– Бери их себе. Покалякай по душам. Послушай байки, кому деньги везут. А я пока с сопровождающим поговорю и с экипажем.
Вот он на земле. Во всех отношениях на земле.
С ели Дима спустился без потерь. Парашют жалкой простынкой остался висеть на дереве. Можно подвести итоги.
Спина болит, лицо разодрано в кровь, левый глаз заплыл. Он в глухом лесу. Судя по всему, где-то в Карелии. Или на Вологодчине. Ясно, что глушь дикая. Пока он падал, не увидел ни единой приметы цивилизации. Ни дороги, ни домика, ни линии электропередачи. Только леса, леса, леса… Есть от чего впасть в уныние. Но Дима любил пословицу: «Нет худа без добра». И умел в любой, самой неприятной ситуации отыскивать светлые стороны.
И теперь он отдышался, лежа на холодной земле под проклятой елкой, промокнул рукавом кровоточащие царапины и на минуту закрыл глаза. Он представил любимую газету с шапкой на первой полосе: «НАШ КОРРЕСПОНДЕНТ ВЫПРЫГИВАЕТ ИЗ ГОРЯЩЕГО САМОЛЕТА!» Ниже – его фотография с парашютом за плечами.
Дима вскочил на ноги. В конце концов, все не так уж и плохо. Он пережил восхитительное приключение. И он напишет свой «репортаж века»! И еще знакомство с этой Татьяной – очень многообещающее…
Где там эта полянка, на которой она приземлилась? Кажется, осталась левее…
Вскоре в аэропорт Пулково пожаловало телевидение.
К тому времени всех пассажиров, кроме двоих задержанных, еще раз тщательнейшим образом обыскав, посадили на рейс, следующий в Архангельск, – чтоб не отсвечивали тут перед телекамерами. В пути их будут сопровождать и исподволь опрашивать, воссоздавая точную картину случившегося, двое оперативников.
Отпустили и дагестанцев. Их допрос ничего не дал.
– Дом в Архангэльске бэрем, дом! Бабка наследство оставила! – твердили они на допросе у Васькина. Но хотя бы приблизительный адрес покупаемого дома не назвали, и документов о вступлении в наследство у них не оказалось.
– И дом, и наследство – это все, конечно, чушь, – сообщил Васькин, – оформляем задержание?
– Пусть себе летят, – возразил Петренко. – Не барское это дело – с их миллионами разбираться. Сообщи милицейским в Архангельск, какие гости к ним пожалуют. Пусть встретят их и посмотрят на месте.
– А может, это именно их хотели грабануть в дороге? – настаивал на своем Васькин.
– Хотение – не преступление, – буркнул Петренко. – Отпускай!
– Ау! Ау! Ди-ма-аа!
Лес – огромный заповедный лес – молчал.
Таня чуть голос не сорвала, но Дима не откликался.
– Придется идти на поиски, – вздохнула Таня. – Только куда?
– Он приземлился позже нас? – поинтересовался Игорь.
– Да. Я видела, что его купол был сверху.
– Значит, он наверняка сел на дерево. Прошло время, пока он с этого дерева спустился. Теперь, наверно, идет к нашей поляне. Ее он наверняка сверху видел… Так что сидим ждем. Изредка покрикиваем.
Таня поняла, что Игорь прав. И подчинилась. Чуть не впервые в жизни. Почему-то именно Таня всегда принимала самые верные решения. Она была лидером. Ее слово всегда оставалось последним. И люди охотно ей подчинялись.
Но этот Игорь – сильный человек. Стоит послушаться его. Можно спокойно постелить на землю парашют и ждать.
– У тебя есть сигареты? – спросила Таня.
Дима с тоской посмотрел на свой парашют, который он навсегда оставлял на дереве. Купол, конечно, не из самых лучших, но все-таки он обошелся ему в девятьсот честно заработанных и с трудом скопленных баксов… Вряд ли гонорара от «репортажа века» хватит на покупку нового «мешка».
Но что оставалось делать… Самому парашют не снять.
Спина по-прежнему болела, но идти он мог вполне. Вряд ли это перелом ребер. Просто сильный удар.
Диме повезло – он сразу взял верное направление и неожиданно быстро вышел на поляну. Таня и человек, утащивший ее за борт, спокойно сидели, подстелив парашют, и покуривали.
– Партизанен! Хальт! Ауфштейн! – прокричал Дмитрий.
Таня радостно вскочила на ноги:
– Димка! Ура! С тобой все в порядке!
Таня бросилась к нему навстречу и крепко сжала в объятиях. Дима внутренне сжался, когда она вцепилась в его спину, но больно не было. Значит, точно не перелом.
Игорь протянул Диме руку:
– Позвольте представиться: Игорь Сергеевич Старых.
Капитан Петренко решил сначала поговорить с сопровождающим, а экипаж оставить на закуску.
Аркадий Мишин, лейтенант. Двадцать девять лет. Докладывает спокойно и подробно:
– В десять сорок пять я прошел по салону. Посмотрел на пассажиров. Ничего подозрительного не заметил. Взрыв раздался, когда я был в туалете. Я сразу определил, что это не бомба, а дымовая шашка. С трудом пробрался к кабине – началась паника, и пассажиры загораживали проходы. Почувствовал, что борт начал терять высоту.
– Почему? Какая связь между дымовой шашкой и управлением самолета?
Аркадий замялся. Ему не хотелось «подставлять» экипаж. Но ведь все равно есть «черный ящик», да и этот коллега, как пить дать, летунов расколет. Цепкий малый… Поэтому Аркадий отвернулся и неохотно сказал:
– Пилоты взяли в кабину ребенка. Мальчик двенадцати лет. В момент взрыва шашки за штурвалом сидел он.
– Та-ак, – протянул Петренко.
Теперь он начинал понимать. Очевидно, парень со страху вцепился в штурвал, и самолет потерял управление. Слава богу, что пилоты все-таки успели взять ситуацию под контроль! Их не отстранять от летной работы надо, а ордена давать. Вернее, так: от полетов отстранить, но дать ордена.
Это у нас извечное: люди благодаря личному героизму выбираются из того самого штопора, куда срываются благодаря собственному раздолбайству.
– А почему произошла разгерметизация салона? – продолжил допрос Петренко.
Аркадий внутренне собрался. Пора переходить к самому неприятному.
– Когда я заходил в туалет, оттуда вышел мужчина. На вид лет тридцать – тридцать пять. Рост примерно сто семьдесят пять. Брюнет. Глаза серо-голубые. Особых примет нет. Я сделал ему замечание – как обычно, за курение…
Петренко хотел прервать – к чему эти подробности? Но внутренний голос подсказал: «Слушай! Слушай внимательно!»
Аркадий продолжал:
– Когда началась вся эта заваруха, я потерял его из виду… Пилоты боролись с потерей высоты и с задымлением в салоне. Я по громкой связи успокаивал пассажиров. В десять пятьдесят семь приборы показали разгерметизацию самолета. Была открыта задняя дверь. Ее закрывали штурман и бортинженер.
– А при чем тут твой «туалетный» парень?
– Среди пассажиров самолета его сейчас нет… И еще. На взлете его тоже не было.
– Как это не было?
– Я помню всех пассажиров. Этого на взлете не было. Может быть, один шанс из ста, что я ошибаюсь. Может быть, на взлете он был, но я его проглядел. А вот сейчас среди пассажиров его точно нет.
Петренко похолодел. Он вызвал Васькина:
– Пришел наконец список пассажиров?
– Только что Москва изволила прислать. – В тоне Васькина прозвучало подспудное, но извечное недовольство петербуржцев столицей.
– Гони.
Через минуту вошел Васькин и протянул рулон скрученной факсовой бумаги.
Капитан Петренко развернул его. Двадцать один пассажир. Фамилии, имена.
– Быстро мне список тех, кто прилетел.
Так и есть. Списки не совпадали.
Тот, что прислали из Москвы, был длиннее на три фамилии.
– Ну что ж, на поляне, конечно, хорошо, но надо отсюда выбираться. Интересно, где мы находимся? – сказал Игорь.
Дима посмотрел на наручные часы. Они хорошо перенесли прыжок и исправно тикали.
– Летели мы около часа. Примерно восемьсот километров к северу от Москвы. В Карелии? На Вологодчине?
Игорь полез во внутренний карман и достал мобильный телефон. Телефон работал. Но индикатор показывал, что аппарат находится вне зоны приема. Игорь на всякий случай попытался набрать номер справочной – бесполезно.
– Следовало ожидать. В лесу он не работает даже в Малаховке.
Когда все закончилось и самолет благополучно приземлился, первой мыслью Василия Михайловича Пенкина было: «Вот я больше и не первый пилот». Он не собирался – да и не мог – скрыть, что в нарушение всех инструкций на его месте сидел мальчишка.
А второй мыслью было: «Не помог я Лешке перестать бояться самолетов. Теперь он, наверно, вообще летать не сможет». И Лешка, и его мама Василию Михайловичу понравились.
Капитану Петренко, который внутренне настроился на то, что первого пилота придется «раскалывать», было удивительно, что тот сразу же признался в том, что взял в кабину посторонних и пустил ребенка за штурвал. Ладно, с этим все ясно.
– Почему дверь не была заблокирована? Каким образом ее удалось открыть?
Штурман Андрей Русев подавленно ответил:
– Стюардессы докладывали, что все проверено и все в порядке.
Петренко грозно смотрел на экипаж. Он, конечно, потом поговорит и со стюардессами. Но уже неважно – их ли это недосмотр, или дверь разблокировали террористы.
Ясно, что у него было не просто ЧП. Целое чепище.
Он отпустил пилотов, улучил момент, когда в кабинете никого не было, и позвонил жене.
– Се-ре-женька, – с сексуальным придыханием начала супруга, – ну где же ты?
Капитан почувствовал, что от одного ее игривого голоса у него помрачается сознание и в штанах начинает выпрямляться старый дружок, и потому сказал излишне строго:
– Буду поздно. Обедай без меня.
Супруга томно захныкала. Поразительно, как эти женщины могут вить веревки даже из таких стальных людей, как капитан антитеррористического центра! Петренко напрягся и изо всех сил выдавил:
– И к ужину не жди! – И с досадой брякнул трубкой.
БП, хмурый, плотный, напряженный, мерил шагами многочисленные асфальтовые дорожки своего обширнейшего участка.