— Мы спасены, Фернандо, ручаюсь тебе, — проговорила цыганка.
Он поднялся, полный сомнения.
— Иди, иди, — все повторяла она. — Раз ты жалеешь только свою матушку, я не допущу, чтобы она оплакивала тебя.
И, сжав руку молодого человека, Хинеста потянула его за собой и пошла в новом направлении.
Фернандо двинулся за ней машинально, но с присущим любому созданию инстинктивным стремлением сохранить жизнь.
Козочка, увидев, что беглецы тронулись в путь, побежала вперед, словно в ней тоже проснулась надежда на спасение и она решила стать проводником, между тем как другие звери, попав в кольцо огня, кружили на месте как потерянные.
Гул пожара надвигался на них, воздух раскалился.
Вдруг шум стал еще сильнее: казалось, он нарастает с каждым шагом, который делают беглецы в этом направлении.
Фернандо остановил девушку.
— Да ведь там огонь, разве ты не слышишь? Не слышишь? — говорил он, указывая рукой туда, откуда раздавался гул.
— Неужели, Фернандо, — засмеялась цыганка, ты еще гак плохо разбираешься в горных звуках, что шум водопада принял за гул пожара?
— Ах, вот оно что! — воскликнул Фернандо. — Так и есть, ты права. Пожалуй, мы избежим огня, если пойдем вдоль русла потока, между двумя стенами пламени, как израильтяне прошли под защитой Господа меж двумя стенами воды. Но ты думаешь, что русло не охраняется?
— Идем же, идем! — настаивала девушка. — Ведь я сказала, что ручаюсь за все.
И она снова потянула Фернандо за руку и вывела на плоскогорье, откуда прозрачным покрывалом, будто наброшенным на склон горы, низвергался могучий водопад: днем он переливался радугой, а ночью сверкал под лучами луны. Падая с высоты двадцати пяти футов, он разбивался о скалу с грохотом, напоминающим раскаты грома, и, взбивая тучи пены, срывался в пропасть глубиной триста-четыреста футов, на дне которой прорыл себе дорогу; там он превращался в яростный, ревущий поток и, пробежав три льё, впадал в Хениль между Армильей и Санта-Фе.
Прошло еще несколько минут, и беглецы добрались до края скалы, откуда поток устремлялся в бездну.
Хинеста хотела начать опасный спуск немедленно, но Фернандо задержал ее. Уверовав, что он и его спутница спасены, он, как истинный поэт, не мог устоять перед желанием оценить ту опасность, которую они только что избежали.
Некоторые люди испытывают непостижимое наслаждение от подобных ощущений.
Правда, надо согласиться, зрелище было поистине великолепным: пламенеющий круг то сжимался, то раздавался вширь, бесконечная огненная лента обвивала горы, и чудилось, что она стремительно приближается к беглецам.
Вот огонь начинал лизать подножие огромной сосны, змеился вокруг ствола, пробегал по веткам, освещая ее; казалось, это высокая подставка, увешанная светящимися плошками и предназначенная для иллюминации на королевских праздниках. Какое-то мгновение пламя сверкало в воздухе, и вдруг огненный столб рушился, исполинский костер вздымал снопы искр до самого неба, напоминая извержение вулкана.
А здесь пламя охватывало полосу смолистых мастичных деревьев и летело как пороховой привод, пронзая пылающим копьем темно-зеленый ковер, который окутывал горные склоны.
Или вдруг скала с загоревшимися на ней пробковыми деревьями отделялась от вершины: почва, иссушенная огнем, не могла уже ее удержать, и скала, подпрыгивая, катилась огненным водопадом на дно ущелья, тут же зажигая вокруг себя новый пожар.
Молодой человек стоял в каком-то экстазе, глядя на это море лавы, стремительно пожирающей огненными зубами зеленый остров, откуда он наблюдал за растущим приливом пламени, которое через каких-нибудь полчаса должно было поглотить все вокруг.
Со склонов, еще не тронутых пламенем, несся разноголосый звериный крик — трубили олени, выли волки, визжали дикие кошки, ревели кабаны, лаяли лисицы, и если б все происходило днем, то, вероятно, было бы видно, как животные, забыв о вражде, объединенные общей опасностью, сгрудились на узкой прогалине среди зарослей, а по земле уже стелился горячий пар, предвестник наступающего на них пожара.
Но вот Хинеста, словно страшась за Фернандо больше, чем он страшился за нее, напомнила ему о том, что им угрожает, и когда самозабвенная отрешенность, владевшая им, прошла, девушка знаком пригласила его следовать за ней и первая решительно начала спускаться в бездну.
XIГНЕЗДО ГОРЛИНКИ
Спуск, казавшийся обычным для Хинесты, был опасен даже для Фернандо, а для любого другого просто невозможен.
Белый пар, гонимый ветром, вился по склонам гор, и казалось, что он легок и воздушен, как цыганка, ступавшая босиком по едва заметным выступам почти отвесной скалы.
К счастью, местами из гранитных расщелин торчали кустики мирт, мастикового дерева и земляничника; Фернандо ступал на них, а руками цеплялся за лианы, что расползались по горе гигантскими сороконожками.
Порою даже козочка не решалась тронуться с места и, робея, останавливалась; тогда Хинеста шла впереди нее, словно указывая ей путь, хотя было просто непостижимо, как это ей удавалось.
Девушка то и дело оборачивалась, подбадривая Фернандо жестами — кричать было бесполезно: стоял невероятный шум — ревел водопад, гудело пламя, в отчаянии вопили дикие звери, и их все теснее сжимало кольцо пожара.
Порой девушка, дрожа от ужаса, останавливалась, увидев, что Фернандо повисал над пропастью; сама она будто парила на крыльях, перелетая с утеса на утес. Не раз она протягивала Фернандо руки, не раз взбегала вверх и, склоняясь над ним, поддерживала его.
Ему было стыдно, что женщина опередила его; казалось, для нее все это забавная игра, а вот его уже не раз, а двадцать раз подстерегала смертельная опасность, и он, призвав на помощь все свои силы, решительность, хладнокровие, шел вслед за козочкой и девушкой по невообразимому спуску.
Цыганка спустилась футов на двадцать пять, туда, где водопад разбивается о скалу, а затем стала придвигаться к горе, все ближе и ближе к водопаду, от которого раньше она держалась подальше из предосторожности, ибо камни, забрызганные водяной пылью, были скользкими и потому еще более опасными.
Пожар отбрасывал яркие блики, освещавшие крутую дорогу, почти такие же ослепительные, как лучи солнца.
Но, пожалуй, свет не уменьшал опасности: она становилась еще заметнее.
Фернандо начал понимать, что задумала Хинеста.
Козочка в два-три прыжка долетела до скалы (о ее крайний выступ разбивался водопад); цыганка добралась туда почти одновременно с ней и тотчас же обернулась, чтобы помочь Фернандо.
Она наклонилась, протянула ему руки; с одной стороны вздымалась темная стена утеса, с другой — стена водопада, и в ее струях отражалось зарево пожара; чудилось, что это алмазная арка моста, перекинутого с земли на небо, а Хинеста казалась духом гор и феей вод.
Разделяло их небольшое пространство, но Фернандо с трудом преодолел его. Цыганка своей босой ножкой нащупывала все неровности, а беглец то и дело оступался. И вот, почти добравшись до гранитной площадки, он вдруг поскользнулся, и все было бы кончено для отважного горца, если бы Хинеста с силой, какую нельзя было и предположить в тоненькой девушке, не схватила его за плащ и, удержав на секунду над самой пропастью, дала ему время найти точку опоры.
После этого он одним прыжком очутился рядом с цыганкой и ее козочкой.
Но тут, на скале, почувствовав себя в безопасности, Фернандо вдруг ослабел, ноги его подкосились, лоб покрылся испариной, и он упал бы, если бы рука его, искавшая опоры, не нашла ее, — то было плечо цыганки, дрожавшей от тревоги.
Он на миг закрыл глаза, чтобы дать время демону головокружения оставить его.
Когда он открыл их, то невольно откинулся назад, ошеломленный волшебным зрелищем, представшим его взору.
Через пелену водопада, прозрачную как хрусталь, пламя пожара казалось какой-то волшебной галлюцинацией.
— О, посмотри Хинеста! — невольно воскликнул он. — Как это грандиозно! Как прекрасно! Как величественно!
Душа поэта, подобно орлу, что кружит над Этной, воспарила над горой, словно превращенной в вулкан.
Увидев, что Фернандо больше не нужна поддержка, Хинеста высвободилась из его судорожного объятия и, оставив его погруженным в созерцание, вошла в какую-то пещеру, и вскоре там затеплился светильник — он ласкал взгляд, уставший от кровавых отблесков пожара, пылавшего в горах.
Фернандо от созерцания перешел к размышлению. Он уже не сомневался: лесной пожар вовсе не случайность — это западня, придуманная преследователями, которым приказано схватить ею.
Звуки его серебряного рожка, когда он трижды протру бил, призывая своих сподвижников, позволили солдатам, посланным для поимки разбойников, приблизительно определить то место на горе, где прячется агаман. Две сотни солдат, если не больше, двинулись в горы с зажженными факелами в руках; они образовали огромный круг, каждый бросил горящий факел — кто в чащу смолистых деревьев, кто на поляну, заросшую травой, и огонь стремительно разгорелся: все сразу вспыхнуло после засухи, стоявшей уже несколько дней.
Только чудо могло спасти Фернандо — этим чудом стала преданность Хинесты.
Он оглянулся, преисполненный благодарности к девушке, — ведь только сейчас он понял, чем обязан ей, — и с изумлением заметил уже упомянутый нами слабый свет, струившийся из пещеры, о существовании которой он, исходивший эти горы, до сих пор не подозревал.
Фернандо медленно шел к пещере и все более удивлялся: через узкое отверстие, ведущее в грот, он увидел цыганку. Она приподняла одну из плит, устилавших пол, вынула из тайника перстень, надела его на палец, затем достала оттуда же пергамент и спрятала на груди.
Грот был выдолблен в горе, местами стеной служила гранитная скала, подобная той, по которой шел Фернандо, местами — пласты земли, вернее, сухого и рыхлого песка, какой повсюду встретишь в Испании, если снимешь тонкий слой перегноя и старой листвы, покрывающей почву.