— Да? — учитель смог промямлить только несколько слов, — Ну, что ж…
Класс внимательно следит за нашей пикировкой и тихонько веселится. Все уже знают: там, где я, там цирк, там весело. Между прочим, здорово помогает в учёбе. Настроение поднимается, на волне положительных эмоций лучше усваивается материал. Так что я для всех полезное дело делаю, а не просто резвлюсь без толку.
На уроке я не бездельничаю. Слежу за Юлей, делаю левой рукой пометки в учебнике.
— Молчанова, не вертись!
— Викенть Валерич, я помогаю усвоить новую тему Сидяковой! — я и в самом деле слежу за ней, заставляю вникать и что-то записывать. Одна из составляющих контрибуций с неё. Пояснила ей на перемене: «Ты всё равно возьмёшься за учёбу. У тебя только два варианта: либо ты сама будешь стараться, либо будешь стараться с синяками по всему телу».
И ещё она кое-что должна, но это пока не актуально.
Мы сидим в своём любимом кафе. И я переживаю снова вчерашний день. Меня вчера до смерти напугали. Все. Машка это ходячая жуть, но и Дана меня ужаснула.
Они отошли и встали друг напротив друга, я сразу решила, что Дане конец. А когда Машка бросилась на неё, еле удержалась, чтобы глаза не закрыть. И, слава богу! Я не заметила, что сделала Дана, движение было быстрым и смазанным. Она потом рассказала, что мазнула пальцами по глазам Машки. «Я могла бы ударить, но это опасно. Машкиных глаз, которые я бы выбила, мне не жалко, но я могла пальцы себе сломать», — я офигевала от её спокойного тона.
Машка отпускает Данку и хватается за лицо. И вот начинается какая-то дикая карусель. Данка как-то ловко крутнулась вокруг своей оси, выбрасывая руку и со всего маху залепляет Машке по её непробиваемой морде. И Машка летит кубарем на асфальт!
Хоть и её сбили с ног, Машка всё равно продолжает внушать ужас. Как в жутких триллерах, какого-нибудь монстра бьют, рубят, чем попало, а он всё равно встаёт и с рычаньем нападает. Какое-то чувство обессиливающей безнадёжности у меня в это время появляется. Как его ни бей, а он всё равно встаёт.
Вот и Машка, возясь и рыча, поднимается. Но Данку, в отличие от меня, это нисколько не пугает. Точно, она ненормальная! Бегает, крутиться вокруг неё, и когда та встаёт на четвереньки, с разгона прыгает сверху и бьёт обеими ногами в спину. Чуть сбоку. Машка опять валится на асфальт, а Данка катится в сторону. И снова вскакивает. И снова на Машку с криком: «Ты кого соской назвала, тварь!!!».
Кое-что меня прямо потрясло. Данка в прыжке издаёт громкий визг, в котором я не почуяла никакой злости или ярости. Я точно так же иногда визжу от восторга и радости. Она ненормальная, факт.
Вдруг Машке удаётся схватить одной рукой Дану за ногу. Я обмираю, сейчас она её под себя подомнёт! Нет, Дана выкручивается, другой ногой сверху лупит по машкиной руке. Несколько раз, со скоростью швейной машинки. Та взвывает и откатывается в сторону.
Дальше ничего особо интересного не было. Данка всё так же весело и дико скачет вокруг Машки, ударит — отскочит, снова ударит. Только правую руку чуть в стороне держит и бьёт только ногами. Ловко так у неё получается.
Я уже стою одна, Маринка куда-то исчезла. Машка неуклюже продвигается на выход, огрызаясь на бегающую вокруг неё Данку короткими выпадами. Та отстаёт и вдруг с разгону молча прыгает ей на спину. Я успеваю заметить её странное движение. Она сунулась лицом куда-то в район шеи, и Машка вдруг издаёт дикий крик. Мощно крутнувшись, сбрасывает с себя Данку. Когда я подбегаю к ней, та уже стоит. Сплёвывает кровавый сгусток, скалится на убегающую Машку.
— У тебя кровь, — не понимаю, когда Машка успела её по лицу ударить.
И тут опять чуть не сажусь попой на асфальт. Её глаза!
— Ты чего, Юляш? — Дана заботливо поддерживает меня за руку. Мне показалось?
— У тебя… глаза. Глаза были… красные…
— Почудилось, — Дана отмахивается, — Солнце так отразилось, бывает…
Точно, оптический эффект! Ничем другим не объяснишь. Но всё равно страшно.
Когда мы выходим на проспект, нас обгоняет чёрный автомобиль. Сигналит, оттуда высовывается молодой мужчина и показывает нам большой палец. Данка хохочет.
Вот и сейчас она смеётся, рассказывая про травмпункт. Я с ней была, но в смотровую меня не пустили.
И ещё кое-что мне эта драка напомнила. Машка оказалась мышкой, с которой позабавилась игривая кошка.
Юляша настоящая подруга. Довела меня, травмированную, с исцарапанным лицом, в грязных пятнах на куртке и джинсах, до дома. После вулканической вспышки причитаний Эльвира махом собралась и потащила меня в травмпункт. Юлька увязалась следом. Позвонила домой и пошла с нами.
В травмпункте, вот где я расплатилась за всё веселье. Я и не поняла, почему один из мужчин в белых халатах встал сзади и положил свои руки на мои. Только хотела спросить, как врач, внимательно изучивший рентгеновский экпресс-снимок, вдруг сжал мою больную руку и резко надавил на неё.
Слышный только мне щелчок, я рвусь со стула, но меня держат крепко. Вот почему они такие здоровые! Из глаз слёзы фонтаном, взвываю до уровня ультразвука, потом шиплю разъярённой коброй.
Врач быстро делает укол… стоп! А раньше нельзя было?!
— Нет, бесполезно, — объясняет врач, — Боль почти такая же и проходит позже. А вот сейчас, когда всё на месте…
— А я заметил, — говорит второй, который меня уже отпустил, — Что заживление от превентивной анестезии проходит хуже. Видно, какие-то восстановительные механизмы в организме запускаются. Боль — помощник врача, не обессудь, девочка.
Я успокаиваюсь, да и боль после укола стихает. Мою руку пакуют в гипс, быстро и ловко. Мне поставили диагноз: растяжение связок, выбитый (и уже вправленный) сустав, возможно, компрессионный перелом какой-то мелкой косточки. Не запомнила названия. Поставили диагноз, оказали первую и вторую помощь, прочли лекцию. Просто душки.
— Какой коньяк вы больше всего любите? — Эльвира очень удивляется моим словам.
— Наш человек! — дружно хохочут врачи, — Чем больше звёздочек, тем лучше.
Когда выходим, Эльвира ловит такси, мы уезжаем. Эльвира заплатила и за Юлю, чтобы её домой отвезли.
Домой мы попали уже после прихода отца. Не встретили папахена, как обычно, роскошным ужином и приятной беседой. Ничего не попишешь, форс-мажор. Да и не страшно. Самостоятельный папахен отведал борща, оставшегося от обеда, и насел на меня с вопросами.
Да он-то нормально всё воспринимает, мужчина же! А вот Эльвира меня замордовала.
— Вы ж могли убежать! Осталась бы целой!
— Ненадолго, Эльвира! Начни я от неё бегать, у неё охотничий азарт проснулся бы. И всё равно подловила бы, рано или поздно.
Папахен помалкивает, но согласно кивает. После спрашивает:
— Ты, значит, с ног её сшибла, а потом ногами била?
— О, боже! — Эльвира хватается за голову.
— Ой, отстаньте от меня! — я теряю терпение, — Я травмирована, у меня рука болит, я перенервничала, а вы мне тут перекрёстный допрос устроили!
«Родители» отстают, но позже я понимаю, что накаркала.
— Как же так, Молчанова? — физкультурник искренне расстроен, увидев мою руку в лангетке.
Копирую его выражение лица, развожу руками.
— Издержки бескомпромиссной борьбы с уличным бандитизмом, Валерь Васильевич.
— Она с Грибачёвой Машкой подралась! — гомонят одноклассники. Учитель грустно кивает.
— Опять Грибачёва! Когда же это кончится?
— Вообще-то я победила, Валерь Васильевич, — осторожно его успокаиваю, — Я руку об её голову разбила.
— И как голова? — кажется, он не верит. Ерошит озадаченно тёмные волосы на затылке.
— В полтора раза шире стала, Валерь Васильевич! — бодро заявляю я, — Будьте уверены, ей намного больше досталось!
— Она Машку ногами избивала. Я видела, — Юля добавляет приятных, как оказалось, подробностей.
Очень мне редко доводилось видеть, чтобы человек воссиял таким счастьем. В спортзале стало заметно светлее. Конечно, совпало так, что солнце как раз в этот момент выглянуло из-за облаков и через огромные окна залило ярким потоком весь зал. На пол легли косые тени от межоконных простенков. Но как удачно совпало!
— Ты Грибачёву ногами била? — восторженно спрашивает физкультурник, — Как тебе удалось?
— Вот так! — я делаю несколько энергичных движений руками и ногами. А в конце хватаю воображаемого противника руками и со свирепым рычаньем вонзаю в него клыки. Класс покатывается со смеху, только Юлька улыбается как-то неуверенно.
Потрясённый и счастливый учитель не делает классу ни малейшего замечания.
— О, Господи! — возводит очи вверх, — Ты услышал мои молитвы!
Класс изнемогает от смеха.
— Молчанова! — трубно провозглашает учитель, и класс стихает, — Пусть меня лишат премии, пусть мне навешают выговоров, но я торжественно обещаю тебе. Ты можешь делать на моих уроках, что хочешь, можешь вообще не приходить, но пятёрка за четверть тебе обеспечена. И за год тоже!
— Как это я не буду ходить на свои любимые уроки?! — возмущаюсь я. Учитель умиротворённо улыбается.
На уроке я почти ничего не могла делать. Турник, брусья, отжимания, игры, всё отпадает. Но я могла помогать учителю, где отмашку дать при старте, где роль полевого судьи исполнить. Так что побегать мне пришлось, к моей радости. И Валерий Васильевич, как обещал, уже не делал мне замечаний на мои вопли типа «Шевели булками, жиробасина! Хиляй шустрее, колченогий!». Да и одноклассники давно перестали обижаться, для меня все девчонки, даже худенькие, были «жиробасинами», а мальчишки — «колченогими». Крепкий, но совершенно обыкновенного вида мужчина, физкультурник в моих глазах становится всё симпатичнее и привлекательнее.
С остальными предметами тоже всё замечательно, только устно могла отвечать. Так что в итоге я в большом плюсе. Да, серьёзная травма, но: мой авторитет в школе поднялся на невиданную высоту, уроков делать не надо, Сидякова — на положении служанки. Это не считая самой победы в схватке с сильным противником.