Со слабостью в коленках, на подкашивающихся ногах я направилась к его столику.
– Привет, прости, не получилось вырваться раньше.
Голосовые связки тоже куда-то подевались. Йоханн медленно поднялся, наклонился и поцеловал меня в щеку.
– Хорошо, что ты пришла.
Я упала на стул, стоявший напротив, и не могла поверить, что это происходит со мной. Кристина Шмидт сидит на пляже Нордернея, за полчаса до захода солнца, с самым прекрасным мужчиной из всех, что она встречала, видела в кино или по телевизору за последние двадцать лет. И этот мужчина с оленьими глазами смотрит на нее и говорит с чарующей вибрацией в голосе:
– Красного вина?
Я кивнула, не в силах вымолвить слово, наверное, стоило укусить коленку. Я взяла себя в руки.
– Ну и чем ты сегодня занимался?
– Немного поездил по окрестностям на велосипеде, осмотрел остров. На обратном пути искупался. На нудистском пляже. Никогда не видел такого широкого пляжа, было здорово.
– Да, он действительно широкий.
Господи, верни мне разум!
Йоханн сделал знак официантке и, когда она подошла, заказал два бокала вина.
– Прекрасная работа. – Он посмотрел ей вслед. – Каждый вечер любоваться закатом и видеть посетителей только в хорошем настроении. Неплохо.
В этот момент пара за соседним столом начала ругаться, поскольку Ханс-Гюнтер заказал себе четвертое пиво, а Марго возражала.
– Только в хорошем настроении? Ну-ну. Ты впервые на Нордернее?
Йоханн кивнул и подождал, пока официантка поставит на стол бокалы.
– Да. Мне здесь нравится, красивый остров.
– А почему ты решил поехать именно сюда?
Он пожал плечами, отводя глаза.
– Да не помню, кажется, коллега посоветовал. А ты часто здесь бываешь?
– В последние годы часто, а так я в основном езжу на Зюльт. Там живут мои родители. Говоришь, коллега посоветовал, а чем ты занимаешься?
– Это очень скучно, я работаю в банке. А ты?
– А я в издательстве.
Йоханн вытащил из кармана пачку сигарет. Моей марки.
– Звучит заманчивее, чем банк. Ты куришь?
– Только если поблизости нет отца. Спасибо. – Я взяла сигарету.
Он поднес мне зажигалку и засмеялся:
– Ах да! Ты же тут с папой. Мне он кажется симпатичным, он так изящно отшил двух утомительных дам, меня это впечатлило.
– Где же он их встретил?
– Он вышел позвонить, и они его подкараулили. Он с величавостью испанского гранда отстранил их и воскликнул: «Милые дамы, меня ждут важные дела, но я о вас не забуду!» Они дали ему пройти и улыбнулись.
Я была поражена. Они простили бы ему даже и дом свиданий.
Йоханн пересел на стул рядом со мной.
– Отсюда заход солнца лучше видно… – Его нога касалась моей. – Хорошо, правда?
Я кивнула. От полноты чувств перехватило горло.
– И как же, родом с Зюльта, живя в Гамбурге, можно оказаться на Нордернее? – Тут он остановился и принюхался. – Скипидаром прямо в нос бьет. Это что, с моря?
Его колено усилило нажим, я на него ответила.
– Наверное. Как я попала на Нордерней? Благодаря Марлен. Мы давно знакомы. Когда ей нужна помощь, а у меня есть время, я приезжаю.
Йоханн положил руку на спинку моего стула, касаясь плеча, и вряд ли это была простая случайность. Я надеялась, что нет.
– Я рад, что мы встретились. Совет поехать на Нордерней себя оправдал. Как думаешь, мы сможем видеться чаще? – Он погладил большим пальцем мое плечо. Я покрылась гусиной кожей.
– Я бы с удовольствием виделась с тобой чаще, но у нас действительно много работы. Мы должны открыться уже в выходные. Кафе будет отличным – настоящий бар, гостиная и все такое. А тут папа вышвырнул двух помощников, поэтому мы все задействованы, и я в том числе. К тому же папа забывает, сколько мне лет, и норовит воспитывать, а это значит – никакого курения, алкоголя и мальчиков…
Стоит мне влюбиться, и я начинаю нести всякую чушь. Йоханн прервал меня, не дожидаясь, пока этот словесный поток выйдет из берегов.
– Кристина, можно тебя кое о чем спросить?
«О чем хочешь, – подумала я, – и моим ответом будет “да”».
– А Марлен де Фриз работает в пансионе?
– То есть? – растерялась я.
– Я просто хотел узнать, что она там делает. Кому подчиняется?
Что ему нужно от Марлен? Я ответила не сразу:
– Никому. Это ее пансион.
На секунду мне показалось, что он испугался. А потом улыбнулся:
– Вот как. И сколько же ей лет?
Заход солнца начался без меня.
– Пятьдесят один. Еще есть вопросы?
Теперь Йоханн и в самом деле испугался.
– Ты неправильно поняла, – схватил он мою руку. – Ты не знаешь, у них не было никакого слияния?
Я отняла руку.
– Ты ошибаешься, Кристина, я не интересуюсь Марлен де Фриз. Об этом просил узнать один мой друг. Он пару раз здесь ночевал, ну и положил на нее глаз. Ко мне это не имеет никакого отношения. Иначе я не сидел бы здесь с тобой и не трепался о всяких глупостях.
Он улыбнулся, я растаяла и увидела, как низко уже село солнце. Йоханн еще сильнее прижался бедром и провел пальцем по моей шее. Несколько минут я ощущала только его прикосновения и влюблялась все безнадежнее. Он придвинулся ко мне поближе и спросил:
– А ты живешь одна?
Я кивнула, это было уже серьезно.
– Да, почти три года. А ты?
– Я тоже. Собственно, я ищу квартиру в Бремене. Пока я живу еще…
Его откровения прервал мобильный. Я вздрогнула, Йоханн тоже, но все-таки ответил на звонок:
– Да, алло?
Ненавижу людей, которые не представляются по телефону. Лицо у него стало напряженным. Слушая, он выпрямился и убрал руку со спинки моего стула.
– Послушай, я же сказал, что позвоню, когда узнаю. Пока ничего не могу сообщить, дай мне немного времени. Я же не занимаюсь этим изо дня в день.
Женский голос на другом конце провода звучал громко, так что я слышала обрывки фраз: «…на тебя положиться» и «…в конце концов, у тебя семья».
Йоханн, похоже, заметил, что я тоже слушаю, и встал.
– Как бы там ни было, ты не вовремя. Я позвоню завтра… только, пожалуйста, не обижайся. Ну, до скорого.
Он снова сел, а я махнула официантке:
– Счет, пожалуйста.
– Кристина, посиди еще. Боюсь, возникло недоразумение. Каждый раз, когда мы встречаемся, мне звонит моя тетя.
«Конечно, тетя-мышка», – подумала я, пытаясь обуздать свои растрепанные чувства.
– Я понимаю, Йоханн, к тому же ты можешь говорить по телефону с кем хочешь. Мне нужно идти, завтра снова работать, и, как ты знаешь, у меня есть еще папа.
Подошла официантка.
– Посчитать вместе?
– Да.
Йоханн вытащил из кармана джинсов бумажник и протянул девушке купюру. Я позволила ему заплатить, мне это свидание и так стоило много нервов.
Нам нужно было в одну сторону, смешно идти порознь. Мы шли молча, я чувствовала на себе его взгляд, но не испытывала никакого желания задавать вопросы, ответы на которые не хотела слышать. Не доходя до пансиона, он внезапно остановился и крепко взял меня за локоть.
– Погоди.
– Да?
– Мы же не хотим встретить твоего отца, правда?
– Боишься?
Он озадаченно посмотрел на меня:
– Твоего отца? Нет. Просто подумал, что тебе придется дискутировать с ним на тему сигарет и мальчиков.
Он засмеялся. Я – нет. Мне было грустно. Он заметил это и положил руку на мое плечо.
– Послушай, мне нужно уладить кое-какие дела, о которых я не хочу сейчас говорить. И независимо от этого я чуть-чуть влюбился и хотел бы узнать тебя ближе. И одно с другим никак не связано. Понимаешь?
Я, разумеется, не понимала, но у него были такие карие оленьи глаза, эротический голос, красивый рот, и от него так чудесно пахло. В общем, я к нему прижалась.
– Все в порядке. Может, завтра вечером удастся вместе искупаться.
Он поцеловал меня сначала нежно, потом долгим поцелуем в губы. Вблизи в его карих глазах были заметны золотистые крапинки.
По дороге к дому я успокаивала себя мыслью, что у милашки Нильса наверняка тоже есть какие-то тайны. Ну и что? Ведь это же лето, в конце концов.
Я с облегчением обнаружила, что вернулась первой. Свидание с Йоханном продлилось недолго. Еще не было и одиннадцати. Чистя зубы, я отгоняла дурные мысли и пыталась сосредоточиться на золотистых крапинках и поцелуе. Поскольку я порядочно устала, мне это удалось, и я отправилась в постель.
Держась за руки, мы с Йоханном бредем вдоль берега моря. Поблескивает вода в лучах заходящего солнца, тихо накатывают волны, мы говорим о том, где хотели бы жить: на Нордернее, на Зюльте, в Гамбурге или на Мальдивах? Йоханн опускается на одно колено, чтобы поднять какую-то особенно красивую сердцевидку, я медленно иду дальше. Вдруг раздается трезвон велосипедного звонка. Я оборачиваюсь и с ужасом вижу, как Гизберт фон Майер давит моего суженого велосипедом, вырывает из его рук сердцевидку, протягивает мне и кричит своей фистулой: «Ты едва не совершила страшную ошибку! Но я пришел, чтобы тебя спасти».
Я проснулась в холодном поту как раз в тот момент, когда папа, насвистывая, входил в дом. Я даже узнала строчку из Марианны Розенберг: «Марлен, одна из нас должна уйти…»
Когда на следующий день я в семь утра осторожно приоткрыла дверь в спальню отца, он лежал на спине, с подушкой на лице и тихо похрапывал. Ночью он заходил ко мне в гостиную. Я притворилась спящей и с угрызениями совести почувствовала, как он погладил меня по щеке. Я ему солгала. Поэтому и не стала будить его сейчас – папе не обязательно каждый день являться в пивную к восьми утра. В конце концов, у него тоже каникулы.
Кровать Доротеи была не тронута, она провела ночь с Нильсом либо на пляже, либо в его бывшей детской, в любом случае ее ночь оказалась, несомненно, более волнующей, чем моя, и уж точно без кошмаров с ГфМ.
В пансионе я застала Марлен на кухне, раскладывающей булочки по корзинкам.
– Доброе утро, – повернулась она ко мне. – Вчера вечером ты так быстро ушла. Тебе уже лучше? Хайнц делал какие-то таинственные намеки…