Беглеца конечно же поймали и добавили к его послужному списку еще три года.
Как раз в то время Маневичскую колонию вдруг начали перепрофилировать на содержание контингента, приговоренного к усиленному режиму, и Пашку вместе с другими осужденными на «строгач» вывезли в соседнюю Ровенскую область, в район весьма неромантического поселка с романтическим названием Сарны.
Больше он не рыпался. Смиренно отбывал наказание, постепенно дряхлея и быстро превращаясь из красавца-мужчины в беззубого доходягу. Как вдруг… Неньке-Украине надоело содержать непутевого отпрыска «старшей сестры» и его выпустили на волю «по половинке» в связи с очередной амнистией, объявленной властями по случаю успешного завершения парламентских выборов…
Разнообразные поощрительные меры, типа досрочного освобождения, к рецидивистам никогда не применяются. Но Волк не стал задумываться над причинами неожиданной благосклонности судьбы.
Как оказалось в последствии — напрасно!
Глава 3Максим Гольцов
Предыдущая жизнь Максима Гольцова в корне отличалась от Пашкиной. Хотя они оба появились на свет в одном — 1961-м — году. Отец Максима — Иван Сергеевич — служил пехотным офицером и больше трех лет на одном месте не задерживался. Мама в свое время закончила Московский институт тонкой химической технологии, но по специальности (химик-технолог редких элементов) работы в гарнизонных городках для нее не находилось, и Вера Васильевна была вынуждена в основном заниматься домашним хозяйством.
Пашка имел младшая сестру, Максим — старшего брата. В отличие от Анны Волковой его жизнь сложилась вполне благополучно. Антон закончил Высшее политическое училище МВД в Ленинграде и много лет занимал престижную должность в главном милицейском журнале России.
Чуть позже, только уже в МГУ, вручили диплом журналиста и младшему Гольцову. Но это была лишь официальная составляющая его начинающейся карьеры. Параллельно юноша получал образование в закрытой группе Высшей школы КГБ. Курс наук там преподавали специфический: основы агентурной деятельности, методы добывания информации, организация наружного наблюдения, оперативно-техническое оснащение спецопераций…
Так Макс стал разведчиком. В отличие от его коллег без приставки «контр».
И одновременно корреспондентом популярной «молодежки».
Правда, покорный служитель пера из него не вышел. Разоблачительные статьи, на которые оказался горазд молодой журналист, раздражали не так редактора, как стоящих за ним лиц, поэтому гораздо чаще попадали в мусорную урну, чем на газетные страницы. Зато начальство действия своего агента одобряло и всячески поддерживало.
В 1990 году Максим наконец женился. Скромная, тихая девчушка с забитого белорусского села, приехавшая поступать в театральный институт и, естественно, никуда не поступившая, покорила его не столько красотой, сколько терпеливостью, человечностью, умением сопереживать и сочувствовать. Руководство ФСБ, никогда ранее не одобрявшее браки нелегалов, совершенно искренне благословило их союз.
К тому времени семейство Гольцовых в полном составе собралось в Москве. Иван Сергеевич наконец получил престижную должность в Генштабе, но долго на ней продержаться не сумел — принял, как всегда, не ту сторону в разгоревшейся «междоусобице», и мигом вылетел на пенсию. Хотя к такому повороту событий он был готов давно и даже обрадовался отставке. Сплетни, склоки, «подсиживание», фаворитизм, процветавшие в недрах военного ведомства, угнетающе действовали на всех боевых офицеров. Впрочем, таковых в Генштабе было немного…
Вскоре большая родня стала распадаться. Первым съехал Антон, к тому времени, по собственному выражению, обросший детками (он женился на три года раньше меньшого брата).
Затем, благодаря личным хлопотам генерала М., получил отдельную квартиру Максим.
Ровно через девять месяцев после этого исторического события его жена Светлана родила сына, спустя еще два года — дочь.
С тех пор утекло немало воды…
Недавно Андрею исполнилось шестнадцать. Он, видимо, удался в маменьку и отчасти уже реализовал ее юношеские мечты — снялся в небольшом эпизоде на «Мосфильме».
А Юлечка пошла в отца.
Ее статьи с удовольствием печатают во многих подростковых изданиях…
Глава 4Освобождение
Громко щелкнул электронный замок. Паша Волк, сопровождаемый двухметровым контролером в форме прапорщика внутренней службы, что было сил толкнул последние двери, отделявшие его от долгожданной свободы, закурил, окинул пытливым взором площадь перед тюрьмой, на которой толпились десятки уставших граждан, прибывших на свидание со своими осужденными отцами, сыновьями, братьями…
Вертухай крепко пожал ему ладонь и попятился назад за «колючку».
Несколько минут Паша потоптался на пятачке у дверей, затем неспешно двинул вдоль пыльной Сарненской улочки, наслаждаясь несравненным ароматом цветущих каштанов. Когда он поравнялся со зданием, в котором располагалась администрация исправительного заведения, в его дверях появилась могучая фигура в форменном кителе с одной большой звездой на погонах. Это был начальник оперативной части Макарчук, или, если выражаться по-блатному, — Старший Кум.
Среди узников майор имел репутацию честного и справедливого человека. Это не мешало ему держать подопечных в «кулаке», не давая «масти» захватить реальную власть на зоне…
Макарчук сразу заметил освободившегося и приветливо махнул ему рукой. Волка в кумчасти уважали. Благодаря особой, непредательской и принципиальной позиции, которую он неизменно занимал во всех спорах между зэками и ментами, как, по старой привычке, называли персонал учреждения.
— Ну, куда теперь Волчик-братик? — иронично поинтересовался Старший Кум.
— Ты же знаешь, что я решил рвануть в Сибирь, где в последнее время жили родаки…
— И правильно… А к Орысе больше не поедешь?
— Нет… Хотя и не мешает проучить этого петуха…
Майор хорошо знал историю второй Пашкиной отсидки, поэтому не задавал лишних вопросов.
— На… Держи, — он полез в карман и спустя мгновение протянул Волку двадцатку.
— Не надо, начальник, — гордо отказался Пашка. — Я тебя и так буду вспоминать добрым словом.
— Мы тебя тоже… Но деньги — возьми.
— Ты сам месяцами зарплаты не получаешь. Купи лучше конфет деткам!
— Бери… Не выпендривайся… Хоть похаваешь в дороге…
— Спасибо…
Волков неохотно взял двадцатку и положил ее в карман засаленной фуфайки.
— Будь здоров, начальник…
— В будущем зови меня просто — Александром…
— Считаешь, у меня есть будущее?
— Непременно.
— Тогда до свидания, Санек.
— Скажи лучше — прощай!
Они обнялись, словно два товарища, а не мент с зэком.
В этот момент рядом раздался мощный сигнал клаксона.
— Здравствуйте, Григорьевич! — приоткрыв дверцу старенького грузовичка, крикнул шофер — белобрысый паренек с пшеничными усами.
— Привет, Василий. Ты куда? — улыбаясь, спросил майор.
— На жэ-дэ вокзал.
— Подкинь хорошего человека.
— Запросто…
Пашка панибратски хлопнул по плечу Старшего Кума и полез в кабину. Спустя мгновение грузовик, поднимая клубы пыли, рванул в сторону Сарненского вокзала.
Волков оглянулся. Ненавистная «колючка» быстро исчезала с его очей…
Глава 5Внезапная кончина
До оправления московского поезда оставалось целых два часа. Волков со скучающим видом блуждал вокзальными помещениями, не находя достойного применения своей некогда неуемной энергии. Кумовская двадцатка жгла карман. Сначала он хотел потратить ее в станционном буфете, но цены в нем, как говорится, «кусались». И Пашка решил отметиться в ближайшем магазине.
Обогнув справа привокзальную площадь, зашел в «Гастроном». С интересом начал рассматривать прилавки. Винно-водочный отдел выгодно отличался ассортиментом от своих социалистических предшественников. И цены в нем казались доступными.
«Вот дела! Стоимость всех товаров и услуг прыгнула раз так в десять, а горилка осталась на прежнем уровне!»
Денег хватило и на пол-литра «Российской», и на такую-сякую закусочку: хлеб, котлеты, кусок кровянки… Осталось только подобрать собутыльника.
Волк давно приметил крепкого и вполне ухоженного пожилого мужчину, который, опершись на клюку, грустно созерцал через витрину окружающую действительность. Подошел, дернул за рукав, молчаливым жестом указывая на стол, где рядом с открытой бутылкой парили горячие котлеты.
Глаза старика предательски заблестели. Слишком долго он ждал подобное предложение.
— Пошли, вмажем за мое освобождение! — словами подкрепил самые радужные его ожидания незнакомец.
— Ты оттуда?
Дед кивнул головой в неопределенном направлении. Впрочем, догадаться, какое учреждение имелось в виду, было несложно: зона в Сарнах только одна.
Горилка бодро потекла в граненые стаканы.
Чокнулись. Выпили.
— Как хоть звать тебя, добрый человек? — пробурчал старик, принимаясь за аппетитную кровянку.
— Павлом…
— За что калатал?
— Ежели по новому Уголовному кодексу Украины: девяносто третья, пункт гэ. Тебе это о чем-то говорит?
— А ты как думаешь? Тут вашего брата — немеряно. Кого хоть замочил?
— Оно тебе надо?
— Нет…
— Тогда лучше подставь стакан…
Бутылка быстро опустела. Котлеты ненамного пережили кровянку. Волков уже собрался повторить, но, к счастью, его взгляд случайно упал на настенные часы, указывавшие, что до отхода поезда остались считанные минуты.
— Мне надо бежать. Будь здоров, батя!
— Спасибо тебе, сынок…
Пашка выскочил на улицу и напрямик, через площадь, помчал на перрон, к которому уже причалил московский поезд.
В ту же секунду с одной из второстепенных улиц на «майдан»[4] вылетел антикварный автомобиль, хорошо известный людям старшего поколения под названием «Победа», а братьям по соцлагерю — «Варшава».