Вскоре Максим получил первую депешу. В ней были только фамилии: «Бубенщиков, Семашко». Это означало, что руководители ФСБ признали приоритетными именно эти два направления в деятельности разведчика. Какой информацией руководствовались они, принимая такое (кстати — абсолютно верное!) решение, Гольцов не знал. Но сразу догадался: Отважного информирует еще кто-то. Скорее всего — неизвестный пока резидент, личный контакт с которым предполагалось установить только в случае крайней необходимости.
Обычный листок бумаги Макс обнаружил в автоматической камере хранения, помеченной цифрой «26». Ознакомившись с текстом, переложил послание в ячейку номер «71»: осуществлять информационное обеспечение операции, а значит, и собирать досье на всех фигурантов дела — святая обязанность резидента. Последний, как и Гольцов, должен периодически проверять содержание связной камеры, но напасть на его следы пока не удавалось. Слишком профессионально тот действовал…
«В инспекции я уже отметился, паспорт получил, на работу фактически устроился… Так что теперь, дружище, ты от меня никуда не денешься… Во время следующего подхода будешь мой!»
Максим с самого утра удобно расположился в уголке зала ожидания рядом с камерами хранения. Неподалеку устроился Николай Петрович, часами не сводивший глаз с буфета, точнее — с пивных бутылок, соблазнительно выстроенных в шеренгу за стеклянной витриной. Слабость по отношению к пенящемуся напитку старый парикмахер питал еще со времен социалистического «изобилия»…
Чтобы он не изошел слюной, Волкову пришлось возрождать традиции меценатства:
— Эй, Петрович!
— Что, Паша?
— Пиво будешь?
— Издеваешься?
— Не… Серьезно!
— Я бы с удовольствием… Да «бабла» нету.
— Угощаю! Какое ты больше любишь?
— «Балтику». Троечку…
— Возьми пару бутылочек. И рыбку не забудь!
— Хорошо… Деньги давай!
— Пусть Верка запишет на мой счет… Когда закончим — я рассчитаюсь!
Старик бросился к прилавку и что-то шепнул на ухо толстой буфетчице. Та недоверчиво покосилась в сторону Гольцова, но разведчик вовремя кивнул подбородком, и желанные бутылки с синей этикеткой перекочевали в руки дяди Коли. После чего Вера принялась резать на куски копченую скумбрию, аромат которой мгновенно заполнил весь зал…
Еще секунда — и все это богатство очутилось на скамье перед Максимом.
И понеслось!
Николай Петрович быстро справился со своей порцией. Всего лишь под один кусочек рыбки. И жадно уставился на бутылку товарища, количество напитка в которой, казалось, совсем не убывает.
Пришлось повторить.
Потом еще.
И еще…
Завтрак постепенно превратился в обед, обед — в ужин.
Все это время разведчик вполне успешно пытался не выпускать из поля зрения автоматические камеры. Может быть, за исключеньем тех минут, когда бегал отливать жидкость. Но так никого и не дождался. Или в его «расчеты» закралась ошибка, или резидент проявил чрезмерную осторожность, или Макс попросту «прошляпил момент»…
И только когда стрелки вокзальных часов на всех парах стали приближаться к полночи, на глаза агенту попалась миловидная смуглянка, небрежно и в то же время как-то особенно ловко несущая через зал стройное тельце, облаченное в своеобразное сочетание пестрых, истинно цыганских тряпок и вполне современного импорта. Она спокойно и гордо проследовала к связной камере, набрала нужный код… Было хорошо видно, как цыганка берет записку и прячет ее во внутренний карман легкой замшевой куртки, накинутой поверх платья.
Через мгновение незнакомка покинула просторный зал и сразу затерялась в компании таких же черноволосых девиц. Все они были, как на подбор: тощие, чуть ли не прозрачные, росточком где-то под метр семьдесят. Ни одной привычной толстозадой матроны с парочкой сопливых и чумазых детишек.
Гольцов понял, что резидент обвел его вокруг пальца.
Он не обиделся — нет.
Наоборот, мысленно похвалил коллегу за осторожность.
Глава 20Контрразведчик Байков
Коренной ленинградец Иван Байков с детства мечтал ловить шпионов. Спал и видел, как выводит на чистую воду очередного врага советской власти. Поэтому проблемы выбора профессии для него никогда не существовало…. Закончил среднюю школу в родном Петроградском районе, отслужил срочную службу в Заполярье, где вступил в партию, считавшуюся тогда «руководящей и направляющей», и, заручившись рекомендациями старших товарищей, подался в управление КГБ. Там ему посоветовали поступить в университет. На обычный юрфак. Байков засмущался, мол, не потяну, но краснощекий капитан, с которым его познакомил второй секретарь горкома комсомола — бывший однокурсник старшей сестры — только рассмеялся в ответ…
Вступительные экзамены Байков сдал на удивление легко, хотя особенными знаниями никогда ранее не отличался. Что поразило обычно суровых экзаменаторов? Рабоче-крестьянское происхождение, военная выправка, партийная принадлежность? А может, просто посодействовала Контора?
Капитан первым поздравил свежеиспеченного студента. Еще до обнародования официальных результатов. И сразу предложил «ответственное» задание: еженедельно информировать его лично о всех разговорах в студенческих кругах. Непродажный по характеру, Иван каждый раз краснел, передавая своему куратору письменный отчет.
Летом друзья-студенты разъезжались по стройотрядам, а здоровило-Байков, вооружившись очередным освобождением от «тяжелого физического труда», без устали овладевал секретами будущей профессии. Посещал закрытые лекции в военных училищах и Академиях, где, как оказалось, каникул никогда не бывает, получал навыки работы нелегала в спецгруппах милицейских заведений, даже в летнем лагере ГРУ однажды стажировался… Впрочем, тогда он был совсем не Байковым, а Мухаммедом Аль-Рашидом, посланцем дружественного Ближнего Востока. Благо, «косить» под араба Ивану оказалось совсем не сложно. Почти никто не мог распознать чистокровного «русака» в ярком брюнете с черными проницательными глазами.
Тем временем в руководстве Страны Советов произошли незапланированные изменения. Дорвался к власти Горбачев, начал что-то нести о демократии и гласности. В прокоммунистических убеждениях молодого контрразведчика появилась первая маленькая трещинка, которая существенно углубилась, когда он получил доступ к некогда секретным документам о произвольных действиях КГБ по отношению к русской интеллигенции, которой Иван всегда симпатизировал и к составу которой небезосновательно причислял себя.
В те дни он серьезно сомневался в правильности своего выбора, но пути назад уже не было.
Конец восьмидесятых ознаменовался парадом суверенитетов. Откололись прибалты, участились разговоры о независимости в других «братских» республиках.
Лейтенант Байков получил направление во Львов. В тех краях всегда было немало непримиримых противников советской власти. Младших офицеров, выходцев из Росcии, которых не знали в лицо местные жители, часто внедряли с провокационными целями в националистические организации, растущие повсеместно, как грибы после дождя…
Именно во время таких «оперативных мероприятий» Иван окончательно убедился, что избранная им спецслужба создана не столько для противодействия агентам иностранных разведок, сколько для борьбы с собственным народом.
Такое положение дел просто не могло не привести к краху не только его личного мировоззрения, но и всей коммунистической идеологии.
Да что там идеологии? Огромной страны. Нерушимого, казалось бы, Союза…
Что касается Байкова, то его без лишней волокиты при первом удобном случае отправили от греха подальше — в столицу русских оружейников Тулу.
Так бы и сидеть Ивану на периферии до самой пенсии, если бы в руководство ФСБ вдруг не назначили одного из тех людей, кто знал о его спецподготовке.
Перспективного сотрудника перевели в Москву, повысили в звании.
Но и в столице ему пришлось чаще заниматься очковтирательством, чем выявлять истинных виновников разгула коррупции в государстве Российском…
Глава 21Бандитское предложение
Вокзальная обстановка уже откровенно раздражала Гольцова. Женька чуть ли не круглосуточно пропадал на перроне, Петрович постоянно искал, кому «сесть на хвост», чтобы «вкинуть» дармовую чарку, знакомые милиционеры занимались собственными делами…
А он все торчал в зале ожидания, не сводя глаз со связных камер.
Но новые задания из Центра пока не поступали. Резидент тоже молчал. Наверное, задержался, собирая компромат на Бубенщикова с Бюрократом.
«Да, прав был Женька… Напрасно я не согласился сразу пойти в бригаду! — все чаще упрекал Макс сам себя. — Так и с ума сойти недолго. Нет… Хватит бездельничать. Пора действовать!»
Придя к такому выводу, он оставил свой наблюдательный пункт и, в последний раз скользнув взглядом по надоевшим ячейкам, поспешил к безногому товарищу.
— Ну, как дела? — спросил вместо приветствия.
— Нормалек…
— Сормак заканчивается… Надо идти на работу.
— К Бубену?
— А то куда же? Сам говорил — другого выхода нет!
— Хорошо… Я позвоню ему на трубу. Вези меня к ментам.
Гольцов послушно покатил коляску в направлении вокзального отделения милиции. Только там оставался еще телефон, у которого связисты не успели отключить «восьмерку».
Евгений справился довольно быстро.
— Он ждет в одном из своих баров! — сообщил, сияя радостной улыбкой. — Пошли на маршрутку.
Старый «РАФ» без приключений доставил их к месту назначения.
Вдоль стеклянных витрин под вывеской «Мираж» сновал взад-вперед двухметровый крепыш. Широкая ладонь крепко сжимала миниатюрный «Эриксон».
— Бар закрыт! — рявкнул он, смерив прибывших пренебрежительным взглядом.
— Мы к Бубену! — кратко пояснил Женька.
— Как доложить о вас?
— Скажи, что приехали афганцы!
Гигант привычно прошелся по клавишам «мобилы», что-то промямлил в микрофон. Услышав ответ, жестом указал на дверь и сразу позабыл о друзьях, сосредоточив внимание на группе молодых людей, которые, перейдя дорогу, двигались в направлении охраняемого объекта.