Нет, не все они пьяницы и наркоманы, как это хочет преподнести официальная пропаганда.
Взять хотя бы Марью Васильевну, или просто бабу Машу.
Бывшей учительнице — далеко за семьдесят. Уже пять лет она вдова. Дети переехали на постоянное место жительства в одну из скандинавских стран. А трехкомнатная квартира в престижном районе требовала немалых капиталовложений. Поэтому старуха решила ее продать и за вырученные средства купить малосемейку.
Продать — продала, а денег не получила.
С тех пор просит милостыню…
Это только несведущим кажется, что попрошайничать — легко и просто. Мол, сел под церковью, сбросил шляпу, — и, знай, подсчитывай прибыль! Как бы не так! Чтобы получить доходное место, — надо быть в команде.
Баба Маша работает под «патронатом» Актрисы. Эта дамочка действительно когда-то играла второстепенные роли в местном театре оперетты. Теперь она режиссер… самодеятельного театра драмы. В ее труппе — десятки немощных инвалидов. Но есть и вполне здоровые люди, увечья которых — лишь ловкий трюк, призванный выдавливать слезу из глаз сограждан. Иногда они такие спектакли закатывают!
Сама Актриса на вокзале никогда не появляется. Только присылает по утрам кого-нибудь из своих подручных, чтобы сообщить подопечным, где им предстоит нести вахту. Как в «Операции “Ы”»: «Песчаный карьер — два человека!»
Трудиться под ее мудрым руководством — сплошное удовольствие. Правда, большую часть выручки Актриса присваивает себе, зато она сама, без посторонней помощи, улаживает текущие проблемы с ментами и бандитами, чиновниками и конкурентами.
Не все вокзальные бомжи способны вызывать сочувствие. Марья Васильевна, безногий «афганец» Женька да (периодически) Николай Петрович — бывший парикмахер, на лице которого легко читается отчаяние и безнадега. Остальные берутся за любую работу: моют и убирают, выгружают и подносят, стерегут товар и приторговывают разнообразной мебелью…
Есть и такие, что не брезгуют воровством. Большинство из них уже побывали за решеткой и ныне мечтают быстрее вернуться в «альма-матер». Еще один парадокс нашей демократической действительности… Летом на вокзале еще ничего. А зимой? Когда на улице — минус сорок, и озверевшие «мусора» выгоняют несчастных из зала ожидания? В тюрьме же — более-менее тепло, и баланду своевременно дают. То есть, лучше стибрить чемоданчик какого-либо зазевавшегося пассажира и отравиться на нары, чем голодать и мерзнуть на свободе!
Иногда даже воровать не приходится. Придет знакомый мент, скажет: «Сегодня на моем участке — мелкая кража. А портить показатели из-за нескольких блоков сигарет и двух-трех бутылок водки — не хочется. Кто возьмет грех на душу?» Охочие найдутся всегда…
Вывезут такого добровольца на место преступления, проинструктируют, он и на суде будет талдычить, что спиртное выпил, а курево продал незнакомому человеку с кавказской внешностью…
В этом году в городе, куда направили Гольцова, резко возросли официальные показатели раскрываемости преступлений. Благодаря успешной работе милиции по мелким правонарушениям. Ведь именно они составляют львиную долю криминальных происшествий. На одно убийство приходятся десятки случаев угона автотранспорта, сотни краж и хулиганских поступков. Если по ним оперативно выявлять виновных, нераскрытое убийство составит 0,01 процента от общего числа и не сможет существенно повлиять на благополучную картину борьбы с преступностью, а значит, и на количество премий, поощрений, повышений по службе…
Есть ложь, большая ложь и… статистика.
Так, кажется, говорят англичане…
«Нам, россиянам, эта пословица подходит даже лучше, чем британцам!» — грустно подытожил Макс, ознакомившись с секретными документами, проливающими свет на истинное положение дел в регионе.
Глава 8Первое знакомство
Вокзал — далеко не лучшее место для разведывательной деятельности аттестованных сотрудников. В любое мгновение кто-то из коллег может приехать в командировку или отпуск и признать в немытом бомже «однокашника» по училищу — Высшей школе — Академии… Те сразу поделятся подозрениями с кем надо и тогда человека, скрывающегося под чужой личиной, достанут из-под земли и вытрясут из него все. Вот почему такие специфические задания поручают только тем, кто вне кадрового учета, кого ни один человек в мире не видел в форме, то есть нелегалам.
Ровно в десять утра отощавший Гольцов (накануне операции пришлось пройти усиленный курс похудания) сошел с поезда и окинул оком прилежащую территорию. Под вокзальными часами, как раз напротив его вагона, сидел безногий калека и что-то бурчал себе под нос. Их взгляды встретились.
— Держи, братишка, — Максим бросил в кепку несколько монеток, хотя внешний вид его самого тоже взывал к помощи. Особенно жалко смотрелась фуфайка, замусоленная, залатанная, слишком широкая для стройной фигуры и совсем необязательная для теплой поры года.
— Спасибо! — прошептали в ответ обветренные губы. — Ты где служил?
— В Баграме…
— А я в Кандагаре…
Они — ветераны той неправедной войны — всегда безошибочно узнают друг друга. Правда, Гольцов, в отличие от своего прототипа — сержанта Волкова, не принимал непосредственного участия в кровавых сражениях, но в Афганистане бывал не раз. И задания, которые он выполнял в чужой стране, были не менее ответственными и рискованными.
— Меня Женькой звать, — выдержав паузу, представился безногий. — А тебя?
— Павлом.
— К нам надолго?
— Да как получится… Для начала надо утрясти кое-какие формальности…
— Встать на учет?
— И это — тоже!
Даже такой сверхточный вывод никак не мог свидетельствовать о выдающейся Женькиной проницательности. Не признать вчерашнего зэка в небритом мужчине с резко очерченными скулами на изможденном морщинистом лице, мог разве что слепой.
— Жить есть где? — тем временем продолжал расспросы «афганец».
— Было…
— Что сие означает?
— Родаки имели отдельную квартиру. Но они умерли несколько лет тому назад…
— Ты там прописан?
— Нет.
— А квартира приватизирована?
— Не знаю.
— Боюсь, ничего тебе не светит, браток…
— Тогда я стану на льготную очередь. Как участник боевых действий…
— Ну, ты даешь, Паша! Я — безногий — добрый десяток лет ждал… Пока государство соизволило облагодетельствовать общагой с одной кухней на две семьи. Так те подонки — мои соседи — меня и близко к газовой плите не подпускали. Голодом заморить решили, суки… Еле сбежал от них. С тех пор и попрошайничаю на вокзале. Хорошо еще, нашлись порядочные люди. Наши, «афганцы», с краевой организации. Наехали на засранцев, бока намяли… Они потом на станцию прибегали, умоляли вернуться обратно, но я отказался. Сейчас ребята подыскивают им квартиру для размена, значит, две комнатки вскоре могут стать моими…
— Дай боже… Возьмешь меня к себе?
— Запросто!
Глава 9Городское кладбище
О том, где похоронены родители, Пашке сообщила сердобольная соседка. Письмо нашли в одном из его карманов. Теперь этот пожелтевший конверт согревал на груди Макс.
«Куда первым делом должен отправиться Волк? В милицию, на родительскую квартиру? Нет. Скорее всего — на кладбище!» — пришел к выводу разведчик.
Больше часа он бродил среди гранитных глыб и железных крестов со скромным букетом полевых цветов в руках. Казалось, зная номер кладбищенского сектора, найти захоронение будет нетрудно. Но попробуйте сориентироваться в незнакомом многотысячном городе, зная лишь порядковый знак микрорайона!
Нужная фамилия попалась на глаза неожиданно. Взгляд Гольцова упал сначала на фото белокурой девчонки, покоящейся под невысокой корявой березкой, затем скользнул направо — на покосившуюся пирамидку, прижавшуюся боком к давно не крашенному и поэтому быстро ржавеющему кресту, чьей-то пьяной рукой криво сваренному из никак не подходящей для этих целей полуторадюймовой трубы, и остановился на никелированном квадрате. «Волков Степан Васильевич, 2.04.1933—19.10.2003 г.».
У него было больное сердце.
Елизавета Петровна скончалась от инсульта чуть позже, хотя в том же году — 13 ноября. Но таблички, повествующей об этом печальном событии, на кресте не оказалось. Некому поставить!
«Придется заняться мне!» — решил Максим.
Поцеловав фотографию «родителей», он на всякий случай смахнул «накатившуюся» слезу и в очередной раз огляделся вокруг, хотя на все «двести» был уверен, что за ним никто не наблюдает.
Обнаружить «хвост» профессионалам особого труда не составляет. Слежку они чувствуют спиной — это правда. Приезд Волкова не вызвал ни ажиотажа, ни хотя бы повышенного интереса. Играть дальше на публику — не имело смысла.
Гольцов торопливо возложил на могилку цветы и рванул в сторону автострады, на которой успел заметить рейсовый автобус, заходящий на конечную остановку…
Глава 10Бюрократ
Макс почему-то очень волновался, отправляясь по адресу, с которого на зону к Пашке приходили последние письма. По плану операции ему было крайне необходимо познакомиться с Бюрократом, а что там делать Волкову?
Квартиру никогда не вернуть — это же ясно как белый день… Впрочем, вчерашний зэк вряд ли согласится с подобной постановкой вопроса. Не попытаться разобраться с «прихватизатором» своей законной квартиры — значит, накликать подозрение…
Дверь открыл неказистый толстячок не старше сорока в длинном махровом халате, рукава которого были густо засеяны американскими звездами, а на спине красовалась надпись «USA». Что-то похожее накидывают на боксеров в перерывах между раундами. Такая вот пародия на Тайсона!
— Вы ко мне? — круглая физиономия выражала то ли испуг, то ли недоумение.
— К себе! — решительно бросил разведчик, переступая порог.
— Что это значит?
— Здесь жили мои родители!
— А… Так вы Павел Волков?
— Точно.
— Понимаю ваше состояние… Понимаю и сочувствую… Но ничего поделать не могу.