– Жаль. – Он встал и потянулся. – Тогда возьму велосипед и поеду один. Хорошо вам поработать.
Он пошел к дверям и послал мне за спиной у Гезы воздушный поцелуй.
– Кристина! Я что-то пропустила? Я думала, ты считаешь его брачным аферистом!
– Хайнц и Гизберт так считают. Я – нет.
– Тогда ты должна сказать, что они ошибаются. Я была у них, они сидят за столом, и Хайнц решает, кто и когда будет за ним приглядывать.
Я составила посуду на поднос.
– Я поговорю с отцом. А Гизберт фон Майер может сколько угодно сидеть в дюнах на солнце и пялиться на Йоханна в бинокль. По крайней мере не будет здесь действовать мне на нервы.
Геза прошла за мной в кухню.
– Но между вами что-то есть?
– Не любопытничай, Геза.
– Почему? Я что, не могу спросить?…
Я загрузила посудомоечную машину и включила ее.
– Можешь, но отвечать я тебе не обязана, деточка. Ну, пойду к нашим старикам покрывать лаком плинтуса.
Старики отходили от стола, когда я открыла дверь пивной и зафиксировала ее стопором.
– Почему вы сидите с закрытой дверью? Запах краски нужно выветривать.
Гизберт фон Майер сунул записную книжку в рюкзачок и с важностью посмотрел на меня:
– У нас тут было совещание, не предназначенное для чужих ушей.
– Фу ты, ну ты.
И хотя я сказала это шепотом, Калли все-таки услышал и укоризненно покачал головой. Заметив это, папа подошел ко мне.
– Да, Калли, ты качаешь головой. Но у нее опасный конъюнктивит, поэтому она так и выглядит. Детка, раз ты больна, не стоит работать. Мамы Гезы не было на месте?
Калли подошел поближе.
– А что такое? Она выглядит как всегда.
– Чушь! – Папа наклонился и впился в меня глазами. – У нее такие опухшие глаза.
– Что у нее с глазами? – Онно оттеснил Калли в сторону. – Ну не так уж все страшно. Может, правый глаз и опух немного, но и только.
Карстен положил руку мне на плечо и развернул к себе.
– Дай-ка посмотреть. О, ничего страшного. Надень солнечные очки, и никто не заметит.
– У меня все в порядке с глазами.
– Не ворчи. – Папа развернул меня в обратную сторону. – Так что сказала мама Гезы?
– Я у нее не была. Геза принесла капли, и уже почти все в порядке.
– У Нильса раньше случался сенной насморк, и глаза тоже становились такими.
– Карстен, у меня глаза не больные, так что, пожалуйста, не надо. Мы уже можем приступить к работе? Завтра привезут мебель.
Калли сочувственно на меня посмотрел.
– Оставьте ее в покое, с такой отечностью чувствуешь себя не слишком хорошо.
– Ты же только что сказал, что я выгляжу как всегда. С чего это я вдруг стала отечной?
– Твоему папе виднее, он твое лицо наизусть знает.
– Вот видишь! – с глубоким удовлетворением кивнул Хайнц. – А у тебя сегодня глаза странные. Лучше капни еще раз, станет получше. Итак, я начинаю вешать лампы. Онно, перестань пялиться на мою дочь, ей все равно это не поможет. Давайте, парни, за работу.
Я покрывала лаком плинтуса в такт песне «Посмотри в мои глаза», которую распевали Марго Хильшер по радио, а папа – на стремянке. Когда он повернулся ко мне, чтобы прокричать радостное «Годится!», лестница под ним закачалась.
– Хайнц! Ты когда-нибудь сломаешь себе шею! – Марлен, чье появление в пивной никто не заметил, придержала лестницу. – Будь умницей и рискуй где-нибудь подальше от моего заведения.
– А то все повесят на Марлен.
Онно, искавший что-то в ящике с инструментами, поднял глаза.
– Но мы можем сказать, что он упал с велосипеда. Тогда все оплатит его страховка, и мы не пострадаем.
– Какие вы все бессердечные. – Папа осторожно спустился с лестницы. – В жизни есть место сочувствию, любви, человечности. Но вы этого не знаете, вам это отзовется когда-нибудь, вот попомните мои слова…
– Вообще-то, – прервала Марлен, – я держу лестницу, на которой ты стоишь, мой милый. Кстати, о человечности. Ты можешь сделать доброе дело?
Он мягко ей улыбнулся:
– Ну конечно, я помогу тебе. Ты о детях? Или тебе самой нужно крепкое мужское плечо?
– Ни то ни другое. Надо встретить Хуберта в порту, у него очень много вещей.
Мягкая улыбка сползла с лица отца, он снова полез на лестницу.
– Он может взять такси. У нас нет времени на увеселительные поездки.
– Папа!..
– Хайнц!..
– Но это так! – Папа схватился за электрический кабель. – А-а-а-а!
Лестница снова закачалась, на этот раз за нее схватились и Марлен, и Калли.
– Меня током ударило! Почему он подключен? Вы что, хотите меня угробить? – Отец сердито посмотрел на Марлен. – Вам это почти удалось.
Она выдержала его взгляд.
– Я к электричеству отношения не имею.
– Но это твоя пивная.
– Папа, хватит.
Мне показалось, что пришло время вмешаться.
– Я сама за ним съезжу. Как выглядит Хуберт?
Марлен повернулась к Калли.
– Ты его знаешь. Поезжайте в порт вместе. Хуберт наверняка обрадуется.
Калли кивнул и посмотрел на отца – взгляд неуверенный, а на лбу просто написано «не считай меня предателем». Это понял и неожиданно смягчившийся Хайнц.
– Глупо, если с Кристиной поедет Калли. Поеду я. Только вымою руки.
Карстен потянул отца назад.
– Я знаю Хуберта и могу ехать вместо Кристины.
– Чушь. Я сам это сделаю.
Он исчез, мы смотрели ему вслед, пока Марлен не спросила:
– И чем все это кончится?
Я пожала плечами:
– Понятия не имею. Но так лучше. У нас когда-то было два кота, а появился еще и третий. Ветеринар сказал, что всех нужно первым делом запереть в одной комнате, чтобы они смогли определить, кто из них главный. В машине должно получиться еще лучше.
– А как вышло у вас?
– Новичок проиграл. Когда мы их выпустили, у него было разодрано ухо.
Калли брезгливо скривил лицо:
– Это ужасно. А мы-то тут при чем?
Марлен спрятала улыбку, а я серьезно ответила:
– Ни при чем. Но Хуберту безопаснее сидеть в машине сзади.
Я вернулась к плинтусам, оставив сбитого с толку Калли наедине с его мыслями.
Я покрыла лаком последний метр плинтуса и посмотрела на часы. Папа с Калли уехали больше часа назад. Неужели мои кошачьи ассоциации накликали какую-то катастрофу? Я медленно выпрямилась и уперлась руками в поясницу. Это скрюченное положение не для женщин моего возраста, а уж тем более после бессонной ночи.
Онно взглянул на меня:
– А что там у нас с едой?
– Ты проголодался?
– Ну да, время обеда давно прошло. Надо ждать, пока вернутся Хайнц с Калли? – Он нерешительно остановился у стойки. – Этот ряд я закончил, а чтобы заняться другими, слишком голоден.
Карстен вытер пот носовым платком.
– А у меня начинает болеть голова, если я не поем. И еще я страшно хочу пить.
– Пойду проверю, вернулись ли они. Вы тоже приходите.
Место, где обычно парковала машину Марлен, пустовало. Зато рядом с задней дверью стоял мопед Гизберта. Сам он сидел за кухонным столом и разговаривал с хлопочущей по хозяйству Марлен.
– Потом он быстро оглянулся по сторонам и исчез в дверях «Георгсхёе». Думал, что стряхнул меня с хвоста, но нет. Если Гизберт фон Майер берется за дело, то выполняет его как надо. Так что пусть парень и не надеется… В любом случае…
– Пора поесть. – Онно не впечатлился речью Гизберта и сел. – Ну, что тут у нас?
– Брачный аферист охотится в «Георгсхёе»! – сорвалась фистула Гизберта.
– Я имел в виду – чем нас будут кормить?
– Фрикадельками. – Марлен поставила на стол бокалы.
Гизберт непонимающе посмотрел на нее и потянул Онно за руку.
– Ты слышишь? Брачный аферист!
– Да, да. – Онно оглянулся. – С картофельным салатом?
Марлен принесла миску.
– Ну конечно. Вот, пожалуйста. Можете начинать. Звонил Калли, Хуберт пригласил их с Хайнцем на обед в благодарность за то, что они его встретили.
Я сглотнула – надеюсь, это не отвлекающий маневр за разодранное ухо.
Гизберт набрал в легкие воздуха.
– Меня никто не слушает? Брачный аферист вернулся, я практически застал его на месте преступления, а вы тут говорите о фрикадельках!
– За чем ты его застал?
– Он вошел в отель, чтобы найти себе следующую жертву.
– Он сам тебе это сообщил?
– Кристина! Почему вы все так легко к этому относитесь? Промедление опасно. Онно, скажи ты. Или вы, Карстен.
Карстен с сожалением показал на набитый рот.
– Марлен, у тебя есть кетчуп? Почему я должен что-то говорить? – Онно дружелюбно посмотрел на Гизберта.
Репортер островной газеты задышал так часто, что пошел красными пятнами. Я наблюдала за изменением цвета и вспоминала лицо Йоханна, такое трогательное во сне. В душе вспыхнула нежность и заговорила совесть: я до сих пор не сказала, что Йоханн никакого, ну просто никакого отношения не имеет к разыскиваемому эмденскому аферисту. Мне даже стало немного жаль возбужденного Гизберта фон Майера.
– Гизберт… – Я протянула ему стакан воды. – Не надо так волноваться. Не знаю, кого ты там выслеживал в «Георгсхёе», но послушай, есть же полиция, это их забота, тебе просто нужно…
Дыхание его опять вышло из-под контроля.
– Кого я выслеживал? Ну, этого типа, вашего постояльца Йоханна Тисса, предположительно приехавшего из Бремена, который цеплялся к тебе, к Мехтхильде и Ханнелоре и бог знает еще к кому, и…
– Гизберт! – Марлен положила руку ему на плечо. – Успокойся, Гизберт. А может, вы ошибаетесь? Я лично думаю, что господин Тисс вполне безобиден, просто произошло какое-то недоразумение.
Я бросила на нее благодарный взгляд и испугалась, когда ГфМ вдруг стукнул руками по столу.
– Он вас уже обработал! Это и есть доказательство. Он обводит женщин вокруг пальца, вот его фишка. И вы все гибнете.
На его лице было написано неприкрытое отчаяние.
Стараясь сохранить серьезность, я взглянула на остальных. Какую-то секунду стояла тишина. Потом Онно откашлялся.
– Послушай, Гизберт…