– Когда я снова вышла замуж, – сказала она, – труднее всего было перенести то, что я больше никогда не смогу жить с тобой вместе. А потом ты начал рассказывать о Дэвиде и всем было ясно, как сильно ты в него втюрился, и это испугало меня еще сильнее. Я так боялась, что совсем потеряю тебя. А потом я встретила Дэвида, – она состроила мину, которая вызвала непринужденный смех со стороны семьи Тэма, и весьма сдержанный – со стороны семьи Дэвида. – Я сразу поняла, что у меня появился еще один лучший друг. Идеального брака не бывает, это правда, но все, к чему вы прикасаетесь, становится прекрасным. И я уверена, что ваш брак не будет исключением.
Все зааплодировали, принялись обниматься и целовать друг друга в щеки. Официанты уже было начали разносить десерт, как вдруг мистер Нильсен встал, неловко покачнувшись, и так тихо постучал ножом по своему стакану с водой, что это могло бы сойти за пантомиму.
Дэвид сел на свой стул, а Алекс настороженно поднял плечи, когда внимание гостей сосредоточилось на его отце.
– Да, – сказал Эд.
– Сильное начало, – сдавленно прошептал Алекс. Я сжала под столом его колено и взяла его за руку.
Эд снял очки, зажав их в руке, и прочистил горло.
– Дэвид, – сказал он, повернувшись к женихам. – Мой милый мальчик. Знаю, что жизнь у нас была непростая. И тебе тоже приходилось нелегко, – добавил он чуть тише. – Но ты всегда был настоящим солнечным лучиком, и… – Он выдохнул, сглотнул подступившие к горлу эмоции и продолжил: – В том, каким замечательным человеком ты вырос, моей заслуги нет. Я не всегда был рядом, когда был тебе нужен. Но твои братья отлично справились с тем, чтобы тебя вырастить, и я горжусь тем, что я твой отец. – Он уставился в пол, собираясь с мыслями. – Я горжусь тем, что ты выходишь замуж за мужчину своей мечты. Добро пожаловать в семью, Тэм.
Пока зал аплодировал, Дэвид подошел к отцу. Сначала он пожал ему руку, но затем все-таки решился заключить Эда в объятия. Это были короткие, неловкие объятия, но все же это уже шаг вперед. Краем глаза я видела, что Алекс наконец-то расслабился.
Может быть, когда свадьба закончится, все вернется на круги своя. А может быть, все-таки что-то изменится.
В конце концов, мистер Нильсен с гордостью носит на лацкане огромный радужный значок. Может быть, когда люди действительно хотят научиться любить друг друга, они могут измениться к лучшему. Может быть, простого желания бывает достаточно, если оно искреннее.
Когда мы вернулись вечером в отель, Алекс сразу ушел в душ, а я принялась листать каналы на телевизоре, пока не наткнулась на повтор «Холостяка в раю». Вскоре Алекс вышел из ванной, забрался ко мне на кровать и притянул к себе, и я подняла руки над головой, чтобы он мог снять с меня мешковатую футболку. Его ладони принялись оглаживать мои ребра, рот осыпал поцелуями мой живот.
– Крошечный боец, – прошептал он, щекоча дыханием мою кожу.
На этот раз между нами было все по-другому. Мягче, нежнее, медленнее. Мы не торопились, не говорили ничего, что нельзя было бы выразить нашими руками и ртами.
Я люблю тебя, говорил он мне дюжиной разных способов, и каждый раз я отвечала ему тем же.
Потом мы лежали, тесно переплетясь конечностями, покрытые потом, и спокойно, глубоко дышали. Мы молчали: если бы мы заговорили, так или иначе, пришлось бы сказать, что завтра – последний день нашей поездки. Нам бы пришлось решить, что мы будем делать дальше, а на это ни у кого из нас пока не было ответа.
Поэтому мы молчали. Мы просто заснули вместе, а утром, когда Алекс вернулся с пробежки, неся с собой два стаканчика кофе и кусок кофейного пирога, мы принялись целоваться снова, на этот раз яростно и отчаянно, как будто комната горит и это единственный наш способ потушить пламя.
А потом наше время подошло к концу, и нам пора было собираться на свадьбу, и тогда нам пришлось отстраниться друг от друга.
Свадьба проходила в доме, выполненном в испанском стиле и окруженном пышным садом. К входу вели изящные кованые ворота.
Там было действительно очень красиво: все эти пальмы, колонны, длинные темные деревянные столы и резные стулья ручной работы с высокими спинками. На столах стояли ярко-желтые цветочные композиции: подсолнухи, маргаритки и нежные веточки крошечных полевых цветов. Струнный квартет в белых одеждах наигрывал что-то мечтательное и романтичное, пока гости постепенно собирались на торжество.
Еще больше стульев с высокими спинками выстроилось на лужайке, а проход между ними был усыпан желтыми цветами. Свадебная церемония была короткой и милой, потому что – цитируя Дэвида – когда ты идешь к алтарю под бодрую струнную аранжировку песни «А вот и солнце», то откладывать веселье никак нельзя.
День стремительно пронесся мимо, и под ключицами у меня поселилась боль, которая, казалось, только усиливалась с наступлением сумерек. Мне чудилось, что я раздвоилась, что я переживаю вечер дважды, словно смотрю две версии одного и того же фильма, которые крутят одновременно.
Есть я, которая здесь и сейчас ест невероятный вьетнамский обед из семи блюд. Которая гоняется за детьми, и они прыгают прямо по ногам забывчивых взрослых. Та, которая играет под столом с Алексом и детьми в прятки. Та самая, которая потягивает «Маргариту» на танцполе вместе с Алексом, пока из динамиков льется «Осыпь меня сахаром» на полной громкости, и капли пота и шампанского летят во все стороны. Которая притягивает Алекса к себе, когда начинает играть «Я вижу только тебя» группы «Фламинго», и зарывается лицом в его шею, пытаясь в точности запомнить его свежий запах, потому что прошлых двенадцати лет было мало, потому что мне нужна возможность вспомнить этот запах в любой момент, и тогда все, что связано с этим вечером, вернется: его рука на моей талии, приоткрытый рот у моего виска, наши бедра едва заметно покачиваются, когда мы прижимаемся друг к другу.
Есть та Поппи, которая чувствует все это и которая проводит самый волшебный вечер в своей жизни. А еще есть та, которая уже скучает по этому вечеру, которая наблюдает за всем откуда-то издали, зная, что никогда не сможет вернуться в этот момент и пережить его заново.
Я слишком боялась спросить Алекса, что с нами будет дальше. Я слишком боялась спросить об этом даже саму себя. Мы любим друг друга. Мы хотим друг друга.
Но это никак не меняло нашу ситуацию.
Поэтому я просто крепко прижималась к Алексу и говорила себе, что пока я должна сполна насладиться этим моментом. Я в отпуске.
А отпуск всегда заканчивается.
Именно то, что у путешествия есть конец, и делает его таким особенным. Попробуй навсегда переехать в одно из тех мест, которые ты всем сердцем когда-то любил в маленьких дозах, и это даже близко не сравнится с теми завораживающими, меняющими жизнь семью днями, которые ты провел в этом же месте в качестве гостя, впустив его в свое сердце и позволив себя изменить.
Потом закончилась песня.
А потом закончился и танец.
Вскоре после этого мы все выстроились вдоль дорожки, подняв в воздух руки с зажженными бенгальскими огнями, и Дэвид с Тэмом побежали по этому длинному человеческому тоннелю – лица их были освещены теплым светом и омыты глубокой любовью.
А потом закончилась и усталая ночь.
Нам с Алексом пора было уходить, и целый вечер, полный выпивки и танцев, настолько нас раскрепостил, что мы беспрекословно обнялись на прощание с десятками совершенно незнакомых нам людей.
Домой мы ехали в тишине. Когда мы добрались до номера, Алекс не ушел в душ, даже не разделся – мы просто легли в кровать и держали друг друга в объятиях, пока не уснули.
Утром мне стало немного легче.
Для начала, мы оба забыли завести будильники, а поскольку легли поздно, даже внутренние часы Алекса подняли его с опозданием. Мы начали опаздывать в аэропорт, не успев еще даже открыть глаза, и поэтому все наши мысли были заняты тем, что нужно как можно быстрее собраться и побросать одежду в сумки. Напоследок мы проверили, не остался ли под кроватью затаившийся носок или случайный лифчик.
– Нам же еще нужно вернуть «Эспайр»! – осознал Алекс, застегивая свой чемодан.
– Уже пытаюсь с этим разобраться! – сказала я. – Если я смогу дозвониться до его хозяйки, может, она разрешит нам оставить его в аэропорту за дополнительную плату в пятьдесят баксов или вроде того.
Но связаться мне с ней так и не удалось, поэтому теперь мы мчались по шоссе, изо всех сил надеясь, что не опоздаем в аэропорт.
– Сейчас я очень жалею, что не принял душ, – заметил Алекс, опуская окно и проводя рукой по грязным волосам.
– Душ? – переспросила я. – Когда я засыпала, то решила, что, хоть мне и нужно в туалет, лучше я потерплю до утра.
Алекс оглянулся через плечо.
– Если ситуация станет совсем отчаянной, по-моему, ты где-то здесь оставила пустой стаканчик из-под кофе.
– Как грубо! – сказала я, но вообще-то насчет стаканчика он прав. Один у меня сейчас валялся под ногой, а другой – чинно стоял в подстаканнике на заднем сиденье. – Будем надеяться, что до этого не дойдет. Я не слишком-то меткая.
Алекс рассмеялся, но голос у него был какой-то деревянный.
– Не так я себе представлял этот день.
– Я тоже, – сказала я. – Но вся эта поездка полна удивительных неожиданностей.
Он улыбнулся, снял мою руку с рычага и поднес к губам, и так и замер, не поцеловав.
– Что, липкая? – спросила я. Алекс покачал головой.
– Просто хочу запомнить, какая твоя кожа на ощупь.
– Это очень мило, Алекс, – сказала я. – И ты совсем не звучишь как серийный маньяк.
Я обратила все в шутку, потому что не знала, как еще это вынести. Потому что сейчас мы мчались, опаздывая, в аэропорт. А дальше мы поспешно попрощаемся у выхода на посадку – а может, и вовсе влетим в здание и разбежимся в разные стороны. В романтических комедиях, которые я так любила, никогда не происходило ничего подобного, и если я позволила бы себе хоть на минуточку об этом задуматься, у меня вполне мог случиться полноценный приступ паники.