Нервничал, хотя и делал вид, что спокоен как удав.
— Я думал, что ты уже никогда обо мне и не вспомнишь, -
раздался баритон, от которого защемило в груди.
— Я в это верила, — ответила не таясь.
— Что заставило тебя передумать? Хотя, нет. Не говори. Не хочу знать, — мужчина все еще смотрел в окно, за котором летали белые бабочки. До тошноты пасторальная картина.
Совершенно несовместима с Лукасом Долом.
Я промолчала, не собираясь нарушать желание хозяина кабинета.
— Пообедаешь со мной? — мужчина внезапно повернулся.
И я вновь увидела знакомые с детства глаза, которые не видела чертову тучу лет. От которых бежала много весен назад.
Которые так и не смогла простить, не найдя им оправдания.
— У меня есть выбор? — спросила.
— Выбор есть всегда. И ты это знаешь, — в свете, падающим из окна, заметила, что виски Лукаса побелели. А ведь они были черны, когда я видела мужчину в последний раз.
— Тогда пообедаю.
— Очень хорошо. Я рад, — мне показалось, что рад он был совершенно другому.
Накрыли нам в столовой на первом этаже. Я с удовольствием потянула носом, чувствуя запах любимого лукового супа. Сама готовить не любила, но с удовольствием ела, когда удавалась возможность.
— Я рад, что у тебя не поменялись вкусы, — заметил Лукас.
Я криво усмехнулась, не собираясь вдаваться в тонкости своей жизни. Хотя, понимала, что без этого не обойдется.
После лукового супа была телячья отбивная с гарниром из молодого картофеля. К ним подавался чесночный соус. А на десерт было жареное мороженое с клюквенным морсом.
Мои самые любимые блюда… десять лет назад.
Я не стала говорить Лукасу, что с тех пор ненавижу жареное мороженое и на дух не переношу чесночный соус. Пусть думает, что делает мне приятное. Иллюзии … их лучше не разрушать.
За обедом мы почти ни о чем не говорили, разве что обменивались общими фразами.
А после мужчина предложил переместиться в гостиную. Для чего мы поднялись на второй этаж и разместились на удобных диванчиках.
— Кофе? — я отрицательно покачала головой, понимая, что настал час «икс».
— А раньше ты никогда не отказывалась.
— Раньше и я была другая.
— Как поживает старая карга? — внезапно спросил Лукас, согнав прочь благостное настроение после сытного обеда.
— Хорошо, — я с трудом сдерживалась, чтобы не наболтать ничего лишнего.
— Все такая же правдолюбка и язва? — казалось, будто мужчина желает проникнуть взглядом под черепную коробку. Я и раньше с трудом выдерживала этот его взгляд, а спустя столько лет, без постоянных тренировок, и вовсе утратила навык.
— Время ничего не меняет, — хотя внутри думала совершенно иначе.
Мы опять замолчали. Не просто так найти слова, когда разверзлась пропасть шириной в человеческую жизнь.
Мой ответ заставил Лукаса поджать губы. Он воспринял его на свой счет.
— Ты так меня и не простила? — спросил, крепко сжимая бокал с коньяком. К нему мужчина прикладывался уже не один раз.
Опять нервничает. Я же напротив, успокоилась.
— Кто я такая, чтобы прощать?
— Ты моя дочь, — резко произнес Лукас.
— Это тебя не остановило свернуть шею моей матери, — я почти выкрикнула то, что жгло каленым железом, стоило только подумать.
— Она предала меня, — глаза мужчины подернулись дымкой, а уголках губ залегли глубокие морщины.
— Неужели нельзя было с ней просто развестись? — просила напрямую. Кто бы знал сколько раз я задавала себе этот вопрос.
— Если бы было можно, я бы так и сделал, — в ответе Лукаса был он весь.
— Ты даже пальцем не пошевелил, чтобы ее спасти! -
воскликнула, вглядываясь в такие родные и такие далекие глаза.
— Она выбрала его, — голос Лукаса стал на порядок тише. — Я
предлагал ей вернуться, все простить…
— Да ты же сжил бы ее со свету, все время напоминая о прошлом, — уж я то знала, что мой отец никогда никому ничего не прощает. Это бультерьер, который вцепляется мертвой хваткой в того, кто стал на его пути. И отпускает только тогда, когда жертва затихает, отдав концы. Только в моем случае он дал уйти. Раствориться в другой жизни. Исчезнуть. Вот только после нашей встречи, я начала сомневаться, что он дал слабину, скорее просто не пожелал терять еще и меня.
— За все надо платить, — обронил Лукас.
Это я знала не по наслышке.
— Ты меня искала, чтобы еще раз сказать что я нехороший человек? — мужчине, а по совместительству моему отцу, надоело быть мальчиком для битья. Впрочем, он никогда им и не был. Главе теневого синдиката Силония не с руки быть жалким и ничтожным.
Все. Реверансы закончились. Пора переходить к делу.
В этот весь он — Лукас Дол.
— Я такого не говорила.
Даже если знаешь, что комнатная пантера не укусит, не стоит ее дергать за усы. Так и с отцом, не надо перегибать палку в оскорблениях. Он может и обидеться. Он же мужчина, а у них, в отличие от женщин, очень тонкая душевная организация, которую они тщательно скрывают. Но если вдруг ее затронешь, то пиши пропало. Мало не покажется.
— Я слышал ты поменяла фамилию, — Лукас как всегда был себе верен. Мог обескураживать на пустом месте.
Я так и не смогла полностью отказаться от фамилии отца, хотя бабушка мне предлагала. Спинным мозгом понимала, что такого святотатства он мне не простит, даже если больше никогда не встретимся. Как оказалось — не стоит ни в чем зарекаться.
— Не поменяла, скорее трансформировала, — не стала скрывать очевидное. Отчего-то была уверена — отец знает обо мне больше, чем я думаю.
За этим заявлением вспышки гнева не последовало. Что и требовалось доказать.
— Ты засветилась по полицейским сводкам, — как бы между прочим сказал отец.
Мы все еще делали вид, что расстались совершенно недавно, максимум пару месяцев назад, а не в разы больше.
— Так получилось, — после напоминания отца о возможной плате, мне расхотелось обращаться за помощью.
— Не хочешь мне все рассказать? — вроде бы безобидный вопрос, который вправе задать дочери отец. Только в устах Лукаса он звучал как приказ.
Как мне не хотелось промолчать, но говорить надо и желательно правду. Ложь можно легко забыть, либо же проколоться на какой-нибудь мелочи. А правда она одна. Вот только даже правду можно использовать в своих целях, замалчивая кое-какие детали, подавая факты под другим углом.
— Я встретила мужчину…, - начала.
— Ну, наконец, у меня появятся внуки, — радостно произнес
Лукас, расплываясь в улыбке.
Я не разделяла его счастья, а потому постаралась побыстрее объяснить ситуацию.
— Но он оказался … слишком надоедливым, — подбирая слова следила за выражением лица отца.
— Продолжай, — вмиг взгляд отца утратил мягкость.
— Настолько надоедливым, что полетел за мной на Силоний, начал преследовать, а когда я ответила отказом, то и вовсе стал угрожать физической расправой. Я его боюсь, — на последних словах изо всех сил постаралась выдавить слезу. И это мне удалось сделать вполне натурально. Я даже подивилась многогранности своего таланта.
— Он сделал тебе что-то плохое? Обидел?
— Он напал на меня в театре, пытался задушить… когда увидел рядом другого мужчину. Это было страшно. Я еле осталась жива, — опустила глаза, чтобы Лукас не видел их выражение и не смог догадаться о том, как было на самом деле.
— Вот сколько раз говорил, что самостоятельность молоденьким девушкам только во вред, — начал отец, а я поняла какую ошибку совершила, обратившись за помощью. Где были мои мозги?
«Где и всегда, чуть ниже талии», — подала голос советчица до этого молчащая, как партизан.
— Но теперь, когда все разногласия между нами решены, я возьму на себя заботу о тебе, доченька. Тебя никто не посмеет обидеть, а кто обидел понесет заслуженное наказание, -
закончил отец.
После таких слов я готова была взвыть раненой белугой, понимая чем мне грозит родительская опека.
Тотальным контролем и полным лишением самостоятельности.
Это даже хуже, чем смерть. Ибо смерть молниеносна, а папочкина опека напоминает удавку пролонгированного действия.
— Если ты заметил, то я уже выросла, — не выдержала и напомнила.
— Это тебе так кажется, — отмахнулся Лукас. — Для меня ты всегда крошечка. И я больше не позволю обстоятельствам нас разлучить, — это стало последней каплей.
Я вскочила на ноги. Мы как будто вернулись в прошлое на десять лет назад. Я вновь задыхалась от опеки.
— Прости, мое появление в этом доме было ошибкой. Я пойду, -
и рванула в сторону выхода.
Только не тут-то было. Мою руку поймали в стальные тиски. И
вернули на место, словно нашкодившего ребенка. А я даже и не заметила когда Лукас поднялся из кресла.
— Стоять. Не так быстро, Этель, — лишь легкое дрожание в голосе выдало отца.
— Закроешь в комнате? Лишишь сладкого? Или отшлепаешь? -
спросила язвительно.
Лукас усмехнулся, но руки не отпустил.
— А ты действительно выросла. Стала настоящей женщиной.
Коварной и соблазнительной. Не будь я твоим отцом, обязательно бы увлекся и … непременно отшлепал.
В серых глазах Лукаса я заметила промелькнувшие искорки.
Даже моргнула, гадая, а не показалось ли мне. Все же давно я с ним не общалась. Забыла каким он может быть.
— Я могу идти? Или нет? — спросила, показывая взглядом на захват.
— Неужели ты не хочешь у меня погостить? — Лукаса как будто подменили. — Мы так давно не виделись. Откажешь в такой малости?
Глубоко вздохнула, прежде чем ответить.
— Не откажу, — постаралась улыбнуться. С трудом удалось сделать это от души.
— Вот и славно, — Лукас моментально расслабился и отпустил меня. — Тебе приготовили комнату. Все как ты любишь.
Когда я увидела комнату, то чуть не начала заикаться. Я, конечно, была девочкой, как и десять лет назад. Но от такого обилия розового, которое буквально бросилось на меня, стоило оказаться в спальню, захотелось завизжать. Ибо это было кошмарно.