Эта стадия праздника завершилась с прибытием угощений: объемистого торта с двумя свечками и ванильного мороженого в креманках. Билли Марки — веселый пухлый малыш с рыжими волосами и слегка кривоватыми ножками — задул свечки и пальцем снял пробу с белой глазури. Угощение разложили по тарелочкам, и детки ели с жадностью, но без недоразумений — они вообще на удивление хорошо себя вели весь вечер. Это же были современные дети, которые вовремя кушают и вовремя ложатся спать, поэтому у них хорошее настроение и пышущие здоровьем румяные щечки, — еще тридцать лет назад такой безмятежный детский праздник был бы просто немыслим.
После того как детвора подкрепилась, начался постепенный исход. Эдит с волнением поглядывала на часы — близилось шесть, а Джона все не было. Ей так хотелось, чтобы он увидел Эди в окружении других детей — увидел, какая она сдержанная, послушная умница и до чего аккуратная — на платье всего одно пятнышко от мороженого, да и то капнуло с подбородка, когда кто-то ее подтолкнул в спинку.
— Радость моя! — прошептала она, порывисто прижав дочку к коленям. — Ты знаешь, что ты мамина радость? Знаешь?
Эди засмеялась.
— Гав-гав! — сказала она вдруг.
— Где гав-гав? — Эдит огляделась. — Нет здесь никакой гав-гав.
— Гав-гав! — повторила Эди. — Хочу гав-гав!
Эдит посмотрела в том направлении, куда указывал крошечный пальчик.
— Это не гав-гав, лапочка, это мишка.
— Мишка?
— Да, мишка. Это мишка Билли Марки. Ты же не хочешь Биллиного мишку, правда?
Но Эди хотела.
Она вырвалась из маминых объятий и направилась к Билли Марки, крепко сжимавшему игрушку. Эди остановилась против Билли, устремив на него загадочный взгляд, и мальчик расхохотался.
Эдит-старшая снова посмотрела на часики, на этот раз уже с нетерпением.
Тем временем гостей сильно поубавилось, кроме Эди и Билли в доме оставалось только двое ребятишек, да и то один из них остался лишь потому, что прятался под столом в гостиной. А Джон все не приходил — как это эгоистично с его стороны! Ему совершенно нет дела до ребенка. Другие-то отцы пришли — целых шесть человек пришли за своими женами и постояли у двери в ожидании, любуясь детишками.
И тут раздался обиженный вопль. Эди вырвала мишку у Билли из рук и при попытке мальчика вернуть отобранное случайно толкнула его на пол.
— Эди! — воскликнула ее мама, с трудом сдерживая смех.
Джо Марки — красивый, широкоплечий тридцатипятилетний мужчина — подхватил сына и поставил на ноги.
— Ну ты молодчина, парень! — весело сказал он. — Дал девчонке сбить себя с ног! Просто молодчина!
— Головку не ушиб? — Миссис Марки встревоженно отвлеклась от провожания до дверей последней мамаши с ребенком.
— Нет-нет! — воскликнул ее муж. — Он ушиб кое-что другое, да, Билли? Мы, мамочка, другое место ушибли.
А Билли уже напрочь забыл, что он ушиб, ибо предпринимал попытки снова завладеть своей собственностью. Он ухватился за мишкину лапу, торчавшую из цепких объятий Эди, и потянул ее к себе, но все напрасно.
— Нет! — твердо сказала Эди.
И тут, ободренная случайным успехом своего предыдущего маневра, Эди выпустила мишку и, обеими руками взявшись за плечи Билли, с силой повалила его на пол.
На этот раз приземление было далеко небезопасным, голова Билли с приглушенным пустым звуком ударилась об пол чуть за краем ковра, после чего Билли набрал в легкие побольше воздуха и издал истошный рев.
Поднялся переполох. Марки-старший с криком бросился к сыну, но его жена подоспела первой и подхватила на руки свое ушибленное дитя.
— О, Билли! — закричала она. — Как она тебя ударила! Ее надо отшлепать!
Эдит, которая тут же подскочила к своей дочери, слышала это и недовольно поджала губы.
— Ай-ай-ай, Эди! — зашептала она небрежно. — Нехорошая девочка!
А «нехорошая девочка» вдруг запрокинула головку и расхохоталась. Это был звонкий победный смех, ликование, и презрение, и вызов звучали в нем. К несчастью, этот смех оказался еще и ужасно заразительным, и, прежде чем Эдит осознала щекотливость положения, она тоже разразилась громким, отчетливым смехом, не таким звонким, как у дочки, но в той же тональности. Потом она спохватилась и умолкла.
Краска гнева залила лицо миссис Марки, и мистер Марки, ощупывая пальцем сыновний затылок, посмотрел на Эдит исподлобья.
— Ну вот, уже и шишка вскочила, — произнес он с упреком. — Пойду принесу настойку гамамелиса.
Но терпение миссис Марки лопнуло.
— Не вижу ничего смешного в том, что ребенок так сильно ударился, — сказала она, и голос ее дрожал.
Тем временем маленькая Эди с любопытством поглядела на мать. Она смекнула, что ее хохот рассмешил маму, и теперь раздумывала над тем, всегда ли сумеет добиться такого же эффекта. Посему она улучила момент, запрокинула головку и захохотала снова.
Очередной всплеск веселья добавил последний штрих в и без того истерическое состояние Эдит-старшей. Прижимая к губам носовой платок, она безудержно захихикала. Это было нечто большее, чем просто нервный смех, ибо в определенном смысле она смеялась из солидарности со своим ребенком, они смеялись вместе!
В этом был некий протест — они вдвоем против целого мира!
Пока Марки-старший бегал в ванную за примочкой, его жена ходила по комнате взад-вперед, баюкая ревущего сынишку.
— Пожалуйста, уходите! — внезапно сорвалась она. — Ребенок головку разбил, и если у вас не хватает такта вести себя тихо, то лучше уходите.
— С удовольствием, — ответила Эдит, вскипая тоже, — в жизни не видела, чтобы так раздували из мухи…
— Убирайтесь! — заорала миссис Марки. — Дверь там, вон отсюда, и чтобы больше духу вашего в этом доме не было! И паршивки вашей!
Эдит уже шла к дверям, держа дочку за руку, но при этих словах она застыла на месте и повернулась к хозяйке с перекошенным от негодования лицом.
— Не смейте обзывать моего ребенка!
Миссис Марки ничего не ответила, она по-прежнему сновала по комнате туда и обратно, бормоча неразборчивые утешения себе и Билли.
Эдит разрыдалась.
— Я уйду! — всхлипывала она. — Никогда в жизни не слышала ничего более грубого и в-вульгарного. Так вашему ребенку и надо! Г-глупый увалень — вот он кто!
В эту минуту мистер Марки как раз спускался по лестнице и последние слова Эдит долетели до его ушей.
— Миссис Андрос, как вы можете! — сказал он резко. — Вы же видите, что ребенку больно. В самом деле, держите себя в руках!
— М-мне держать себя в руках? — надрывно вскричала Эдит. — Лучше скажите ей, чтобы д-держала себя в руках. В жизни не встречала такой в-вульгарной особы!
— Она еще меня оскорбляет! — Лицо миссис Марки посерело от ярости. — Ты слышал, Джо, что она сказала? Лучше выведи ее отсюда. А если станет упираться, вытолкай ее взашей!
— Не прикасайтесь ко мне! — взвизгнула Эдит. — Я уйду, как только найду свое п-пальто.
Ослепнув от слез, она шагнула в сторону передней, и в эту минуту дверь отворилась и вошел встревоженный не на шутку Джон Андрос.
— Джон! — закричала Эдит и бросилась к нему сломя голову.
— Что случилось? Что, что такое?
— Они… они меня выгоняют! — рыдала она, вцепившись в него. — Он собирался вытолкать меня взашей! Отдайте мое пальто!
— Неправда, — поспешно возразил мистер Марки, — никто вас не собирался выталкивать. — Он повернулся к Джону. — Правда, никто не собирался ее, — повторил он, — это она…
— Как это «вытолкнуть взашей»? — резко оборвал его Джон. — Да что тут творится, в самом деле?
— Давай уйдем отсюда! — рыдала Эдит. — Я хочу уйти. Это такие вульгарные люди, Джон!
— Послушайте! — Лицо мистера Марки потемнело. — Сколько можно повторять одно и то же? Ведете себя как ненормальная.
— Они обозвали Эди паршивкой!
Второй раз за вечер Эди решила выразить свои чувства в самый неподходящий момент. Перепуганная и сбитая с толку криками взрослых, она вдруг расплакалась и плакала так горько, будто и впрямь ее сердечко разрывается от боли.
— Что это значит! — взорвался Джон. — В твоем доме принято оскорблять гостей?
— На самом деле это твоя жена оскорбила нас, — холодно ответил Марки. — А весь сыр-бор начался из-за твоей дочки.
Джон презрительно хмыкнул:
— И вы обозвали ребенка? Хорошенькое дело!
— Не разговаривай с ним, Джон! — теребила его Эдит. — Найди мое пальто.
— Да что же вы за люди, — продолжал Джон сердито, — если срываете зло на беззащитном маленьком ребенке!
— Это же надо так перевернуть все с ног на голову! — завопил Марки. — Да если бы твоя жена хоть на минуту придержала язык…
— Постой-ка! Ты сейчас говоришь не с женщиной и не с ребенком.
И тут их неожиданно прервали. Эдит рылась среди вещей на кресле, пытаясь отыскать свое пальто под обжигающим гневным взглядом миссис Марки. Неожиданно, уложив Билли на диван, где он тут же перестал реветь и принял вертикальное положение, миссис Марки вышла в переднюю, быстро отыскала злосчастное пальто и молча сунула его Эдит. Затем она вернулась к дивану, взяла Билли на руки и снова принялась баюкать его, не спуская с Эдит обжигающего гневного взгляда. Все это заняло едва ли полминуты.
— Это твоя жена явилась сюда и начала вопить, какие мы вульгарные! — рявкнул Марки. — Черт побери, если мы такие вульгарные, вам лучше держаться от нас подальше! И более того, лучше вам немедленно убраться отсюда!
Джон снова издал короткий презрительный смешок.
— Ты не просто вульгарный, — ответствовал он, — ты еще и обыкновенный хам, особенно с беззащитными женщинами и детьми. — Нащупав ручку, он распахнул дверь. — Пошли, Эдит!
Жена подхватила дочку на руки и вышла за дверь, а Джон, еще раз смерив Марки презрительным взглядом, пошел за ней.
— Обожди-ка! — Марки двинулся за ним, его слегка трясло, вены на висках внезапно вздулись. — Уж не думаешь ли ты, что я все это так и оставлю? Не надейся!
Не говоря ни слова, Джон вышел, оставив дверь настежь.