– Хулиган, – сказал он, – тут мать из-за тебя…
– Папа! – продолжал я кричать. – Я не хулиган. Я попал в одну историю…
– История будет дома, когда вернёшься, – мрачно сказал папа, и тут я услышал голос мамы, вернее – всхлипыванья:
– Алёша, где ты?
– Мама! Дорогая мамочка! Я в колхозе «Искра» и скоро буду дома. Часика через полтора. Я сел в машину и уснул и далеко уехал.
– Я ничего не понимаю, – всхлипнула мама.
– Я здесь с одним очень хорошим человеком, он заедет к нам в гости потом, чаю выпьем, вот увидишь…
– Где ты, Алёша? – ещё раз всхлипнула мама.
Шофёр взял у меня трубку и сказал:
– Мамаша, не волнуйтесь, пожалуйста, сейчас мы отвезём вашего мальчика на станцию, посадим в электричку, и он скоро будет дома.
Мы повесили трубку, сказали «спасибо» в правлении и поехали на станцию.
– А что это ты делал со своей машиной возле нашего дома? – спросил я.
– Там у меня тётя живёт, в пятой квартире.
– А мы в семнадцатой, приходи в гости.
– Спасибо, – сказал он, – обязательно зайду.
На станции он купил мне билет и дождался, когда подойдёт электричка.
– Будь здоров, – сказал я. – Счастливый тебе путь до колхоза «Светлый путь».
Он ещё раз сказал мне «спасибо» и снова пообещал, что придёт к нам в гости.
– Привет папе и маме, шкет! – крикнул он.
Электричка тронулась.
– А как тебя зовут, эй?! – вспомнил я.
– Василий! – закричал он. – Васи-и…
Платформа исчезла.
Я зашёл в вагон и стал смотреть в окно.
А потом, уже до самого города, я думал о Джимми и о моём новом друге Василии, у которого сильные руки и целая машина хороших книжек.
Вот вам стакан воды
Когда мне грустно, я стараюсь себя развеселить. Неплохая мысль, правда?
Мне частенько бывает грустно или вообще не по себе, но вся беда в том, что я почти никогда не знаю, отчего мне грустно или не по себе. Поэтому я стараюсь развеселить себя изо всех сил, как попало. Иногда помогает, иногда нет, но я стараюсь вовсю.
Сегодня как раз прихожу из школы, а настроение у меня – не настроение, а чушь какая-то. Отчего – не знаю. Я даже есть не стал, надел свои лучшие трусики для плавания, взял ласты, маску и трубку и полез в ванную. Напустил полванны воды и улёгся туда. Лежу, шевелю тихонечко ластами, дышу через трубку, рассматриваю в маску дно ванны – и вроде легче становится. Вроде бы легче. «Скоро лето, – думаю, – укачу на дачу и буду целыми днями плавать с маской и ластами и охотиться на крупную рыбу. И позабуду обо всём на свете. Кто это там, а? Окунь? А это? Щука! Подумать только! Ну и щучища! Сейчас мы её… Не-ет, уплыла. Однако здоровая. Ну ничего, мы ещё с вами встретимся. Будьте уверены. Моё ружьё не даёт промаха».
Мне стало холодно в ванне, но я решил не подливать горячей воды, нет, так не полагается. Я вылез из ванны, тихонечко прошлёпал в комнату, достал из шкафа и надел на себя рейтузы и шерстяной свитер. Так все хорошие подводные охотники поступают, если у них нет специального костюма, – я читал.
Снова залез я в ванну. Красота! Совсем другое дело! Жарко даже! «Эй, там, на берегу! Перестаньте орать и распугивать крупную рыбу! Ага, вот она, щука! Та самая! Стоит около водорослей и меня не замечает. Сей-час мы её…»
Вдруг – звонок. Кто-то звонит к нам в квартиру. Надо же. Не могут не испортить охоту.
Соседка Виктория Михайловна стучит мне в ванную и говорит:
– Алёша! К тебе тут какая-то девочка пришла.
Девочка?! Ха-ха! Вот номер! Этого ещё не хватало!
Я отвечаю ей прямо через дыхательную трубку, не вынимая головы из воды:
– Пусть заходит в ванную. Я не моюсь. Я в костюме.
Она говорит:
– Что это такое у тебя с голосом?
Я говорю:
– Такой голос.
Она говорит:
– Хм. Странно.
А я стал смеяться под водой.
После дверь в ванную отворилась, и я услышал, как вошла эта девочка, постояла немного и потом села на табуретку. А я лежал в воде и не поднимал головы.
«Что это ещё за такая девчонка пришла? Чего ей надо?» – думал я. Одно удовольствие было лежать в воде в шерстяном свитере и рейтузах. Тепло, великолепно. Но охотиться уже было нельзя.
Я поднял голову и тут же сел и снял маску – девочка была совершенно незнакомая. Она смотрела на меня, от любопытства склонив голову набок, как будто я был редкое насекомое.
– Ты кто такая? – спросил я.
Она сказала:
– Я нашла твой… ваш… портфель.
– Что-о? – сказал я. – То есть? Как это понимать? – А сам уже вспомнил, что, когда шёл из школы домой, мне было маленько не по себе, чего-то такого мне не хватало (это кроме паршивого настроения я чувствовал), но я так и не догадался тогда, чего именно мне не хватало. Вот фрукт, а?!
– Я нашла его в продуктовом магазине, – сказала она.
А я так и сидел в ванне.
– Точно, – сказал я и засмеялся. – Верно. Там я его и оставил. Я там сок томатный пил. Я сегодня десять копеек нашёл. Купил на переменке булочку, разломил пополам – а там десять копеек. Неплохо, а?
Она говорит:
– А я, когда мне было два года, сто рублей нашла. Мне мама рассказывала, сама-то я не помню, всё-таки десять лет назад это было. И мы поехали на дачу, нам как раз денег недоставало. А вам не холодно сидеть в воде?
– Нет, – сказал я. – Пустяки, – и тут же почувствовал, что у меня озноб прошёл по коже.
– Постой, постой, – говорю. – Ну, ты нашла портфель, открыла его, узнала, как меня зовут и фамилию… так? А где ты адрес взяла, а?
– Я пошла в вашу школу.
– Вот именно, – говорю. – Пошла в школу; так, мол, и так, да?.. Ваш-то портфель потерял… Ты представляешь, что они теперь обо мне думать будут?!
– Нет, – сказала она. – Я догадалась, что так нельзя. Я попросила дать мне ваш адрес, чтобы мы к вам зашли и пригласили вас в нашу школу, – я ведь в другой школе учусь, – чтобы вы поделились с нами насчёт подводной охоты.
– Врёшь, – сказал я. – Всё враньё. Ты ведь не знала, что я занимаюсь глубоководной подводной охотой! Не знала ведь?!
– Верно, – говорит. – Я совсем этого не знала, а сказала именно так, сама не знаю почему. Честное слово.
Она не врала, это было видно. Я-то думал уже, что я её поймал, а выходит – нет. Мне даже малость скучновато стало.
– Да, – говорю. – Так бывает. Бывают иногда, так сказать, совпадения. А где мой портфель, ты его в прихожей оставила?
– Нет, он у меня дома.
– Это почему же?
– Видите ли, а если вы погибли, или вас просто нет дома? Я приду к вам с портфелем, ваши смотрят: портфель есть, а вас нет – вдруг с вами что-нибудь случилось! Они бы в обморок упали.
– Да-а, – говорю. – Ну, ты голова! Я бы не сообразил. Иди подожди меня в прихожей, я сейчас буду готов.
«Ничего девчонка, – думал я, снимая мокрый подводным костюм, – довольно забавная. Надо с ней ещё поболтать, для настроения».
Я быстро переоделся, и мы вышли на улицу.
– Вот, весна, – сказала она. – Скоро лето.
– Вот именно, – говорю. – Умотаю куда-нибудь подальше, буду охотиться и ни о чём не думать.
– А в школу к нам не зайдёте? – спрашивает она. – Не расскажете насчёт подводной охоты?
– Не знаю, – говорю. – Подумаю. И называй меня, пожалуйста, на «ты» – я не старик какой-нибудь…
Она засмеялась и сказала:
– Хорошо. Так и буду. А что ты ещё делаешь, кроме подводного нырянья?
– Да так, – говорю, – разное. То да сё. Читаю. В кружки хожу – авиа и фото. Уроки ещё делаю. Иногда долго приходится сидеть: троек у меня многовато. А у тебя? – говорю.
Она вдруг ужасно смутилась, покраснела и говорит тихо:
– Я отличница.
Я свистнул, остановился и долго глядел на неё, а она отвернулась и стояла вся красная. Не понимаю, что с ней произошло. По-моему, прекрасно быть отличником, я бы так с удовольствием, только у меня ничего не выходит.
– Пошли, – сказал я. – Чудо-юдо. Ты, наверное, в десять кружков ходишь и ещё староста, а?
– Нет, я не староста. Я никто. И в кружки я не хожу. Я не умею.
– Ни в один?
– Ни в один.
– Дурочка ты несчастная, – говорю. – Там иногда знаешь, как интересно бывает?
Она говорит:
– Я знаю. Я догадываюсь. Но я не умею.
– Да что ж тут уметь! – говорю. – Например, фото. Все плёнку заряжают – и ты плёнку заряжаешь. Все ставят выдержку сотую долю секунды – и ты ставишь сотую долю секунды. Допустим, снимаем окно или цветок в горшке. Все вместе. Все – клац затвором. И ты тоже – клац! И всё! Понятно?
– Понятно, – говорит. – Но я не умею.
– Совсем ты тютя, – сказал я. – Чего ж тут уметь!
Она говорит:
– Я сама не знаю. Вроде бы всё понятно, а я не умею. Плёнку-то, наверное, я смогу зарядить, а вот в кружок ходить я не умею.
Я подумал немного и говорю:
– Вроде бы я тебя понимаю. Точно. Ходишь-ходишь, ходишь-ходишь в этот кружок, и иногда такая тоска найдёт. Правильно я говорю?
– Не знаю, – сказала она. – Вот мы и пришли. Я тут живу.
Домой я бежал, размахивая портфелем, и пел песню на собственную мелодию. Мелодию я сам сочинил, внезапно. Немного похожую на «А за окном то дождь, то снег». А слова я не помню, что-то вроде:
Всё в голове у меня вверх ногами.
Привет!
Тра-ля-ля!
Ура! Ура! Ура!
Что-то в этом духе.
Я летел по улице, как метеор, и даже чуть не сшиб ларёк с пивом, а какой-то дядька сказал про меня, ткнув в меня пальцем:
– Эти ещё нам покажут.
Но у меня всё равно было прекрасное настроение, хотя он меня и ткнул.
Во-первых, потому, что нашёлся портфель: любому ведь понятно, что было бы со мной в школе и дома, если бы они узнали, что я портфель потерял.
А во-вторых, потому, что у этой девчонки мне здо́рово понравилось. У неё по всей комнате – на шкафу, на разных полочках, на печке, на окне – стояли фрегаты, корветы, яхты, ещё какие-то незнакомые парусные лодки – много-много всего. Вся комната была в парусах. А на стене висели часы, из которых выпрыгивала кукушка. Сколько раз я слышал и читал про такие часы, а никогда не видел.