Но госпожа Веллингтон явно знает, почему не стоит переживать.
– Не волнуйтесь, – спокойно говорит она, – если его светлость и спрятал такую важную вещь, то уж точно не дома, где салигияры обыскали все углы. К тому же, отец Элефантий был его духовником. Так что шелтер вам стоит исследовать досконально.
– Но Бэзил говорил, она там. Закрыта заклинанием.
– Ангелы тоже ошибаются.
Усмехаюсь, смотрю в окно.
Задние колёса амортизируют на ухабах и рытвинах, салон покачивается, звёзды поют, и мне клонит в сон. Госпожа Веллингтон подаёт подушку, и, уютно устроившись на заднем сидении, засыпаю. Сон смывает волной, уносит в своё бездонье.
Падаю, гулко больно ударяюсь коленями о плитку пола. Слышу сверху:
– Неуклюжая!
Насмешливо, но не зло.
Поднимаю глаза, а надо мной склоняется… Бэзил и не Бэзил одновременно, словно его резкие черты кто-то отшлифовал, смягчил. К тому же – гораздо моложе и улыбается. А ещё выше – над ним и мною – стрельчатый свод здания.
Юноша протягивает мне руку и помогает встать:
– Не нужно торопиться в следующий раз, хорошо? – наставительно произносит он.
Киваю, отряхиваю фартук. Осматриваюсь. Деревянные скамьи, треснувший циферблат над входом, билетные кассы. Вокзал! Но пыль, паутинные занавеси, облезлая штукатурка и запах гнили – признаки того, что поезда отсюда не уходят уже давно.
– Видишь, нашла, а говорила: не смогу, не смогу. Всё можешь, если хочешь.
Только хмыкаю:
– Порой, обстоятельства сильнее нас.
– Пыф, – говорит он и засовывает руки в карманы, – эта отговорка лодырей и трусов.
– Тебе легко рассуждать, потому что не приходилось обводить вокруг пальца Агнесс и тётушку, чтобы вырваться.
– Ну я тоже удираю – от наставника, от брата, когда он дома появляется. Брат у меня – инспектор-дракон! Так что тоже рискую ради тебя!
– Ладно, Стивен, ты молодец! А я и правда бываю нытичкой! – умилостивленная, добрею. – Веди, показывай.
И Стивен манит меня за собой.
Мы проходим зал, с трудом открываем тяжёлую дверь и выходим наружу, на платформу.
– Тут только один путь, – говорю я.
– Да, – соглашается Стивен, – потому что тут проходил только один-единственный поезд.
– Но зачем для одного поезда строить целый вокзал?
– Для ожидающих. А их ого-го сколько было.
– А билетные кассы?
– Некоторые сдавали свои билеты, и их потом перераспределяли…
– И что, водились идиоты, которые отказывались от билета на поезд счастья?
– Ага, – он задирает голову, смотрит вверх. Небо у нас в Болотной Пустоши всегда одинаково серое.
– Но почему?
– Поезд уходил прямо в горизонт, а там – вставало и садилось солнце. Вот едешь ты на поезде в такую картину и жуть пробирает: сейчас рухнешь в этот пожар и сгоришь! Барыги этим пользовались. И под таким предлогом скупали билеты на «Харон».
– А ведь и правда, – испугано говорю я.
Рельсы тянутся до самого горизонта, а когда закат или рассвет – пламя разливается по всей линии, где небо касается земли.
Он смеётся – светло и добро:
– Ну и дурёха же ты, Айринн! Это просто оптическая иллюзия.
Я дуюсь, тогда он сгребает меня в охапку и прижимает к себе. Утыкаюсь в его жилет, пахнущий приятно, пряно и терпко, сжимаю красивую ткань и бормочу:
– Забери меня! Увези!
Он наклоняется, целует в макушку и уходит…
Тает…
Тяну руку.
За ним, к нему.
И падаю вновь.
Чтобы проснуться.
Сижу на полу, в пене нижних юбок, растерянная и растрёпанная, и девочки смеются, глядя на меня. И даже госпожа Веллингтон, всегда такая чопорная, фыркает в надушенный платок.
Только мне невесело, в душе воет северный ветер потери.
«Если я буду падать, ты подхватишь?»
«Конечно», – говорил он. Жмурился как сытый кот и не вынимал рук из карманов.
Но я упрямо верила словам. Ведь он говорил, что «Харон» однажды приедет за нами, и мы умчимся до самого солнца и не сгорим…
Её тоска или моя? Чьи это воспоминания? Вряд ли Айринн знала Бэзила. Значит… А значит всё плохо – наши личности сливаются И что будет, если смешаются совсем? Чья жизнь останется в приоритете?
Пока забираюсь обратно на место, отшучиваясь, что вот так нелепо заснула, мысли проносятся в голове со скоростью экспресса. Меня потряхивает, обхватываю себя за плечи и бормочу: всё хорошо. Главное, уверить в этом себя. Мне нужна уверенность.
Больше не засыпаю. Страшусь снов.
Подпираю подборок и смотрю в окно. Звёзды падают реже. За окнами мелькают поля и деревни. Ночь нисходит ласковой кошкой, сворачивается клубком посреди Страны Пяти Лепестков, обвивает хвостом сновидений её губернии. Лучшая смерть – во сне, когда хорошо и не больно. Добрые боги этого мира дарят ему нежную смерть.
Тормозим резко, девочки ойкают и вылетают из кресел. Эти малышки уже привыкли получать тычки от судьбы, поэтому даже не плачут. Лишь Зоя трёт глазёнки кулачком, но тут же, встретившись со мной взглядом, успокаивается и улыбается мне.
Дверь распахивается, и вместе с тьмой и прохладой, в салон врывается резкий низкий голос инспектора-дракона:
– По одной на выход!
Девочки слушаются беспрекословно. А я только собираюсь возмутиться, как замыкающая нашу колонну госпожа Веллингтон толкает меня вперёд. Прямо в зев темноты. Однажды ужк падала в бездну, ощущения были не из приятных.
Сейчас не лучше: меня ловят, обхватывают за талию и ставят рядом, как будто я – безвольная безгласная кукла.
К тому же визави без зазрения совести считывает меня, морщится и говорит холодно, свысока, как… дуре:
– Молчите, Айринн. Это в ваших интересах.
И тут же переключается на девочек:
– Юные леди, сейчас вы в сопровождении вот этих джентльменов, – кивает на шофёра и кочегара, – отправитесь в ночлежный дом. Места здесь неспокойные и особенно опасные для детей и женщин. Поэтому вы, юные леди, держитесь поближе к вашим сопровождающим, а вы, госпожа Веллингтон не отставайте от нас.
Обо мне – ни слова! Только по-хозяйски обнимает за талию и с презрительной ухмылочкой игнорирует мои испепеляющие взгляды, как и попытки сбросить его руку. Лишь сильнее сжимает.
– Не дёргайтесь, – цыкает, наконец. – Не хочу вас наказывать. А придётся, если не подчинитесь.
Мне тоже не хочется по новой испытать очищающий огонь салигияра, поэтому смиряюсь и дальше уже ненавижу молча.
Улицы, по которым мы идём, темны, мрачны и всюду чудятся тени неведомых чудовищ, их дыхание. Взгляды, которые буквально продирают по коже. Обстановка та ещё! Вскоре я уже сама чуть ли не висну на Бэзиле, к вящему удовольствию последнего.
Ночлежный дом насупленным бирюком притулился в конце улицы. И сейчас недобро глядел на нас тусклыми оконцами из-под нависшей крыши. Бэзил пропускает меня и Веллингтон вперёд, входит за нами и прикрывает дверь.
Там уже и наши рыжие водители омнибуса: набычились, девочек прикрывают.
А за столами, что заполняют довольно-таки обширный зал, пялятся на нас и щерятся местные отморозки всех мастей. Буквально раздевают глазами. Юркаю за Бэзила. В ушах бахает сердце, перекрывая остальные звуки.
Но голос его, чёткий, окрепший, будто усиленный, пробивается через этот шум:
– Крон и Трон уводите женщин в комнаты.
– Да, господин инспектор.
И они торопят нас, направляют к лестнице.
А с меня мигом слетают ненависть и спесь, потому что он там остаётся один против оголодавшей разъярённой толпы.
Обернувшись, замечаю, как меж тонких пальцев проскальзывает огненная змея плётки, слышу:
– Luxuria10, грех седьмой, вызываю тебя!
…понимаю, что он выиграет, ведь он прав, но обещаю себе молиться за него.
Нет, к чёрту молитвы! Поцелую! Точно! Решено!
И впервые за всё время в этом мире мне становится хорошо. Потому что любовь и забота о другом всегда приносят свет.
Место боя покидаю спокойно. Буду ждать его наверху, успокаивать девочек, пока он внизу сражается за нас.
Комната больше похожа на дортуар. Наши рыжие стражи остаются у дверей, а девочки, впорхнув, рассаживаются на ближайшие кровати. Мне не сидится, мечусь, как тигр в клетке, сердце не на месте.
А госпожа Веллингтон, приобняв за плечи Лэсси, и устроив у себя на коленях Зою и Тинку, насупленная Кэлл напротив них залезает с ногами, упирается подбородком в колени.
Наставница тихо и немного напевно начинает:
– Пришла Похоть и легла на пороге Лета. Никто в Лето попасть не может, иначе как через Похоть… Чуть тронет – и помутился рассудок, и жажда проснулась – не утолить…
– Сказочки тут рассказываете! – взрываюсь я. Наверное, сейчас мой взгляд мечет молнии. Мне бы хотелось. Госпожа Веллингтон не отводит глаз и по-прежнему спокойна. Гладит девочек по волосам. – Вы что не понимаете, – почти кричу я, – он там один! Когда сражались с Аcedia, там был целый десяток салигияров! И все – в ипостаси дракона! В полной силе! И он разбрасывал их, как… как… тряпки какие-то! А Бэзил – один!
Госпожа Веллингтон лишь пожимает плечами.
– Таков закон, миледи: уныние побеждают все вместе, похоть каждый должен победить сам. Поэтому успокойтесь и присядьте. Вы всё равно ничем не поможете.
Она не понимает! Я не могу сидеть, меня жжёт и душит одежда. А корсет! Настоящее пыточное орудие, впивается так, что вот-вот раздавит мне рёбра. Стаскиваю шляпку, швыряю подальше, распускаю волосы. Так лучше. Но лишь на миг! На столе – графин с водой, пью, прямо из горлышка. Плевать на капли, что текут по подбородку и мочат тонкую блузу.
На лице моей дуэньи – ужас, а вот рыжим – хоть бы хны, другие бы уже слюной капали. А эти застыли, в одну точку уставились, каменные големы, не иначе.
Внизу что-то страшно грохочет. Девочки вскрикивают и жмутся к госпоже Веллингтон. Весь утлый ночлежный дом ходуном ходит, словно, как в древних сказках, под ним заворочался гигантский змей.
– Бэзил!
Он может погибнуть! Нет, глупо сидеть и переживать! Я должна быть с ним!