родителей. Они давно дают понять, что уже заждались внуков.
– Так у мужчин родители тоже требуют?..
– Еще как!
– У меня до Маркуса был мужчина, встречались шесть лет. Помню постоянное мамино невысказанное желание, чтобы я дала жизнь следующему поколению.
– И чем у вас кончилось?
– Разошлись: Эдди пил. Не всегда, но часто. Я его любила, не хотела смотреть правде в глаза. Все надеялась, что он завяжет.
Гектор сочувственно кивнул.
– Нелегко тебе пришлось.
– Да.
Мы по второму разу взяли кофе и чай. Мне не хотелось, чтобы наша встреча кончалась, да и Гектор не мог наговориться.
– Я с ним окончательно порвала, а потом встретила Маркуса и почти сразу забеременела. До сих пор не верю, так быстро все произошло. – Я сделала глоток и задумалась – не слишком ли я откровенничаю?
– Неудивительно… да еще и шеф такой болван.
Я усмехнулась.
– Ну, хватит обо мне. У тебя есть кто-нибудь?
– Сейчас нет. Мы с Лусией были вместе лет пять, но у нас ничего не вышло.
– Сочувствую. А почему?
– Она никак не могла смириться с моими постоянными разъездами. Мы поселились вместе почти сразу, как познакомились. Лусия требовала, чтобы я все время был рядом. Ее привязанность меня с ума сводила. Из-за этого и ушел, хотя она мне нравилась.
– Вы общаетесь?
– Нет. Она вышла замуж и счастлива: муж никуда не уезжает. Когда влюбляешься и отношения только начинаются, даже не понимаешь, как важно иметь одинаковые взгляды. Я бы с такой женщиной все равно долго не прожил. Хотя по-честному пытался с ней ужиться.
Да, у нас обоих за спиной неудачные романы. Почему так трудно добиться успеха?
– Мы с тобой понюхали пороху, – рассмеялась я.
– Точно. Мы – опытные ветераны! Спасибо тебе, было замечательно.
– Да, здорово.
Несмотря на его протесты, я оплатила обед. Мы вышли на улицу, и я показала Гектору, как пройти к метро, а сама решила поехать на такси. Я обедала почти три часа.
– Ладно, увидимся на презентации, – и Гектор меня обнял.
Он направился к метро, но, когда я уже садилась в машину, вернулся и сказал:
– Кэти… если захочешь поговорить… с опытным ветераном, звони в любое время.
– Спасибо.
По дороге в редакцию я впервые за неделю почувствовала себя комфортно. Встреча с Гектором вселила в меня надежду. Позже я поняла, почему. Благодаря ему я снова ощутила себя нормальным человеком.
Хейя
Октябрь
Река сегодня серая. Небо затянуло, по воде идет рябь, причем все больше – значит, ветер усиливается.
Сегодня – последний день в моей прекрасной квартире. В последний раз я могу постоять у огромного окна, глядя на реку и мост. Я так полюбила этот вид. Здесь стоял Маркус, когда мы впервые встретились после семилетней разлуки. Он всегда мечтал жить у воды. Еще студентом говорил, что у него из окон будет видно море. Говорил в самом начале, на той стадии отношений, когда обычно делятся мечтами. Своего рода нравственное обнажение, которое куда важнее, чем физическая нагота.
Мы тогда лежали в постели, в его скромной комнатке. Маркус жил в студенческом общежитии, на верхнем этаже. Дом был шумный. Никаких ковров. Слышно, как соседи топают по лестнице. Обстановка у Маркуса была спартанская. Полы выкрашены белой глянцевой краской. И постельное белье он любил белое. Стол, стул, стенной шкаф, хороший радиоприемник – все. На стенах – его рисунки. Мы говорили о доме, который он когда-нибудь выстроит нам на берегу моря.
На прошлой неделе пришло письмо от Филипа Парра, написанное от руки. Он выражал надежду, что письмо дойдет – он ведь думал, что я в Финляндии. Сочувствовал в связи с болезнью у меня в семье и предлагал, если понадобится его помощь, обращаться. Еще сожалел по поводу моего ухода из журнала. Я, по его мнению, внесла в издание большой вклад, и если передумаю, то место для меня всегда найдется.
Найдется, не сомневаюсь. Только зачем? Я потратила столько сил, чтобы получить работу в ее редакции, и чего добилась? Доставила ей несколько неприятных минут. Возможно, ранила. Но все мои усилия не смогли ее сломить. У нее внутри словно пружина, которая помогает ей распрямиться. А времени больше нет.
Последние несколько дней у меня работал автоответчик, и сегодня утром он записал сообщение от Илкки Лэйна. Мы несколько месяцев не общались. Илкка сказал, что его нашел Роберт Мирзоев и спрашивал адрес моих родителей – дать ему или не нужно? Я перезвонила Илкке.
– Хейя, я так рад тебя слышать! Я не знал, получишь ли ты мое сообщение. На всякий случай оставил. Как дела?
– Все очень хорошо, правда. Ты говорил про Роберта?
– Он надиктовал мне сообщение на автоответчик, я его не сразу получил, уезжал. Представился твоим близким другом и просил адрес твоих родителей. Говорит, Соланж заболела, и ты вернулась домой.
– Нет-нет, Иллка, извини, я и не знала, что у него есть твой номер. Просто я пытаюсь разорвать наши отношения и сказала Роберту, что уехала в Хельсинки на неопределенное время. Адреса ему не дала и не хочу давать.
– Он так переживал. Рвался помочь.
– Он, в общем-то, хороший человек, только ничего у нас не выйдет. А он стоит на своем, не хочет принимать отказ.
– Продолжаешь разбивать сердца… А мама-то здорова?
– Да. Они с отцом только что вернулись из Франции.
– Ну и хорошо. А когда ты будешь в Хельсинки?
– Не знаю. Когда приеду, непременно встретимся. Тебе работа по-прежнему нравится?
– Не особенно. Уже не так интересно, да и для взрослого человека несерьезно. Всем заправляют молодые недоумки. Правильно сделала, что сбежала.
– Спасибо за звонок, Иллка. Ты уж отделайся как-нибудь от Роберта.
– Конечно, Хейя. Береги себя.
Проклятье, чертов Роберт! Где он раздобыл номер Иллки? И откуда узнал, что я сказала в редакции про болезнь Соланж? В письме я о ней не упоминала. Есть лишь одно объяснение: виделся с Кэти. Номер Иллки есть только в анкете, которую я заполняла в редакции. Она ему и дала. Представляю себе их встречу. Она – сама респектабельность – как же, руководитель! А Роберт осторожно зондирует почву, пока не выудит больше, чем она хотела сказать – или могла себе позволить. Он умеет втереться в доверие. И его не остановят никакие границы, будь то мое тело или моя жизнь. И опять я ощутила себя предметом изучения – как и тогда, когда он проникал в меня пальцем.