на всей планете».
Бак ответил к тому времени, как мы доели ланч.
«Черт возьми, – писал он. – Это сексуальная малышка Поппи? Много же у тебя ушло времени, чтобы воспользоваться моим номером. Наверное, не стоило мне выгонять тебя из комнаты».
Я захихикала, и Алекс наклонился через столик. Сообщение Бака ему пришлось читать вверх ногами.
– Да неужели, приятель? – фыркнул он, закатив глаза.
«Нет-нет, об этом не волнуйся, – ответила я. – У нас была великолепная ночь, и мы чудесно провели время».
«Класс, – написал он. – Я уже много лет не говорил с Литой, но могу скинуть тебе ее номер, если хочешь».
«Это было бы чудесно», – сообщила я.
«Передашь мне весточку, если когда-нибудь соберешься назад на остров?» – спросил Бак.
«Ну естественно, – заверила я его. – Я же понятия не имею, как пользоваться катером. Ты будешь просто незаменим».
«Ты такая чудачка, – ответил он, – обожаю тебя».
К вечеру мы договорились, что экскурсию на байдарках нам проведет Лита. Она совершенно нас не помнила, но это не мешало ей уверять, что мы наверняка отлично повеселились вместе.
– Если честно, в те времена я постоянно была под кучей наркоты, – призналась Лита. – Так что я веселилась все время, но практически ничего об этом не помню.
На лице Алекса, все это время прислушивающегося к разговору, отразилась крайняя тревога. Я прекрасно поняла, что у него на уме.
– Ясненько, – как можно небрежнее ответила я. – А ты все еще… принимаешь наркотики?
– Абсолютно чиста уже три года, мамочка, – ответила Лита. – Но если хочешь чего-нибудь купить, могу дать тебе номер моего старого дилера.
– Нет-нет, – сказала я. – Не беспокойся. У нас осталось… немного… в общем, мы привезли с собой.
Алекс с досадой покачал головой.
– Как скажешь. Увидимся утром!
– Как думаешь, – спросил Алекс, когда я повесила трубку, – Бак был под кайфом, когда вел катер?
Я пожала плечами.
– Мы же так и не спросили, о чем он рассказывал всю дорогу. Может, он думал, что прямо над водой парит Джим Моррисон.
– Я так рад, что мы остались живы, – произнес Алекс.
Следующим утром мы встретились с Литой у пристани. За эти пять лет она практически не изменилась – разве что на безымянном пальце появилась татуировка в виде обручального кольца, а живот округлился, явно выдавая то, что она беременна.
– Четвертый месяц пошел, – объявила она, похлопав себя по животу.
– А это… безопасно? Плавать на байдарке? – осторожно спросил Алекс.
– С ребенком номер один ничего не случилось, – успокоила нас Лита. – Знаете, в Норвегии вообще детей за окно вывешивают, чтобы они подремали на свежем воздухе.
– Ла-адно, – не стал спорить Алекс.
– Ужас как хочу посмотреть на Норвегию, – заявила я.
– Обязательно туда съезди! – оживилась Лита. – Близняшка моей жены там живет – она вышла замуж за норвежца. Гейл иногда предлагает развестись и заплатить паре симпатичных норвежцев, чтобы они согласились взять нас в жены. Так мы бы обе могли получить гражданство и переехать в Норвегию. Можете считать меня старомодной, но я думаю, что платить за фиктивный брак – это уж слишком.
– Видимо, пока вам только отпуск в Норвегию светит, – заметила я.
– Полагаю, что так.
Всерьез опасаясь за свою жизнь, мы с Алексом решили выбрать маршрут для новичков. На деле оказалось, что означает это следующее: мы просто лениво плыли по течению, наслаждаясь теплыми солнечными лучами, и только иногда нам приходилось отталкиваться от возникающих на пути скалистых островков или налегать на весла, когда течение начинало нести нас вперед слишком сильно.
Лита помнила о своей жизни в Тофино на удивление больше, чем утверждала раньше. Так что она развлекала нас рассказами о своих старых знакомых. Один парень, например, как-то раз решил спрыгнуть с крыши на батут, а в другой раз они по пьяни решили набить друг другу татуировки чернилами от красной шариковой ручки.
– Оказалось, что у некоторых людей есть аллергия на красные чернила, – сказала она. – Кто бы мог подумать?
Каждая новая история была смешнее предыдущей, и когда мы доплыли до водохранилища, служившего конечной точкой маршрута, у меня от смеха уже болел пресс.
Лита вытерла выступившие от смеха слезы и удовлетворенно вздохнула. Я вдруг заметила, что в уголках ее глаз уже начали намечаться едва заметные морщинки.
– Я могу над этим смеяться, потому что каким-то чудом мне удалось все это пережить. Я рада, что Бак тоже в порядке, – она погладила свой живот. – И знаете, мне так радостно каждый раз, когда я понимаю, в насколько маленьком мире мы живем. Типа, мы вместе оказались в том доме в Тофино, а теперь, спустя пять лет, удивительным образом встретились здесь. Словно между нами все это время была какая-то связь. Типа квантовой запутанности, или как там эта хрень называется.
– Я каждый раз об этом думаю, когда оказываюсь в аэропорту, – сказала я. – И это одна из причин, почему я так люблю путешествовать. – Я помедлила, пытаясь облечь в слова свои запутанные мысли. – Когда я была маленькой, мне было очень одиноко, – начала объяснять я. – И я всегда думала, что, когда вырасту, уеду из родного города и найду где-нибудь людей, которые будут на меня похожи. И так и вышло, знаете? Но чувство одиночества иногда возвращается – так со всеми бывает, это нормально. И когда я его чувствую, то просто покупаю билет на самолет и еду в аэропорт, и… Не знаю. Мне становится больше не одиноко. Потому что какими бы разными ни были люди, мы все просто хотим куда-то в своей жизни добраться. Воссоединиться с кем-то, кто нам дорог.
Алекс бросил на меня странный взгляд. Не знаю, что он значил.
– Ой, черт, – пробормотала Лита. – Я из-за тебя расплачусь. Это все из-за беременности. Чертовы гормоны. Я от них еще более эмоциональная, чем когда сидела на аяуаске.
На прощание Лита крепко-накрепко нас обняла.
– Если когда-нибудь будешь в Нью-Йорке… – сказала я.
– Если когда-нибудь захочешь по-настоящему сплавиться на байдарке, – ответила Лита и подмигнула.
Мы сели в машину и направились назад в курортный отель. Первое время мы ехали в молчании, и Алекс обеспокоенно хмурился, сведя брови к переносице.
– Мне ненавистна мысль о том, что ты одинока, – наконец сказал он. Наверное, у меня был очень озадаченный вид, потому что Алекс тут же добавил: – То, что ты рассказывала про аэропорт. Что ты едешь туда, когда чувствуешь одиночество.
– Мне больше не так одиноко, – попыталась я его успокоить.
У нас с Паркером и Принсом групповой чат на троих – в последнее время мы планируем поставить мюзикл по фильму «Челюсти» и пытаемся решить, как бы не потратить на это ни цента. Каждую неделю я созваниваюсь со своими родителями по громкой связи. Плюс у меня есть Рейчел, которая здорово помогла мне оправиться от разрыва с Гиллермо – то есть бесконечно приглашала меня то на фитнес, то в винный бар, то поработать волонтером в приюте для собак.
И пусть мы с Алексом больше не так часто разговариваем, зато теперь он присылает мне по почте свои рассказы и каждый сопровождает аккуратными комментариями, написанными на клейких листочках бумаги. Было бы куда проще присылать мне рассказы на электронную почту, но он этого не делает, и я очень это ценю. Каждую распечатанную копию я кладу в коробку из-под обуви, где у меня хранится коллекция важных для меня вещей.
(Я завела себе только одну обувную коробку. Не хочу, чтобы у меня накопилась огромная гора ящиков, набитая рисунками моих будущих детей, как это произошло с мамой и папой).
И когда я читаю его рассказы, я совсем не чувствую себя одинокой. Я не чувствую себя одинокой, когда держу в руках клейкие листочки, исписанные почерком Алекса, и думаю о человеке, который написал их для меня.
– Извини за все те разы, когда меня не было рядом с тобой, – тихо произнес Алекс. Он открыл рот, словно собрался добавить что-то еще, но затем просто покачал головой и замолчал. Мы доехали до нашего отеля, остановились на парковке, и только затем я повернулась к Алексу лицом, а он посмотрел на меня в ответ.
– Алекс… – Мне понадобилось сделать паузу, и только потом я смогла продолжить: – С тех пор как мы познакомились, я больше никогда не чувствовала себя по-настоящему одинокой. И я не думаю, что, пока ты у меня есть, я вообще когда-либо почувствую себя одинокой.
Взгляд у него смягчился.
– Можно я расскажу тебе одну стыдную вещь?
И в этот момент мне не хотелось ни шутить, ни отпускать саркастические комментарии.
– Конечно. Все, что угодно.
Он вздохнул и машинально забарабанил пальцами по рулю.
– Я даже не знал, что я был одинок, пока не встретил тебя, – он снова покачал головой. – После того как мама умерла, а папа совсем расклеился, я просто хотел, чтобы с моей семьей все было хорошо. Я хотел быть тем, в ком так нуждались отец и мои маленькие братья. И в школе я хотел быть тем, кого во мне хотели видеть окружающие, и я пытался быть спокойным, ответственным и усердным, и только в девятнадцать лет я вдруг подумал, что, может быть, не все люди вынуждены жить точно так же. Что, может быть, мне не нужно пытаться кем-то стать. Потому что я уже являюсь собой. Я встретил тебя и… Если честно, сначала я думал, что ты просто играешь на публику. Пытаешься привлечь внимание своей этой дикой одеждой и странными шутками.
– Что это ты имеешь в виду? – полушутливо спросила я негромким голосом, и на какую-то долю мгновения уголок рта Алекса приподнялся в улыбке.
– Когда мы вместе поехали в Линфилд, ты все спрашивала меня, что мне нравится, а что нет. И… не знаю. Я словно почувствовал, что тебе действительно интересно.
– Конечно, мне было интересно, – сказала я.
Алекс кивнул:
– Я знаю. Ты спрашивала меня, кем я являюсь на самом деле, и… Ответы словно приходили из ниоткуда. Иногда мне кажется, что до встречи с тобой я и вовсе не существовал. Словно ты меня выдумала.
Мои щеки стали теплыми от румянца, и я поерзала в кресле, подтягивая колени к груди.