Так я их больше и не видел ни разу. Как-то всё не так получилось, даже непонятно как. И почему.
Федоро и Алехуано
В общем, было решено – Ленку мы похитим.
Петька и Вовка сказали, что всё это ерунда. Мы с Федькой были тверды.
День назначили – 30 декабря, под Новый год.
Под самый Новый год.
– Запомни, – сказал мне Федька за час до начала. – Входим, стреляем, похищаем. Бесшумно и безмолвно. Моё имя – Феодоро, твоё – Алехуано. Маски готовы? Порядок. Её место в нашем одиноком замке, а не с дядей Мишей…
– Эх, Федька, – сказал я.
– Феодоро, – поправил меня Федька.
– «Феодоро», – передразнил я его. – «Дядя Миша»… Эх ты.
– Ты прав, Алехуано, – не моргнув, сказал Федька, – Её отец, этот старик… инженер… лорд, вернее. Что он ей? Итак, ты готов, Алехуано?
– О да, Феодоро, – сказал я.
– Вперёд! – сказал он.
Мы вышли из моей квартиры и стали медленно спускаться по лестнице на Ленкин этаж. Ночь была холодной и лунной.
– Звони, – шёпотом велел Федька, когда мы спустились, и поправил свою чёрную маску. Я поправил свою и позвонил.
– Кто там? – спросил голос Ленкиной бабушки.
– Новогодняя телеграмма, бабушка, – ласково сказал Федька, и мы достали револьверы.
Дверь открылась.
– Руки вверх! – грозно сказал я, махнув револьвером.
– Руки по швам! – рявкнул Феодоро. – Не кричать, не плакать, не молить о пощаде.
Мы прошли в кухню.
– Куда же руки девать, господи? – сказала бабушка. – Алёшенька, пальто-то всё в мелу.
И она стала меня чистить.
– Жалобы не помогут, – жёстко сказал я.
– Отведи старую женщину в ванную, – велел мне Феодоро.
– Старая женщина, – сказал я. – Иди в ванную. Сиди там тихо, как мышка. Ни стонов, ни криков. Кстати, меня зовут Алехуано.
Бабушка пошла в ванную.
– Где ваше единственное сокровище? – спросил Феодоро.
Бабушка молчала от горя.
– Страх сильнее рассудка, – сказал Феодоро.
Мы посовещались в прихожей и открыли дверь в комнату.
Дядя Ми… старый лорд читал газету и пил чай.
– Где ты прячешь свою дочь, старик? – нагло крикнул Феодоро.
Отец бедной девушки повернулся к нам, и лицо его покраснело от испуга.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил он.
– О, ровным счётом ничего, – сказал Федька. – Ровным счётом. Напомни ему, Алехуано, как бесполезно сопротивление.
– Феодоро прав, сопротивление бесполезно, – сказал я, удивляясь, что он снова пьёт чай, – Где твоя дочь? – крикнул я.
– Моё бедное дитя в той комнате, – сказал испуганный отец. – Будьте к нему снисходительны. Вообще, ребята, это безобразие. У моей Ленки тройка по пению. Вы что, научить её петь не можете?
– Но-но-но! – прикрикнул на него Феодоро. – Алехуано, сходи узнай, не сбежала ли старая женщина. Может, она выпрыгнула в окно?!
Я вышел из комнаты и постучал в ванную.
– Что делает старая женщина? – спросил я.
– Да вот стираю уже целый час, – ответила она из-за двери. – Не желают ли молодые-красивые чаю с домашней ватрушкой?
– В самый раз, – сказал я. – Да побольше. Не вздумай показывать свою скупость.
– Сейчас принесут ватрушку, – сказал я, возвращаясь.
– А-атлично! – проревел Федька. – А пока за мной, Алехуано.
Мы вошли в следующую комнату, но там было пусто. И в шкафу было пусто. И под кроватью.
– Каков лгун? – прокричал Феодоро и бросился обратно. – Где дочь? – прорычал он.
Мне стало жаль бедного старика.
Серьёзно, очень жалко.
– Пусть он идёт туда, где пусто, – сказал я. – Надо перекусить.
Феодоро кивнул. Убитый горем седой отец взял газету и ушёл в пустую комнату. Старая женщина мгновенно принесла чай и ватрушку. Мы стали есть ватрушку. Феодоро был мрачен и зол.
– Где они её прячут? – говорил он, кусая ватрушку.
Вдруг дверь открылась и в комнату с улыбкой вошла та, которую мы искали.
– Хватай её! – закричал Феодоро и первым бросился к ней.
– Уйди, Федька! – завизжала она. – Ой! Пусти! Па-апа!
– Ты узнала меня! – вскричал Феодоро. – Ни слова больше!
– Ма-а-ма! Чего они! Ой!
– Мальчики, мальчики, тихо, – сказала тётя Таня, входя с ёлкой в комнату. – Ну и маскарад! Какая прелесть! Молодцы! Сейчас украсим ёлку.
– Шутки в сторону! – закричал я. – Моё имя Алехуано!
– Ай да Алехуня, – сказала она, – ай да актёр! Прелесть. Федька, отпусти Лену, будем ёлку украшать. Как прелестно!
– Да ну вас, – сказал Федька и снял свою маску.
– Нет, не надо, не надо, не снимай! – затараторила тётя Таня. – Так лучше. Так веселее. Чудесно, что вы зашли!
– Чудесно, – сказал я. – Чудесно. Надоело! – и снял свою маску.
– Наденьте! Наденьте! – визжала Ленка. – Маскарад! Ура!
– Ну вас, – сказал Федька.
А тётя Таня уже носилась по всей комнате.
– Миша! – кричала она. – Где подставка для ёлки? Ленка, тащи игрушки. Ребята, откройте дверь, там звонок.
Мы пошли с Федькой и спросили:
– Кто там?
– Новогодняя телеграмма.
Мы открыли дверь и как захохочем – там стояли Петька и Вовка, оба в чёрных масках.
– Ни с места! – сказали они. – Идите вперёд!
Когда мы все вошли в комнату, началось такое веселье, просто ужас.
Дядя Миша надел бумажный колпак и чем-то посыпал тётю Таню.
Ленка уже притащила игрушки и была в Федькиной маске.
Тётя Таня надела маску «свинья».
В общем, смех!
Больше всех хохотали мы с Федькой.
Петька и Вовка только рот раскрыли.
Мы с Федькой дали им по стеклянному шарику и сказали:
– Ну, Петякио и Вовенцио, – за дело!
– Чего ещё! – сказал Вовка. – Чего вы?
– Давай, давай, – сказали мы.
Ёлка получилась – то, что надо!
Случай в песках
Мне вчера учитель Сергей Васильевич по арифметике двойку поставил. Жирную такую страхидлу.
Мы задачку про поросят решали, и у меня пять поросят плюс семь поросят получилось тринадцать поросят вместо двенадцати.
Дома был скандал, и мама сказала, что она этого не ожидала. Этой двойки.
Что она ожидала наверняка пятёрку или на худой конец четвёрку.
Папа сказал:
– Марш! Стоять в углу!
Я сегодня весь день по школе ходил как угорелый, всё ходил, думал, какой он, Сергей Васильевич, отвратительный человек, всё ходил и искал его, чтобы прямо так ему и сказать…
Я даже в скачки не играл.
Я даже быстро бегал по коридорам, чтобы все классы обежать и найти Сергея Васильевича.
Я быстро бежал, как ветер, и вдруг остановился, потому что увидел в окне лошадь.
Я сразу подумал, что вот стоит внизу телега и лошадь и что телегу можно куда-нибудь запрятать, а на лошадь сесть и поехать в далёкие пустынные пески Кызыл-Шербет-Абу-Керим-Кебаб. Там, в этих жёлтых песках, нет ни капли воды, там самумы и тайфуны, и только ты, сильный человек, на своей сильной лошади можешь мчаться как ветер, а вообще-то там жуткая температура воздуха и птицы падают от жары в песок.
Там, в этих мёртвых песках Шурум-Бурум-Такыр, я один буду мчаться на своём коне, мой конь будет хрипеть и скакать, мой могучий конь будет мчать меня, как «Волга», и ни один леопард – а их там полно – не уйдёт от его острых зубов, а потом я увижу, как из-за барханов выйдет Сергей Васильевич, и всё… и… И вдруг я увидел в окно Сергея Васильевича – вон он вышел из-за угла и идёт прямо к школе, ничего не думая и не подозревая, что на его пути стоит мой конь, моя защита и опора со страшными зубами.
«Всё, – подумал я. – Конец. Привет».
Вот он поравнялся с конём…
А я закрыл глаза…
А потом открыл…
…Сергей Васильевич стоял возле лошади и гладил её по морде.
И лошадь заржала и замотала головой.
А Сергей Васильевич вдруг открыл портфель и достал… сахар. Большой белый кусок.
И лошадь вытянула морду и мягко так, губами взяла этот сахар прямо с Сергея Васильевича ладони.
И потом лизнула его в ладонь и заржала.
А он ласково так погладил её по морде.
И я тогда сорвался вдруг с места и помчался вниз по лестнице – вниз, вниз – и столкнулся возле раздевалки с Сергеем Васильевичем.
– Сергей Васильевич! – закричал я.
– Так, – сказал он. – Всё понятно. Двоек больше не будет?
– Нет, – сказал я. – Да. То есть…
– Пять поросят плюс семь поросят равно двенадцать поросят, – сказал он.
– Точно, – засмеялся я. – Двенадцать их.
– Позволь угостить тебя сахаром, – сказал он.
– Я не лошадь, – сказал я.
– Я в этом уверен, – сказал он.
И тогда я сказал:
– Давайте. – И ещё: – Ой, звонок! – И ещё: – До свидания!
И он мне ответил:
– До встречи.
Айда в Боливию!
Было часов шесть вечера, я сделал уже все уроки и гулял в саду. И вдруг – что я вижу! Сидят два старичка в чёрных пальто и чёрных шляпах. Сидят на скамеечке и рассматривают книгу. Я зашёл к ним со спины и между шляп заглянул вниз.
Какое там было дерево! На картинке. Высокое! Такое высокое, что люди, стоящие у его корней, выглядели совсем маленькими, а те, что плыли по реке, позади дерева, были ещё меньше. Они плыли и размахивали руками и, наверное, кричали тем, первым, что-то грозное и воинственное. Кругом прямо из земли росли листья, только огромные, раза в два повыше человека, и среди них я увидел хижины. Вот бы туда, подумал я, в эти самые места, сесть на лодку и поплыть.
– Итак, дорогой коллега, – произнёс старичок, сидевший слева, – это дерево, столь необходимое нам в наших опытах, растёт, в частности, в Боливии, и самое печальное, что оно никогда не росло под Москвой. Как мы изготовим наше лекарство без этого дерева – не знаю.
– Увы, увы! – произнёс второй. Потом оба встали.
– Боливия, – сказал я, – это что такое?
– Страна, – обернувшись, ответили старички.
Я задумался. Страна… Где?
Подумав минутки три, я понял, что не знаю, где такая страна. Я вспомнил озеро с забавным именем Титикака и водопад Ниагару, я представил себе Берег Слоновой Кости и реку Оранжевую даже – но где Боливия, я не знал.