Майкл без единого слова пошел в дом и вернулся со стаканом воды; Чарли выхлебал ее большими шумными глотками.
— Спасибо, — сказал он, отдуваясь. — Я уж думал, в обморок хлопнусь.
Он огляделся, но было видно: он лишь делает вид, что подмечает окружающее.
— Симпатичное у вас тут гнездышко, — заметил он; потом глаза вновь обратились к Майклу. — Ты хочешь, чтобы я отсюда убрался?
— Да нет, отнюдь. Если устал — посиди отдохни. Вид у тебя вымотанный.
— Так и есть. Хочешь, расскажу?
— Совсем не хочу.
— Ну а я все равно расскажу, — решительно произнес Чарли. — Я именно за этим и приехал. Я попал в беду, Майкл, и, кроме тебя, мне обратиться не к кому.
— А к друзьям не пробовал пойти? — холодно осведомился Майкл.
— Я ходил уже почти ко всем — ко всем, к кому успел сходить. О господи! — Он провел ладонью по лбу. — Мне и в голову никогда это не приходило, как это тяжело — собрать две тысячи долларов.
— Ты приехал ко мне за двумя тысячами долларов?
— Погоди минутку, Майкл. Погоди, выслушай сначала. Все это — лишь доказательство того, во что можно вляпаться без всяких дурных намерений. Видишь ли, я казначей в одном обществе, которое называется Независимый фонд поддержки художников, — оно оказывает помощь нуждающимся студентам. Часть общественных денег, три с половиной тысячи долларов, уже больше года лежали на моем счету. Ну, как ты знаешь, я живу на широкую ногу: много зарабатываю и много трачу, — и примерно месяц назад я, при посредстве приятеля, занялся финансовыми спекуляциями…
— Я не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь, — нетерпеливо оборвал его Майкл. — Я…
— Погоди минутку, прошу тебя, — я почти закончил. — Он поднял на Майкла перепуганные глаза. — Порой я пускал эти деньги в оборот, даже не задумываясь, что, по сути, они не мои. Просто у меня и своих всегда было достаточно. До начала этой недели. — Он запнулся. — На этой неделе состоялось заседание общества, меня попросили вернуть деньги. Я пошел к одному, к другому, попросил дать мне взаймы — и стоило мне выйти за дверь, как один из них обо всем проболтался. Вчера вечером разразился страшный скандал. Они сказали, что, если я сегодня утром не верну им две тысячи долларов, меня посадят в тюрьму… — Голос его взмыл, он начал дико озираться. — На меня уже выписали ордер, и если денег достать не удастся, я покончу с собой, Майкл; Богом клянусь, что покончу. Я не сяду в тюрьму. Я художник, не бизнесмен. Я…
Он попытался унять дрожь в голосе.
— Майкл, — прошептал он, — ты мой самый давний друг. Кроме тебя, мне совершенно не к кому обратиться.
— Поздновато ты пришел, — произнес Майкл неловко. — Ты не вспоминал обо мне вот уже четыре года, с тех пор, как предложил моей жене сбежать от меня.
На лице Чарли отразилось искреннее изумление.
— Ты что, сердишься на меня за это? — спросил он озадаченно. — А я думал, ты обиделся, что я не пришел на вашу вечеринку.
Майкл промолчал.
— Надо думать, она уже давно тебе об этом рассказала, — продолжал Чарли. — Что до истории с Марион, я ничего не мог с собой поделать. Мне было так одиноко, а вы были вместе. Каждый раз, когда я к вам приходил, ты мне рассказывал, какая Марион замечательная, и в конце концов… я пришел к тому же заключению. Как же я мог в нее не влюбиться, когда она была единственной приличной девушкой, какая встретилась на моем пути за целых полтора года? — Он с вызовом глянул на Майкла. — Ну, так она же по-прежнему с тобой, верно? Я ее у тебя не увел. Даже не целовался с ней — зачем же растравлять мои раны?
— Послушай, — сказал Майкл резко, — а с какой стати я должен давать тебе эти деньги?
— Ну… — Чарли заколебался, потом принужденно захихикал. — Конкретной причины вроде бы нет. Я просто думал, что ты мне поможешь.
— С чего бы?
— Да ни с чего вроде бы, просто исходя из твоей сущности.
— В том-то и беда. Дать тебе эти деньги — значит показать себя мягкотелым слюнтяем. А как раз этого мне совсем не хочется.
— Ну ладно. — Чарли кривовато улыбнулся. — В этом есть своя логика. Если подумать, у тебя действительно нет ни малейших причин давать мне эти деньги. Что же… — Он сунул руку в карман пальто и, слегка закинув назад голову, будто бы стряхнул, точно шляпу, тему разговора. — В тюрьму я садиться не собираюсь; возможно, завтра ты взглянешь на ситуацию по-иному.
— Можешь на это не рассчитывать.
— Да ты не думай, больше я у тебя просить не стану. Я… совсем о другом.
Он кивнул, резко развернулся и зашагал по посыпанной гравием дорожке; вскоре его поглотил мрак. Там, где дорожка выходила на шоссе, шаги смолкли — будто бы он заколебался. А потом направились по шоссе к железнодорожной станции, до которой была миля пути.
Майкл откинулся на спинку стула и закрыл лицо руками. Услышал, как из дома вышла Марион.
— Я все слышала, — прошептала она. — Прости, я не хотела. Я рада, что ты не дал ему эти деньги.
Она подошла ближе и уселась было ему на колени, однако на него вдруг накатило почти физическое отвращение; он стремительно поднялся со стула.
— Я боялась, что он сыграет на твоих чувствах, а потом тебя одурачит, — продолжала Марион. Потом поколебалась. — Знаешь, он ведь когда-то тебя ненавидел. Желал тебе смерти. Я тогда сказала ему, что если он еще раз повторит такое при мне, то больше никогда меня не увидит.
Майкл мрачно поглядел на нее:
— Надо же, какая ты благородная.
— Но, Майкл…
— Ты позволяла ему говорить себе такие вещи — а теперь он приехал сюда, в тяжелый момент, у него нет ни единого друга, к которому он мог бы обратиться, — а ты рада, что я его прогнал.
— Потому что я люблю тебя, дорогой…
— Вовсе нет! — оборвал он ее яростно. — А потому, что ненависть в этом мире ничего не стоит. Вот все и отдают ее по дешевке. Господи боже мой! И какого, как ты думаешь, я теперь о себе мнения?
— Он не достоин таких чувств.
— Уйди, пожалуйста! — отчаянно воскликнул Майкл. — Я хочу побыть один.
Она послушно отошла, а он снова уселся на темной веранде; на него постепенно наползал ужас. Несколько раз он встал было, но всякий раз хмурился и снова садился. Потом, после еще одной долгой паузы, он внезапно вскочил; на лбу у него выступил холодный пот. Последний час, протекшие месяцы — все это куда-то смыло, он перенесся на несколько лет назад. Его давний друг Чарли Харт попал в беду. Чарли Харт, который пришел к нему потому, что ему некуда было больше пойти. Майкл заметался по веранде, разыскивая пальто и шляпу.
— Да Чарли же! — выкрикнул он.
Наконец пальто отыскалось, он с трудом напялил его и скатился вниз по ступеням. Ему казалось, что Чарли ушел всего несколько минут назад.
— Чарли! — выкрикнул он, выскочив на шоссе. — Чарли, вернись! Я сделал глупость!
Он замер, прислушиваясь. Никакого ответа. Слегка задыхаясь, он пустился трусцой по дороге; вечер выдался жаркий.
Было лишь половина девятого, но на заштатном шоссе стояла полная тишина, лишь в болотистой низинке, тянувшейся вдоль кювета, разливались лягушки. Небо слегка припорошили звезды, через некоторое время должна была выйти луна, однако дорога шла под темными деревьями, и Майкл видел всего метра на три вперед. Через некоторое время, взглянув на фосфоресцирующий циферблат наручных часов, он перешел на шаг: до очередного поезда на Нью-Йорк оставался еще целый час. Времени у него было навалом.
И тем не менее он снова перешел на неловкий бег и милю между домом и станцией преодолел за пятнадцать минут. Станция была маленькая, она скромно притулилась во тьме между сверкающими рельсами. Рядом с ней Майкл разглядел зажженные фары единственного такси, дожидавшегося очередного поезда.
На платформе не оказалось ни души; Майкл открыл дверь и заглянул в тускло освещенный зал ожидания. Пусто.
— Странно, — пробормотал он.
Он разбудил сонного таксиста и спросил, не дожидался ли кто-нибудь поезда. Таксист поразмыслил: да, ждал тут один молодой человек, минут двадцать назад. Некоторое время он расхаживал взад-вперед, куря сигарету, а потом ушел куда-то в темноту.
— Странно, — повторил Майкл. Сложил ладони рупором и крикнул в сторону леса за железнодорожными путям:
— Чарли!
Никакого ответа. Он крикнул еще раз. Потом вновь обернулся к шоферу:
— Вы не заметили, в каком направлении он ушел?
Шофер неопределенно ткнул куда-то в сторону шоссе на Нью-Йорк, которое тянулось вдоль железнодорожного полотна.
— Куда-то туда.
Майкл, тревога которого все нарастала, поблагодарил его и стремительно зашагал вдоль шоссе, которое теперь белело в свете луны. Теперь Майкл знал, знал с неоспоримой точностью: Чарли ушел, чтобы умереть в одиночестве. Он вспомнил выражение лица Чарли, когда тот отвернулся, вспомнил, как тот опустил руку в карман пальто, будто сжимая там что-то смертоносное.
— Чарли! — крикнул он страшным голосом.
Темные деревья не откликнулись. Он миновал с полдесятка полей, блестевших серебром в свете луны; каждые несколько минут он приостанавливался, кричал и настороженно ждал ответа.
Ему пришло в голову, что идти в этом направлении и дальше просто глупо: скорее всего, Чарли прячется где-то в лесу рядом со станцией. Впрочем, может, это только его воображение, может, Чарли до сих пор ходит по платформе, дожидаясь поезда из города. Однако некий бессознательный импульс гнал его дальше. Более того, несколько раз у него возникало чувство, будто кто-то шагает впереди, но намеренно скрывается от него на каждом повороте, скрывается от зрения и слуха, но оставляет за собой смутную трагическую ауру, по которой видно, что он только что здесь прошел. Один раз ему показалось, что он слышит шаги среди листвы, рядом с дорогой, но оказалось, это трепетал на слабом жарком ветру кусок улетевшей газеты.
Ночь была удушающая — горячие лунные лучи словно лупили по раскаленной земле. Майкл на ходу снял пальто, перекинул его через руку. Впереди показался каменный мост через пути, за ним тянулась бесконечная череда телефонных столбов: уменьшаясь в перспективе, они уходили к незримому горизонту. Ну что же, он дойдет до моста, и хватит. Он бы сдался и раньше, вот только мешало это наваждение: что кто-то очень легко и стремительно шагает впереди.