Я видела, что он готов броситься в драку. А ведь ему семьдесят три.
Онно меня обогнал:
– Хайнц, подожди! Никаких самостоятельных действий.
Голос у Онно был решительный. Это помогло. Папа остановился и повернулся к нам.
– Доротея, звони в полицию. Онно и Калли, окружайте его. Ты, Кристина, остаешься здесь.
– Это Хайнц!
Близняшки, сияя, побежали к нам.
– Отведите детей в безопасное место!
Папа говорил, как Роберт де Ниро, а выглядел, как Теренс Хилл. Он медленно двинулся дальше, с Онно и Калли по флангам и с Доротеей и мной в арьергарде. Я сделала знак Эмили и Лене, те вопросительно посмотрели на меня и остались на месте.
Не знаю почему, может, дело было в выражении лиц этих трех мушкетеров, но когда мы подошли ко входу, воцарилась мертвая тишина. Марлен ошеломленно смотрела на стоявшую перед ней пару. Женщина, при ближайшем рассмотрении лет семидесяти пяти, все еще держала руку Марлен в своей.
Папа кашлянул:
– Марлен, какие-то проблемы?
– Ах нет, Хайнц. Это госпожа…
Предполагаемая жертва брачного афериста повернулась к нам. Она была с превосходным макияжем, прекрасно одета и представилась прокуренным голосом:
– Маргарет Тенбрюгге. Добрый день!
Она снова повернулась к Марлен. Йоханн непринужденно мне улыбнулся, что, конечно, заметил отец. Он шагнул к нему и схватил за руку.
– Будьте любезны…
– Хайнц, оставь! – Марлен оттолкнула отца в сторону и обратилась к пожилой даме: – Будьте добры, повторите это еще раз.
Госпожа Тенбрюгге улыбнулась окружающим очаровательной улыбкой:
– Я совершенно с вами согласна. Знаете, когда я вас впервые увидела на фотографиях, вы показались мне слишком юной, но мой брат, в конце концов, взрослый человек, и если вы можете составить его счастье, то так тому и быть. Он это заслужил.
Я ничего не поняла. Остальные, похоже, тоже.
– Знаете, Марлен… я ведь могу обращаться к вам по имени? Я послала Йоханнеса вперед, потому что сначала у меня был турнир по гольфу, а потом не оказалось времени. Он должен был определить, что вы и кто вы. Я подозревала, что он, к сожалению, не сможет притворяться, он еще ребенком не обнаруживал актерских талантов. Ну что же, во всяком случае, мы наконец познакомились.
Папа высказал мою сокровенную мысль:
– Я не понимаю ни слова.
– Да это же сын Яичного короля! – раздался звонкий голосок Эмили.
– Что? – Я мучительно пыталась хоть как-то осмыслить происходящее. Но мне не удавалось. Вдруг кто-то из задних рядов протолкался к нашей группе.
– А почему никто не проходит дальше?
Хуберт протиснулся к Онно и Калли и встал рядом с Марлен.
– А это Яичный король! – подхватила Лена.
Хуберт помахал девочкам и склонился к Маргарет Тенбрюгге.
– Ну, моя милая? Ты и понятия не имеешь, в какую заваруху толкнула племянника своим любопытством и нетерпением…
Племянника? В голове постепенно начала складываться картинка. Хуберт положил Маргарет руку на плечо.
– Марлен, милая, разрешите представить вам мою сестру Маргарет. Она не смогла вынести, что лично не знакома с моей новой любовью. При этом у нее никогда нет времени, а последние полгода она провела в круизе.
Он встал на носки и махнул кому-то через наши головы. Мы отошли в сторону и пропустили Теду. На ней был зеленый костюм, отлично гармонирующий с седыми волосами, уложенными в короткую прическу, она улыбалась, и на щеках, как всегда, были ямочки. Хуберт протянул ей руку.
– А это, Маргарет, Теда. Женщина, с которой я хочу провести последние годы своей жизни, она тетя Марлен и бывшая, слышишь, бывшая владелица пансиона.
Маргарет и Йоханн растерянно переглянулись и уставились на Теду. Сестра Хуберта сглотнула, но удивительно быстро взяла себя в руки.
– О! Так я напрасно тратила время. Йоханнес! Я думала, ты спросил, кому принадлежит пансион. Так, значит, мы шли по ложному следу. Теда, очень рада с вами познакомиться. Я не против вас, Марлен, но так мне нравится гораздо больше.
Она взяла Теду под руку и увлекла в бар.
– Ну а теперь выпьем шампанского. В семье меня зовут просто Мышка.
Я была близка к обмороку.
Папа смущенно рассматривал Йоханна.
– Ну, я уж не знаю…
Хуберт подошел к нему.
– Хайнц, это мой сын Йоханнес, мы его зовем Йоханн. Я не знал, что он по поручению моей сестры ведет тут частное расследование, иначе давно бы вмешался.
Папа пожал плечами:
– Известно, как это бывает. В первые годы малыш сидит у тебя на коленях, и ты ему объясняешь, как устроен мир, проходит время, и однажды за завтраком понимаешь, что напротив тебя совершенно незнакомый человек. Мне с Кристиной тоже не всегда было легко. Вот, а теперь мне нужно выпить пива.
Он подтолкнул Калли и Онно к двери. Повернувшись, я обнаружила Йоханна прямо перед собой. Оленьи глаза. Ничего умного мне в голову не пришло.
– Да уж…
– Это я и собирался объяснить тебе сегодня утром. У тебя еще есть вопросы?
– Почему Тисс?
– Это девичья фамилия моей матери. Я не хотел снимать номер на свою фамилию, ведь сразу стало бы ясно, что Хуберт мой отец. А Мышка, то есть моя тетя Маргарет, вбила себе в голову, будто папа пал жертвой юной сирены без средств к существованию, которая разбазарит мое наследство. Это не давало ей покоя. А если Мышка чего-нибудь хочет, протестовать бесполезно.
Я почувствовала невероятное облегчение. Мне было стыдно, что я отнеслась к нему с таким недоверием. Он нежно убрал прядь волос с моего лица.
– Мы можем начать сначала. Хотя было забавно, когда эти старички в очках от Гуччи толклись у меня за спиной. Я чувствовал себя такой важной персоной. Пойдем выпьем за открытие пансиона и за наших отцов.
Праздник, посвященный открытию, пролетел, как кинофильм. Я переходила от стола к столу, принимала цветы и подарки для Марлен, искала взгляд Йоханна и, как правило, находила. У папы была долгая беседа с бургомистром, потом с пастором, и я видела, что они пьют на брудершафт с Маргарет. Гизберт подкрался ко мне сзади, и я выронила бокал, когда он со мной заговорил:
– Но доказательная база была все-таки впечатляющей. Впрочем, по-моему, лучше перестраховаться, чем вдруг стать покойником.
– Да, конечно, Гизберт, это очень мудро с твоей стороны. Ты взял интервью у всех гостей?
– Почти! – выпятил он грудь. – Нордернеец как таковой весьма закрыт для прессы.
Меня позвала Марлен, и, к сожалению, пришлось его оставить.
Нордернеец как таковой еще и очень любит праздники. Последние гости ушли только к вечеру. Выдав Сьюзи и двум ее товаркам чаевые на прощание, Марлен окинула взором свой бар. Мы с Доротеей восприняли это как призыв к действию и начали собирать бокалы и пепельницы.
– Нет, это все мы сделаем позже. А сейчас выставим большой стол на улицу и выпьем шампанского. Онно, Калли, давайте вместе!
Когда Марлен, Доротея и я подошли к столу с бокалами и бутылками, все уже сидели на своих местах. Папа между Маргарет и Хубертом, напротив Йоханн, державший для меня стул, рядом Онно, Калли и Карстен, перед ними Геза, Нильс и его мама. Теда сидела слева от Маргарет, их громкая беседа с трудом заглушала истории, которые отец рассказывал Хуберту.
– Частенько она так терялась, твоя племянница, Теда. Не знаю, как девочка справилась бы одна, просто ума не приложу, одни только рабочие чего стоят…
Онно поднял глаза.
– А в буфете не осталось этих маленьких штучек на шпажках?
Геза пошла посмотреть. Я расставила бокалы и села. Папа взглянул на меня.
– Ну, ребенок? Видишь, все в порядке. Я всегда говорю: не так страшен черт, как его малюют. И у тебя была любовная тоска. – Он повернулся к Хуберту: – У меня просто сердце разрывалось, невыносимо, когда твой ребенок в такой печали.
Хуберт сочувственно взял мою руку, я отняла.
– Все хорошо, папа, я в порядке. Хуберт, меня утешать теперь совершенно незачем.
Он вздохнул:
– Эти недоразумения… Я и понятия не имел, кто этот брачный аферист, пока не увидел его вместе с сестрой на пляже, когда мы с детьми любовались чайками. Я думал, меня удар хватит.
– А мы были так осторожны! – Маргарет подняла свой бокал. – Йоханн, ты действительно не тянешь на детектива. Вынуждена тебе это сказать.
– Я и сам не получал от этого никакого удовольствия, – кивнул он тете. – А когда видишь, как это делают правильно, теряешь веру в себя. Карстен, Калли – ваша маскировка была первоклассной.
Папа наклонился вперед:
– Но ты вел себя очень странно. Ты должен был со мной поговорить.
Я чуть не подавилась.
– Папа, ты сам не веришь своим словам. Ты же был так убежден…
– Ах, это все истерия Гизберта, вы же знаете, какие они, эти люди из прессы… А где он, кстати?
Геза вернулась из буфета с полными тарелками.
– Вот остатки. Гизберт повез Сьюзи домой. Она ему показалась милой.
Доротея усмехнулась:
– На мопеде? Бедняжка!
Я почувствовала руку Йоханна на своем колене. Папа, похоже уловил движение.
– Скажи мне, Хуберт, твой сын сможет прокормить мою дочь?
– Папа, пожалуйста!
Я покраснела. А Йоханн только рассмеялся. Папа бросил на него уничтожающий взгляд:
– Тут нет ничего смешного. Этот вопрос нужно задать. Кстати, не знаю, какие у тебя планы, но хотел бы заметить, что я пробуду с дочерью еще неделю. Для женщины стабильная связь с отцом очень важна. Вы можете назначать друг другу свидания, но главное – выяснить приоритеты.
– Разумеется. – Йоханн выдержал взгляд моего отца. – Кстати, Мышка, ты не сказала брату, что собираешься купить здесь квартиру?
Папа изумленно поднял на нее глаза:
– В самом деле?
– Да, – кивнула Маргарет, – я совершенно влюбилась в этот воздух. И считаю, что в старости нужно жить поближе к семье. Я уже присмотрела одну квартирку, славный объект, но там полно работы.
Калли подался вперед:
– И где она?