– Очевидно, ваш великий детектив еще одну ситуацию оценил неверно. В слежке он, во всяком случае, не слишком искушен.
– Тогда расскажи мне, что ты здесь делаешь. Почему распиваешь кофе с пожилыми дамами, интересуешься Марлен, почему фотографируешь пансион и все вокруг? Я хочу…
Зазвонил телефон Йоханна. Никаких поползновений ответить на звонок с его стороны не последовало. После трех громких гудков я сказала:
– Ну что же ты, ответь.
Не сводя с меня глаз, он подчинился. Голос в трубке был таким четким, что я слышала все.
– Ты где? Мы должны были встретиться пятнадцать минут назад. Ну иди же, номер сто двадцать шесть.
Йоханн закатил глаза.
– Мышка, сейчас неподходящий момент, спустись в бар, я приду сразу, как только смогу.
Я встала, не дожидаясь, когда он нажмет на отбой. Йоханн схватил меня за руку.
– Это моя тетя.
Он криво улыбнулся, я ужасно разозлилась. Подчеркнуто медленно высвободила руку.
– Знаешь что, Йоханн? Врать я и сама умею. Мне абсолютно все равно, что за игру ты ведешь. Но я к этому отношения иметь не хочу. Лучше уезжай, пока не попался на глаза моему отцу и Гизберту. Или отправляйся в «Георгсхёе», там уж тебя точно примут с распростертыми объятьями. Или поезжай домой, где бы он у тебя ни был.
– Кристина, это смешно. Я могу тебе все объяснить. Но не сейчас.
Ну конечно, нет, ведь его ждет мышка.
– Да пошел ты…
Я повернулась на каблуках и ушла, а он остался стоять где стоял. Когда-то я усвоила, что уходить надо с гордо поднятой головой, оставляя за собой последнее слово. Хотелось только понять, почему все это казалось мне неправильным. И все же я не обернулась и, стиснув зубы, быстро зашагала назад к пансиону.
Окна и двери пивной были открыты настежь. Марианна Розенберг вместе с папой пела песню «Чужой мужчина». Из пивной вышла Доротея с двумя мешками мусора, и я заплакала. Она тут же бросила мешки и подбежала ко мне.
– Что случилось?
Ответить я не могла.
– Твоя мама?
– Мой… папа… был… прав… брачный… – задохнулась я.
Вторым голосом вступил Хуберт, кто-то начал постукивать в такт.
– Пойдем, Кристина, пойдем в квартиру.
Она потянула меня за собой, я не сопротивлялась.
Вскоре мы сидели в нашей небольшой кухоньке. Доротея заваривала чай, я, израсходовав две пачки бумажных платков, постепенно обретала способность формулировать связные предложения. Она слушала меня, вытаращив глаза. Я старалась не упустить ни одной детали, за исключением некоторых, и описала вчерашний вечер и последовавшую за ним ночь, следуя хронологии и с колотящимся сердцем. В какой-то момент она вздохнула: «Как в кино!» – и слезы снова брызнули из моих глаз. Конъюнктивит ее позабавил. Когда я дошла до фотографий в телефоне Гизберта, она выпрямилась.
– И? Что там было?
– Ну что? Йоханн и пожилая дама, такая вся в кольцах, дорого одетая. И очень с ним нежничала.
– И кто же это оказался?
– Откуда я знаю? Наверное, следующая жертва…
Доротея посмотрела на меня с сомнением:
– А ты его не спрашивала, кто эта женщина?
– Спрашивала, – мысленно вернулась я к недавнему разговору, – но он не ответил.
– Может, ты неправильно его спросила? У него вообще был шанс все объяснить?
– Ну конечно, – отогнала я воспоминание об избранной мной тактике допроса. – К тому же там нечего объяснять. А потом позвонила эта мышка.
– И?
– Он сказал, что это его тетя. А голос был молодой.
– Тетя Мышка? Такое не выдумывают.
Я потерла глаза и размазала остатки туши.
– Скажи, ты вообще на чьей стороне? Мне тоже вся эта чушь с брачным аферистом кажется смешной, но ведь что-то происходит… Я не понимаю.
Доротея задумчиво мешала ложкой в чашке.
– Не знаю, но что-то здесь не так.
– Я и говорю…
Она отмахнулась:
– Я не это имею в виду. Подумай хорошенько. Ты знакомишься с классным парнем. Влюбляешься в него, он, похоже, тоже, и вы проводите вместе прекрасную ночь. На следующее утро тебе приходится трудиться, а он в одиночестве едет на пляж. На обратном пути он заходит в отель выпить кофе, и за столиком с ним оказывается какая-то старая дама. Если бы наш душевнобольной Гизберт фон Майер не разыгрывал из себя Джеймса Бонда, а твой отец не питал слабости к дурацким историям, в этом вообще не было бы ничего такого, правда?
– А как быть с адресом? И что за интерес к Марлен? А снимки пансиона?
– Это же все объяснено.
– Не вполне.
Вывести из отчаяния меня не удавалось. Перед глазами стояли Гизберт, Калли и отец, фотографии на дисплее и лицо Йоханна во сне. Разозлившись, я швырнула кофейную ложку в раковину. Ложка упала рядом.
– Ну почему мне так не везет с мужчинами?
– Кристина! – Доротея нагнулась и подняла ложку. – Ты ведешь себя так, словно тебе четырнадцать. Пусть даже Йоханн Тисс не самый белый и пушистый, но ты в любом случае провела с ним прекрасную ночь. Когда у тебя последний раз был секс? Два года назад? Самое время заняться этим снова.
Я не нашлась что ответить. Последний раз это случилось два с половиной года назад. Доротея поняла мое молчание как согласие.
– Вот видишь. Ты тут с нашими стариками совсем из ума выжила. Тисс – брачный аферист? Никогда не поверю! Поговори с ним, он такой сексуальный.
Может, Доротея и права, может, я и в самом деле заразилась от ГфМ и Хайнца, но все-таки Йоханн вел себя не как только что влюбившийся человек. По крайней мере не этого я от него ожидала.
В этот момент в окно постучала Марлен, Доротея открыла.
– Кристина здесь? Я везде ее ищу. А-а-а, вот ты где. Ты своими глазными каплями всю тушь размазала.
Доротея взглянула на меня.
– Каплями?
– Ну да, у нее же конъюнктивит, Хайнц добыл ей глазные капли, а что тут смешного? – Марлен остановилась, глядя на развеселившуюся Доротею. – Ну, не важно. Скажи, Кристина, ты знаешь, что Йоханн Тисс съезжает? Он расплатился и сказал, что перебирается в «Георгсхёе», и если ты захочешь, то сможешь найти его там.
– Забудь. – Гнева во мне было столько же, сколько и отчаяния. – Вот видишь, – повернулась я к Доротее.
Взгляд Марлен метался между нами.
– Мне кто-нибудь объяснит? А что там у Тисса с Калли и Хубертом?
Этого и я не знала.
– А что такое?
– Когда он стоял у стойки, под окном пробежали Калли с Хубертом, и он тут же отступил в тень.
Доротея ухмыльнулась:
– Все больше и больше походит на сумасшедший дом. Может, Калли был вооружен?
Я вспомнила, что говорил мне Йоханн.
– Калли следил за ним. В очередь с Гизбертом. Наверное, Йоханн не хотел с ним встречаться.
Доротея расхохоталась:
– Калли следил? Боже мой, у вас тут как на Диком Западе, я уже ничего не понимаю.
– Ну конечно, если голова забита Нильсом и есть возможность слинять на Юист.
Меня бесило, что Доротея так легко воспринимает крушение моей личной жизни.
– А теперь ты еще и смеешься.
Физиономия Доротеи повеселела еще больше.
– Ты права. Что ж, я вся к услугам вашего величества, могу выяснить то-се, там-сям пошпионить, могу даже приговор в исполнение привести, все, что пожелает ваше величество.
– Что здесь происходит? – Рядом с Марлен неожиданно возник папа и заглянул в окно. – Какое величество?
Доротея склонилась в поклоне.
– Ваше. Ваше величество, король Хайнц, и принца Гизберта, разумеется. Я тоже хочу охотиться за преступником.
– Это не смешно. Это мужское дело, и вам лучше не вмешиваться. Мы там закончили, можете начать уборку.
– Слушаюсь, мой Хайнц! Пойдем, Кристина, наведем красоту в этой сараюшке, отвлечемся.
Папа наклонился вперед.
– С глазами по-прежнему плохо?
Я поднялась и поставила чашку в раковину.
– Нет, папа, капли помогли, спасибо. Я сейчас приду.
Он поймал меня у входной двери и внимательно посмотрел в лицо.
– Но тебе все-таки грустно, да?
Я закусила губу и покачала головой.
– Если я что-то могу сделать…
Он робко улыбнулся. Хайнц никогда не навязывается.
– Я люблю тебя, папа.
Я поцеловала его в щеку и пошла мыть полы.
«Криминальное танго»
Р. Бендикс
Сидя в пляжном кресле и поджидая остальных, я рассматривала свои сморщившиеся от воды руки. Было почти восемь, мы все закончили, и в отличие от Марлен, Доротеи и Гезы никакого желания переодеться у меня не возникло. Сегодня был какой-то сумасшедший день. Еще утром жизнь казалась мне прекрасной, в обед появился Гизберт Разрушитель, и теперь все лежало в руинах. Йоханн съехал, я несчастна, девушки сочувствуют, а команда пенсионеров планирует отстрел любимого. Так что я прекраснейшим образом могу остаться в грязном. Мне теперь все равно.
Марлен, в чистых джинсах и белой футболке, с волосами, мокрыми после душа, села напротив меня.
– Чему я рада, так это тому, что мы все закончили. Мебель привезут рано утром, около восьми. А мне завтра придется съездить в банк, подругому не получается, но вы-то здесь будете. Я к половине девятого вернусь. Ты меня слушаешь?
– Что? – При слове «банк» мне опять вспомнился Йоханн. Если он банкир, конечно, может, и тут наврал. – Разумеется, я тебя слушаю. Завтра нам нужно в банк.
– Кристина!
А он мне врал? Вообще-то он всегда вел себя уклончиво. А влюбленные мужчины так себя не ведут.
– Да?
Марлен строго на меня посмотрела:
– Ты не слушаешь, витаешь где-то, и я догадываюсь где. Я кое-что тебе скажу, пока не появились наши «мальчики». Я не верю ни одному слову из этих глупостей. Йоханн Тисс славный парень. Может, он и решает сейчас какие-то свои проблемы, но они уж точно никак не связаны с богатыми старухами. Я, в конце концов, тоже кое-что понимаю в людях. Сама подумай, человек приехал в отпуск, а его вдруг начинают подозревать бог знает в чем, и, как в третьесортном кино, за ним неотступно ходят какие-то старики, я тебя умоляю. А потом и ты начинаешь вести себя по-дурацки. Мне кажется, он действительно в тебя втрескался…