– Гизберт фон Майер? А это не вы написали статью «Нашествие туристов-однодневок»? Она была подписана ГфМ.
Лицо его озарилось улыбкой, и показались мелкие, как у грызуна, зубки.
– Именно я. Да, я принадлежу к пишущей братии, это мое призвание. Поэтому я сюда и пришел. Вы Марлен де Фриз?
Я покачала головой и указала на Марлен, которая уже стояла перед ним, протягивая руку для рукопожатия.
– Я Марлен де Фриз. Что я могу для вас сделать?
ГфМ поймал ее руку и тряхнул, не отводя от меня глаз.
– Что вы можете для меня сделать? Это неправильный вопрос, я могу кое-что сделать для вас. – Тут он наконец перевел взгляд на Марлен. – Я журналист и пару месяцев буду работать в нордернейской островной газете. Я ищу интересные темы, способные меня увлечь… – Доротея издала булькающий звук, я удержалась и не стала на нее смотреть, – …и вот услышал, что здесь, на нашем прекрасном острове, вместо старой пивнушки появится чудесный бар или кафе. Об этом я хотел бы написать.
Папа встал рядом с Марлен.
– А у вас есть удостоверение «Пресса»?
ГфМ растерянно на него посмотрел:
– Что, простите?
– У-до-сто-ве-ре-ние. Я хочу видеть ваше у-до-сто-ве-ре-ние жур-на-ли-ста. Может быть, вы шпионите для конкурентов. Но тогда вы нас недооценили, мы всегда на стреме.
– Но вон та дама читала мою статью! – От волнения его фальцет стал ломаться. Папа взглянул в мою сторону и нетерпеливо отмахнулся:
– Ах, это всего лишь моя дочь. Она слишком много читает. Еще с детства. И потом рассказывает дикие истории. Нет-нет, удостоверение покажите, пожалуйста.
Тут вмешался Нильс:
– Хайнц, прошу прощения, я знаю господина Майера. Он живет в третьем доме от нас и действительно работает в газете.
Папа сначала недоверчиво посмотрел на Нильса, потом заинтересованно – на ГфМ.
– А льготы у вас какие-нибудь есть? Мой сын тоже был журналистом, у него имелась скидка в «Фольксвагене» и «Тойоте». И в кинотеатрах тоже.
Маленький журналист смутился:
– Я об этом не думаю, мне не нужна машина, и в кино я хожу нечасто. Но иногда езжу в Гамбург.
Онно подался вперед.
– В квартал красных фонарей? У вас там скидки?
Когда Гизберт фон Майер покраснел, проявились веснушки. Он решительно возразил:
– Силы небесные, нет же, просто иногда я хожу на матчи ФК «Гамбург». Билеты мне достаются чуть дешевле.
Он засмущался, а папа потерял было дар речи, но сразу же взял себя в руки.
– Вы ходите на «Гамбург»? На стадион? На футбол? И можете взять билет? Не важно, на какую игру?
Лицо его покраснело еще больше. ГфМ принялся извиняться:
– Я знаю, не все в восторге от футбола, но я очень люблю этот вид спорта. Это мой единственный грех, но нельзя же все время только работать.
Отец потянул его за собой к столу.
– Я тоже всегда это говорю. Меня зовут Хайнц, а тебя Гизберт, верно? Кстати, у тебя шикарные штаны. Присаживайся, ты же выпьешь кофе с булочкой? Марлен, не принесешь еще одну чашку?
Марлен по-прежнему стояла у дверей, наблюдая за происходящим.
– Да, сейчас принесу. Господин Майер…
Папа прервал ее:
– Фон Майер, Марлен.
– Хорошо. Господин фон Майер, чего вы, собственно, от меня хотите?
– Я…
Хайнц вновь его прервал:
– Он напишет про нас красивую статью, не так ли, Гизберт? Это будет твоей рекламой, Марлен. Итак, расскажи-ка, на какие матчи у тебя есть билеты?
Мы с Доротеей решили помочь Марлен принести чашку.
По всей видимости, Гизберту фон Майеру пришлась по душе наша компания, по крайней мере он не предпринимал никаких попыток отправиться в редакцию или домой. Даже когда Онно демонстративно взглянул на часы и сказал «нам пора приступать, а то рабочий день скоро кончится», тот согласно кивнул, но с места не сдвинулся. Марлен составила посуду на поднос и вопросительно посмотрела на Хайнца. Он протянул ей пустую чашку.
– Можешь убирать, мы больше не хотим кофе, правда, Гизберт? А прохладительные напитки у нас тут есть. Скажи, ты помнишь те сенсационные пять – один с мадридским «Реалом»? Гамбургцы отставали ноль – один… как там звали этого вратаря? Каннилан? Каммиман?
– Каннинхэм, – просиял господин фон Майер, – точно! «Гамбург» проиграл первую игру со счетом ноль – два, и ему требовалось выиграть четыре – один, во что, конечно, никто не верил.
Папа похлопал его по желтому плечу:
– И тут Каннинхэм выводит испанцев вперед. Я думал, меня удар хватит. Но это же мой «Гамбург». Вот это был натиск! И ребята заколотили «Реалу» еще пять мячей. И победа, и поражение. Роскошно!
Я встала:
– Вернусь-ка я к работе. Кто со мной?
Доротея и Нильс были уже на ногах, Калли и Онно медленно поднялись. Хайнц взглянул на них снизу вверх и снова повернулся к ГфМ:
– А еще один – ноль Магата против «Турина». Мне он очень нравился, пока не перешел к этим баварским придуркам. Чего только люди не делают за деньги! Отвратительно.
– Да-да, Эрнст Хаппель. Это была эпоха Эрнста Хаппеля. – Гизберт перевел на меня затуманенный взгляд. Интересно, о ком он думал – обо мне или о бывшем австрийском тренере? Мне было наплевать, и я пошла к ведрам с краской. По дороге я сделала радио погромче. Катя Эбштейн «Чудеса случаются». Папа тут же вступил: «Оно произойдёт сегодня или завтра…» Гизберт улыбнулся и уселся поудобнее.
Само собой разумеется, отец остался сидеть возле Гизберта. Пока мы с Калли красили, Доротея и Нильс смешивали краски, а Онно шуруповертом Хайнца крепил плинтуса, маленький журналист и великий воображала ударились в гамбургские футбольные воспоминания. Папа тащился от Руди Гутендорфа и Хорста Грубеша, Гизберт фон Майер восторгался такими парнями, как Дитмар Якобс и, разумеется, Уве Зеелер.
Онно тронул меня за плечо и шепнул:
– Голос этого типа из газеты действует мне на нервы. Я начинаю беситься. Можно сделать радио погромче?
Я кивнула, продолжая красить. Умираешь один раз, в конце концов.
Пока Говард Карпендейл орал про следы на песке, наш Гизберт повысил свой голосок до невообразимой высоты и в полном восхищении прокричал:
– И конечно же, нельзя забывать о докторе Петере Кроне! Вот это человек! Вот это менеджер!
– Ха!
Калли сделал радио тише. Мы вздрогнули и, пораженные, повернулись к нему – до сего времени он никогда не говорил так громко. Он презрительно смотрел в сторону стола:
– Не смешите меня, Крон! Ха!
ГфМ недоверчиво покачал головой:
– Что вы имеете в виду?
– Из-за него «Гамбург» целый сезон бегал в розовых трико. Просто позор! Я из протеста стал болеть за «Вердер-Бремен». И далось мне это нелегко.
– Ерунда! Розовых трико вообще не бывает. Откуда ты взял эту чушь?
Папа небрежно отмахнулся, но жест на сей раз не произвел на Калли впечатления.
– Никакая это не чушь.
На помощь пришел Нильс:
– Это правда, я припоминаю. Это был рекламный контракт с «Кампари», форма была розовой.
Калли триумфально посмотрел на отца:
– Вот! Я же говорю. Хайнц, ты же дальтоник, не забывай. Они были розовые, эти трико, ярко-розовые.
Он улыбнулся и обмакнул кисть в краску.
Хайнц поднялся, подошел к радио и сделал музыку громче.
– Гизберт, пивка не хочешь?
Господин фон Майер отрицательно качнул головой:
– Нет-нет, может, еще яблочного сока с минералкой… – Тут он заметил взгляд Доротеи и посмотрел на часы. – А могу я тебя пригласить прогуляться и выпить по бокальчику? Здесь все равно слишком шумно для разговора.
– Ты прав.
Хайнц обвел взглядом присутствующих и объявил:
– Пойду выпью чего-нибудь с господином фон Майером. Вы все знаете, что он собирается сделать, без меня времени на это уйдет больше. Встречаемся в семь вечера в «Молочном баре», не опаздывайте. Хорошо вам поработать.
– Хайнц?
– Папа?
– Ох, дети! Кто-то же должен думать о рекламной стратегии и работе с прессой, я бы тоже с удовольствием устроил себе каникулы, можете мне поверить. Так что не нойте, до скорого.
Папа коротким и бравым движением тронул кепку, Гизберт фон Майер повернулся и подмигнул мне. Дверь за ними захлопнулась, мы молча переглянулись.
– Ну и ну. – Онно почесал затылок. – Я бы сказал, что Кристина только что одержала победу.
– Что? – Я пришла в ужас. – С чего ты взял?
– Он вцепился в твоего отца. И все время смотрел на тебя.
– Да, мне это тоже бросилось в глаза, – энергично закивал Калли. – Навести о нем справки?
– Только посмей!
Я все больше убеждалась, что общение с людьми на восьмом десятке не идет мне на пользу.
– Доротея, скажи что-нибудь.
– Ну… он слишком маленький, слишком тощий, слишком рыжий и кошмарно одет, но задатки у него хорошие. И раз уж он так спелся с Хайнцем, это может стать началом красивой истории.
Вид у нее при этом был такой невинный, что Калли купился.
– Но он не очень хорошо воспитан. Подсаживается к столу и даже не подает руки. Так не полагается. И мне кажется, он немного зазнайка.
Доротея рассмеялась:
– Не бойся, Калли, ГфМ – добыча для Кристины непривлекательная. И уж будь спокоен, ему это скоро дадут понять.
Калли передернулся.
– Добыча? Ну у вас и выражения. Но все равно, если он будет к тебе приставать или еще как-то докучать, скажи мне. Хайнц не способен критически мыслить, когда дело касается футбольной команды «Гамбург». А сейчас я, пожалуй, докрашу стену, а то скоро уже и день закончится.
Юрген Маркус запел «Новая любовь как новая жизнь». Калли и Онно бросили на меня осторожные взгляды, но промолчали. Так что подпевали только мы с Нильсом, он тоже знал все слова. Доротея была впечатлена нашим бравшим за душу дуэтом и смотрела на Нильса влюбленными глазами. Я пела для Йоханна Тисса.
Позже, приняв душ, я сидела на краю ванны и скипидаром оттирала пальцы от краски, пока Доротея наносила макияж. Она закашлялась и выронила тюбик с тушью.
– Боже мой, что за вонь? И почему ты вся в краске?