Тротуар под моими ногами закачался, и на меня обрушилась волна головокружения. Не знаю, чего я ожидала, но точно не этого.
– Если честно, я и сам не могу поверить, что сейчас все это говорю, – сказал он. – Просто я увидел тебя на платформе метро, и… Я должен был хоть что-то сказать.
Джейсон снова тяжело вздохнул. Сейчас он хмурился, и на его лице проступили усталые морщинки в уголках рта и глаз.
Мы такие старые, подумала я. Когда мы успели стать такими старыми?
Мы вдруг перестали быть детьми, и ощущение такое, словно это случилось за одну ночь, так быстро, что я не успела этого заметить, не успела отпустить все то, что раньше для меня имело такое большое значение. Не обратила внимание, что старые раны, которые когда-то казались глубокими рваными порезами, давно уже превратились в маленькие белые шрамы, смешавшиеся с растяжками и веснушками.
Я так долго отгораживалась от той маленькой девочки, так далеко от нее уехала, и чем это помогло? Я находилась в сотнях километров от родного города, и все же передо мной стоял оживший кусочек моего прошлого. Нельзя убежать от самой себя. Нельзя убежать ни от своего прошлого, ни от своих страхов, ни от тех частей себя, от которых ты хочешь избавиться, потому что они кажутся тебе неправильными.
Джейсон снова перевел взгляд на свои ботинки.
– На встрече выпускников, – сказал он, – кто-то рассказал мне, что у тебя все прекрасно. Работаешь в «О + П». Это же замечательно. Я даже, гм, купил недавно один номер и прочитал твои статьи. Это так круто. Похоже, ты повидала весь мир.
Мне наконец удалось заговорить:
– Да. Это… правда очень круто.
Уголки его рта растянулись в улыбке.
– Ты здесь живешь?
– Угу, – я откашлялась, прочищая горло. – А ты?
– Не, – ответил он. – Я по делам. Занимаюсь продажами. Все еще живу в Линфилде.
Я вдруг понимаю, что ждала этого годами. Момента, когда я наконец пойму, что я победила. Что я выбралась. Что я кого-то собой представляю. Что я нашла свое собственное место в жизни. Что я доказала, что не сломалась, в то время как человек, который поступил со мной наиболее жестоко из всех, навсегда застрял в маленьком жалком Линфилде.
Вот только чувствовала я совсем не это. Потому что Джейсон совсем не выглядел так, словно где-то застрял, и он точно не был со мной жесток. Он был здесь, в одном со мной городе, одетый в красивую белую рубашку, и он вел себя искренне и доброжелательно.
У меня защипало в глазах, а горло сдавило.
– Если когда-нибудь приедешь в Линфилд, – неуверенно сказал Джейсон, – и захочешь встретиться…
Я попыталась издать какой-нибудь звук, который мог бы сойти за согласие, но у меня ничего не вышло. Как будто крошечный человечек, сидящий за пультом управления в глубинах моего мозга, просто-напросто отключился.
– В общем, – продолжил Джейсон. – Прости меня еще раз. Надеюсь, ты знаешь, что дело всегда было во мне. Не в тебе.
Тротуар под моими ногами вновь принялся раскачиваться, словно маятник. Как будто мир, каким я его всегда видела, перевернулся с ног на голову и был готов вот-вот рухнуть.
Естественно, люди взрослеют, сказал голос в моей голове. Ты что, думала, все эти люди навсегда застыли во времени только потому, что остались в Линфилде?
Но, как уже сказал Джейсон, дело не в них, дело во мне.
Потому что именно так я и думала.
Что если я не уеду, то навсегда останусь той одинокой девочкой. Что я никогда не найду себе места.
– В общем, если будешь в Линфилде… – повторил он снова.
– Но ты же не пытаешься за мной приударить, да? – спросила я.
– Боже! Нет, конечно! – Он поднял руку, демонстрируя широкое черное кольцо на безымянном пальце. – Я женат. Счастливо. Моногамно.
– Круто, – сказала я, потому что это было единственное слово на английском языке, которое я сейчас могла вспомнить. И, надо сказать, что никаких других языков я вообще не знала.
– Ага! – подтвердил он. – Ладно. Увидимся.
И Джейсон Стенли исчез так же внезапно, как и появился.
К тому времени как я добралась до винного бара, я уже начала плакать (ничего нового).
При виде меня Рейчел пораженно вскочила из-за нашего столика.
– Дорогая, ты в порядке?
– Я собираюсь уволиться, – выдавила я сквозь слезы.
– Ла-адно.
– В смысле, – я шмыгнула носом и вытерла глаза, – не прямо сейчас, знаешь, как в кино. Я не собираюсь врываться в кабинет Свапны, чтобы заявить, мол, я ухожу! А потом развернуться и гордо уйти, и чтобы на мне было обтягивающее красное платье, и волосы до поясницы, вот это вот все.
– Что ж, это радует. Оранжевый цвет лучше подходит к тону твоего лица.
– В общем, сначала мне нужно найти другую работу, – сказала я. – Но кажется, я только что поняла, почему была так несчастна.
Глава 35
Этим летом
– Если я тебе нужна, – сказала Рейчел, – то я полечу с тобой. Серьезно. Я куплю билет по пути в аэропорт и полечу с тобой.
Вид у нее при этом был такой, словно я держала в руках гигантскую кобру, с клыков которой капала человеческая кровь.
– Я знаю. – Я стиснула ее руку. – Но кто тогда будет рассказывать обо всем, что происходит в Нью-Йорке?
– Слава богу, – выдохнула Рейчел. – Я уже испугалась, что ты правда решишь взять меня с собой.
Она крепко меня обняла, расцеловала в обе щеки и усадила в такси.
Родители приехали забрать меня из аэропорта в Цинциннати, одетые в одинаковые футболки с надписью «Я – сердечко – Нью-Йорк».
– Мы решили, что так ты будешь чувствовать себя здесь как дома! – сказала мама и так развеселилась от собственной шутки, что от смеха у нее на глазах выступили слезы. Кажется, это был первый раз, когда они с папой признали Нью-Йорк моим новым домом, и с одной стороны меня это радовало, а с другой – заставляло грустить.
– Я и так чувствую себя здесь как дома, – сказала я, и мама театрально схватилась за сердце, ахнув от восторга.
– Кстати говоря, – сказала она, пока мы шли к машине через парковку. – Я сделала печенье с шоколадной начинкой.
– Это, значит, на ужин. А что насчет завтрака? – спросила я.
Она захихикала. Мама находила забавной любую мою шутку. Рассмешить ее – это как конфетку у ребенка отобрать. Ну или отдать ребенку конфетку, тут как посмотреть.
– Итак, дружок, – сказал папа, когда мы сели в машину. – Чему мы обязаны такой честью? Сегодня даже не праздник!
– Я просто соскучилась по вас, – сказала я. – И по Алексу.
– Черт, – проворчал папа, включая поворотник. – Я же сейчас из-за тебя расплачусь.
Сначала мы отправились домой, чтобы я могла переодеться, немного прийти в себя и попросту убить время. Занятия в школе заканчивались только в полтретьего.
А пока мы втроем сидели на крыльце и пили домашний лимонад. Мама и папа по очереди рассказывали о том, что планируют сделать с садом в следующем году: что нуждается в прополке, какие новые цветы и деревья они посадят.
Потом мама рассказала, что пытается навести в доме порядок по системе Мари Кондо, но пока ей удалось избавиться только от трех обувных коробок с ненужными вещами.
– Но прогресс есть прогресс, – заметил папа и протянул руку, чтобы ласково потрепать ее по плечу. – Мы уже рассказывали тебе о заборе, дружок? Наш новый сосед – большой сплетник, так что мы решили, что нужно срочно поставить высокий забор.
– Он постоянно приходит и рассказывает, чем занимаются все наши соседи! И он ни разу не говорил ничего хорошего! – пожаловалась мама. – Я уверена, о нас он рассказывает такие же ужасные вещи.
– Ну в этом я сомневаюсь, – сказала я. – О вас он наверняка выдумает что-нибудь особенно интересное.
Мама, конечно, тут же развеселилась.
– Как только мы поставим забор, – заметил папа, – он всем расскажет, что у нас здесь лаборатория по производству метамфетамина.
– Прекрати, – мама шлепнула его по руке, и они оба рассмеялись. – А попозже нужно будет позвонить мальчикам. Паркер хочет прочитать нам сценарий, над которым он сейчас работает.
Я чуть не выплюнула лимонад на землю.
Последний сценарий, о котором Паркер рассказывал в нашем групповом чате, был мрачной антиутопической историей происхождения смурфиков с как минимум одной сексуальной сценой. Размышлял он так: когда-нибудь ему захочется написать сценарий для настоящего фильма, и учиться лучше всего на сценарии, который просто физически не способен увидеть свет. Так он чувствовал меньшее давление собственных ожиданий.
Правда, я думала, что ему просто нравится скандалить с семьей.
В два пятнадцать я одолжила у родителей машину и отправилась в свою старую школу. Когда я завела мотор, то осознала, что бак почти пуст. Мне пришлось быстро съездить на автозаправку, и на школьную парковку я приехала в два пятьдесят.
Я тревожилась сразу о двух вещах, и с каждой секундой все сильнее: во-первых, я была в ужасе при мысли о том, что сейчас я увижу Алекса, что я скажу то, что мне нужно было сказать, и после этого мне останется только надеяться на то, что Алекс меня услышит. Во-вторых, меня пугало то, что сейчас я снова окажусь в своей школе – в том самом месте, куда я поклялась больше никогда не заходить.
Я поднялась по бетонным ступенькам, ведущим к стеклянным дверям, сделала последний глубокий вдох и…
Дверь не поддалась. Она заперта.
Ну конечно.
Я и забыла, что случайным взрослым больше не позволено просто так входить в здание школы. Что определенно очень полезное нововведение, хотя сейчас оно совсем некстати.
Я стучала в дверь до тех пор, пока ко входу не подошел носатый охранник с пышным орелом седых волос.
– Чем могу помочь? – спросил он, приоткрыв дверь на несколько сантиметров.
– Мне нужно кое с кем увидеться, – сказала я. – С учителем, его зовут Алекс Нильсен.
– Имя?
– Алекс Нильсен…
– Ваше имя, – поправил меня охранник.
– А. Поппи Райт.
Он закрыл дверь и исчез в своем кабинете, но почти сразу же вернулся.