— Как ты, Кимми? — осмелился Джейми (она наблюдала за грузчиками, бранила их — и, похоже, наслаждалась этим). — Ты ведь наконец это делаешь. Уезжаешь.
— Послушай, Джейми, о'кей? Все, типа, говорят, что хотят уехать, но так здесь и болтаются. Не в моем стиле, детка. Надо валить — значит, надо, понял? Эй! Эй, ты, в идиотской кепке! Да, ты, — я с тобой говорю. Поосторожнее там, о'кей? Эти крошки — искусство.
Да, думал Джейми: она права. Большинство из нас в основном праздно слоняется — неразумно надеясь, что очень скоро (быть может, завтра?) все внезапно неким чудесным образом вернется на круги своя: все станет по-прежнему.
— И все же. Ты очень решительна. Чем-нибудь, гм, — могу я тебе помочь? А? Чем-нибудь?
— Можешь оттащить свой зад наверх и посмотреть, как у них там дела — у До и Мэри-Энн. Они здорово переживают. Но я должна приглядеть за этими парнями, ага? Я — я могу жить где угодно. Сюда я переехала только из-за До. Ты в курсе? Да наверняка. Она так рвалась переехать сюда с Мэри-Энн и придурком, которого называла своим мужем, — все эдак уютненько. Но потом придурок передумал, а я просто запрыгнула на ходу. К тому же я люблю ее. Она, возможно, не знает…
Джейми уставился на нее:
— Ты хочешь сказать?..
— Да. Да. Конечно, хочу. Я без ума от нее. Но я не — давила на нее, ничего такого, знаешь. Я подумала, если она захочет изучить свою сек-сальность, то, может, ну, знаешь: поймет. Однажды. Послушай — кто знает? Может, когда-нибудь мы выберемся из этого мрачного места, если все пойдет хорошо. Эй, ты! Не ты, мистер, — а ты! Сигарету погаси, ясно? Там холсты! Это искусство, золотко!
Это напомнило Джейми, что пальцы его уже тлеют. Он уронил окурок на землю и крепко растер носком ботинка, а сам тем временем рылся в карманах в поисках следующей.
— Мы собираемся переехать в, как его — Челси?[99] — вернулась к разговору Кимми. — Ты бывал в Челси, Джейми? Там прикольно. Адрес я оставила Элис. Заходи, если хочешь.
Джейми кивнул.
— Может быть, — сказал он.
— Я думаю… знаешь, что я думаю, Джейми? Мы с До прекрасно можем воспитать маленькую Мэри-Энн, как по-твоему? Я могу, ну — обеспечить нас? Кому нужен небритый тупица с членом? Надо просто верить в то, что у тебя есть. А До, когда-нибудь она пустит в свою жизнь Псы Дрожжи, и кто знает, что дальше будет? Джейми — сходи, посмотри, чего они там валандаются? Хорошо? А я буду пинать этих ослов.
Джейми улыбнулся и наклонился легонько ее поцеловать.
— Увидимся, Кимми, — сказал он, хотя думал, что вряд ли, да, вряд ли он когда-нибудь снова ее увидит. (Эрн, его звали, этого гребаного таксиста — он уже двадцать два года в этом деле, исполнилось на Рождество; теперь, значит, будет двадцать три.)
Какой удар — видеть это место пустым, как сейчас (опять напомнило, как я впервые сюда пришел). В смысле, эти комнаты — ну да, мы знаем, что они огромны, конечно, — но когда все вещи и мебель внезапно исчезают… И я даже не замечал никогда, что у Кимми и Дороти так много вещей (да вы только посмотрите на этот фургон: он размером с дом и уже набит почти под завязку). Есть здесь кто-нибудь?.. Ах да — Дороти сидит на гнутом стуле в самом конце под высоким окном и лениво перебирает пальцами густые, рыжевато-коричневые, распущенные волосы Мэри-Энн (а та скорчилась рядом и, похоже, ничто на всем белом свете не интересует ее больше, чем пустая стена).
Джейми направился к ним, проклиная стук каблуков по бескрайнему, безграничному полу.
— Ну, с вами обеими… — тихо сказал он, приблизившись. — С вами все хорошо? Вы готовы, гм?.. Кимми, ну… Да, вы не против, если я?.. — Он быстро зажег сигарету и глубоко затянулся. — Что ж… — сказал он. — Что ж. — Он даже подумывал было хихикнуть, но вскоре, слава богу, оставил эту идею.
— Бенни понравились его подарки?
Джейми на миг застыл. Приятный и холодный солнечный свет свободно струился сквозь множество окон, и когда Джейми вновь упрямо побрел к ним, их лица (по-прежнему такие далекие) упорно расплывались перед его глазами, а потом его на миг ослепила яркая вспышка света — и тут же померкла. И голос Мэри-Энн был тонким и слабым — слова ее, едва вылетев изо рта, целиком растворялись в громадной и гулкой громадной пустоте вокруг.
Но он так и не ответил, потому что, по правде говоря, не знал, что сказать (продолжал сосать сигарету: Иисусе, они поистине божий дар во многих отношениях). Он раза два, быть может, говорил по телефону с Бенни (с тех пор). Его мать говорила мало и быстро передавала трубку сыну (вот, Бенни, вот: поговори с папочкой). Но подарки… о них как-то речи не заходило. Я совершенно забыл, что именно подарил ему, вообще забыл, что это было — а он ничего не сказал ни об одном из них. Да и ни о чем другом, вообще-то; просто бормотал «Привет, па» и предоставлял мне самому выкручиваться. Она решила, заявила Каролина, что им лучше остаться у ее матери, пока, как она выразилась, Джейми не сочтет нужным пошевелить задницей и хоть что-нибудь сделать. Короче говоря, вела себя совсем как прежняя Каролина (недолговечные яркие ленты, струившиеся с воздвигнутого ею самой копья, теперь не просто поистрепались или выцвели, но исчезли, исчезли совсем: были сорваны и унеслись в ад). Она, конечно, слышала о завещании Лукаса; какая-то птичка напела.
— Они ему понравились, — заявил Джейми, который наконец дошел до этих двоих (и теперь стало не так тревожно, если хотите знать). — Он передавал тебе огромный привет и множество поцелуев, Мэри-Энн. Да, вот именно.
Она продолжала смотреть на стену.
— Но, — довольно чопорно уточнила Мэри-Энн, — я думаю, не такими словами.
Джейми глянул на Дороти в надежде, быть может, на поддержку: тщетно.
— Я бы хотела еще раз с ним поговорить, — продолжала Мэри-Энн довольно мечтательно. — Он хороший. Хотя вряд ли я его опять увижу когда-нибудь.
— О, ерунда, — возмутился Джейми. — Конечно, увидишь, Мэри-Энн. Вы будете лучшими друзьями, вы двое…
Мэри-Энн уверенно покачала головой. Но на него не смотрела: продолжала задумчиво разглядывать тот же пустой кусок стены.
— Нет. Так не бывает. Когда люди уходят, они просто уходят, знаешь. Я это видела. Я ему говорила, чтобы он верил во всякие вещи, да. Но только в те вещи, которые здесь. Когда они уходят, они больше ничего не значат. Это как будто они умерли, вроде того. Все хорошее теперь умерло.
По правде говоря, Джейми совершенно не хотел все это выслушивать, и ему немало полегчало, когда Мэри-Энн поднялась с пола и сказала матери, что если она, Мэри-Энн, понадобится, она будет внизу с Кимми. Она так и не посмотрела на Джейми, лишь повернулась, пробежала по гулкой комнате, с трудом открыла и захлопнула за собой дверь. В некотором роде оно и к лучшему, думал Джейми. Не считая того, что теперь придется иметь дело с Дороти. Ну ладно:
— Итак, Дороти… вот, гм — вроде и все, да? Как ты, гм?.. Я, наверное, ничем не могу?..
Она повернулась к нему:
— Как по-твоему, это правда, Джейми? Это правда?
— Ну… что именно, Дороти? Что — правда?
— То, что сказала Мэри-Энн. Что когда люди уходят, они умирают.
— Нет! Нет-нет-нет-нет-нет. Нет, Дороти, нет. Вовсе нет.
Ну да-а-а-а, наверное, да. В смысле — не буквально, может, но в общем и, знаете, как его? Целом, да, они умирают. Да.
— Хотя, знаешь, это забавно, — продолжала Дороти. — Когда Лукас был… ну — сам знаешь. Когда он был — здесь. Я его почти не видела. В смысле — за ужином, да, конечно, как и все мы. Но в другое время, ну — целые дни проходили и… Но теперь я просто знаю, что его здесь вообще нет… ну, знаешь: ушел. И почему-то в этом нет больше смысла. Нет смысла оставаться здесь, никому. Наверное, мы поэтому и уезжаем. Возможно, это лучше всего. По крайней мере, Кимми так считает. Если бы мне пришлось решать, ну… я думаю, я ничего бы не делала. Что, собственно и происходит. Ничего. Совсем ничего. Совершенно бесполезна. Знаешь, я здесь единственная, кто ни разу ничего не положил на место. Пассажирка. Вот кто я такая. Это Кимми: это она все делает. Все, что нужно. Как странно уезжать… хотя, конечно, на самом деле я вообще не должна была жить здесь.
— Ты ей очень — нравишься, — пробормотал Джейми (я хочу уйти, немедленно: хочу уйти). — В смысле, Кимми…
— О, это мягко сказано, — внезапно оживившись, запротестовала Дороти. Она встала и положила руку на спинку гнутого стула. — Наверное, надо бы отнести это вниз… это последнее, что осталось…
— Я возьму, — немедленно отозвался Джейми. — Дай мне, Дороти. Я отнесу.
— Она любит меня, вот в чем дело, — очень серьезно произнесла Дороти — широко раскрыв глаза, глядя прямо в непуганое лицо Джейми. — Я вечно вынуждена притворяться, будто я не знаю, насколько это глубоко… потому что как бы я перед ней ни преклонялась, я не готова к чему-то, знаешь: большему. Меня это просто не интересует. Хотя многих людей интересует, да, Джейми? Такое.
Джейми прикурил сигарету. Последний окурок пришлось, страдая, затушить двумя пальцами и спрятать в карман: не хотел бросать на пол.
— Разве? — спросил он.
— Мне так кажется. Джейми — рассказать тебе одну маленькую историю? Возможно, тебе понравится.
— Кимми, гм, — будет ждать, нет? И Мэри-Энн?..
— Это быстро. Слушай. Однажды… много, много лет назад, как мне теперь кажется, хотя на самом деле совсем не так уж давно. Мой самый лучший друг усадил меня и сказал: послушай, послушай, Дороти, — выслушай меня, хорошо? Да, сказала я: что? Говори — я слушаю: ты мой самый лучший друг. Ты можешь рассказать мне все, что угодно. И наконец я это услышала — наконец, потому, что мне еще пришлось его уговаривать. Оказалось, прошлой ночью, когда я спала, моего самого лучшего друга изнасиловали. Я была в шоке. Ты должен заявить об этом, сказала я: я пойду с тобой в полицию. Но нет: он не хотел. Но почему