- Вот уж точно, пир во время чумы, - проворчала я. – Мой сосед по столу сказал, что пара глотков крепкого алкоголя помогают от укачивания. Походу, не он один так думает.
- It's on!* - крикнул кто-то, когда в бар ввалилась мокрая насквозь пара.
Все зашумели, загомонили, кто-то решил посмотреть с безопасного расстояния.
- Мне кажется, или действительно уже качает? – спросила я, прислушиваясь к ощущениям.
- Да, есть немного, - согласился Макс.
- Это пока немного, скоро разболтает, - обрадовал Борис. – И потом мы в самой середине, а вот какая задница на корме наверху, лучше даже не представлять.
Качало на самом деле пока чуть-чуть, скорее, покачивало, но на публику это подействовало. Про пир во время чумы я попала в яблочко. Наливались спиртным активно, танцевали буйно – явно от страха. Лайнер, он, конечно, большой, но мало ли что. И не из таких быков тушенку делали. Помирать – так с музыкой.
Однако… было в этом нечто… щекочущее нервы. Как американские горки. Я не знала, где вероятность погибнуть выше, а по ощущениям было примерно то же самое. Жутко – но здорово. Особенно когда качка стала сильнее. Еще не до такой степени, чтобы начало мутить, но уже заметно.
Пережитый с утра стресс, опасность, коньяк, бьющая по нервам музыка в полумраке – все это будоражило, пробуждало азарт. Я танцевала так, словно оказалась в центре стихии, словно в последний раз. Как-то незаметно для себя попала в середину круга, все смотрели на меня, и это тоже было приятно.
А потом быстрый танец сменился медляком, кто-то протянул мне руку, и…
Наверно, я даже не очень сильно удивилась.
- Как тебя зовут? – спросил он по-английски.
- Кэтрин. А тебя?
- Ник.
Наверно, можно было задавать какие-то вопросы, как это делают люди, когда знакомятся, но почему-то не хотелось. Хотелось просто парить вот так в его объятиях, покачиваясь под красивую печальную музыку, и улыбаться. А еще чувствовать спиной и затылком свирепые взгляды и не испытывать ни малейших угрызений совести.
Ребят, ну вы сами напросились, честно. Так что без обид. Хотя я понимала: без боя они не сдадутся.
- Это твои парни? Оба? – Ник тоже поймал эти злобные косяки.
- Они так думают. Но нет.
- Интересно…
- Они поспорили, кто сможет затащить меня в постель, - я без малейшего зазрения совести сдала своих игуан. – Я об этом знаю. А они не знают, что я знаю.
- То есть ты динамишь обоих?
- Да.
- Если хочешь, могу подыграть тебе. Они будут думать, что у них появился еще один соперник, и станут еще активнее за тебя сражаться.
Только подыграть?
Кольнуло разочарованием, но тут же подумала, что это даже к лучшему. Осталось-то чуть больше половины круиза, какой смысл затеваться? Лучше игра, чем одноразовый секс. А все прочее я придумаю в своей нетленке.
- Хочу. Спасибо. Главное – не поубивайте друг друга.
- Окей, - он демонстративно положил руку мне на попу. Так, чтобы это было видно. - Кстати, ты откуда?
- Из России. Из Санкт-Петербурга. А ты?
Он удивленно вскинул брови, но обошелся без комментариев.
- Родился в Варшаве. Сейчас работаю в Хорватии.
Крепко прижав меня к себе, Ник коснулся губами шеи и шепнул на ухо:
- Сразу занервничали. Совещаются.
- Слушай, - забеспокоилась я. – Не хотелось бы, чтобы тебе прилетело.
- Не волнуйся, не прилетит.
Я подумала, что мужчины бывают на редкость самоуверенными. Ну ладно, мое дело предупредить. С какой стати я должна за него волноваться или думать о том, зачем ему это понадобилось? Может, просто такой способ подобраться ко мне поближе. Ну так я, собственно, не возражаю.
Мелодия кончилась.
- Быстро! – Ник схватил меня за руку и потащил к выходу.
Между баром и лифтами был небольшой холл. Мы втиснулись в узкую нишу прикрытую аляпистой драпировкой. Буквально через несколько секунд появились Борис с Максом. Остановились, огляделись, посмотрели на табло лифтов. Один как раз ехал вниз, другой вверх.
- Может, утопить его? – мрачно предложил Борис. – И ее заодно?
- Тут камеры везде, - возразил Макс. – И вообще шторм начинается. Может, сами утонут. Пойдем лучше выпьем.
- А вот это было обидно, - сказала я, когда они ушли.
- И правда, - согласился Ник. – Ну и черт с ними. Давай на шторм посмотрим, пока еще не слишком опасно. Можно фоточек красивых наделать и в сеть выложить.
На открытую палубу выходить не стали: уже вовсю лило, и ветер заносил брызги даже в коридор, где мы остановились. Но и оттуда выглядело очень внушительно. А вот фоточки не удались: со вспышкой в темноте получалось что-то мутное и смазанное.
Качало уже капитально, а ведь каких-то пару часов назад море было идеально гладким. Я оступилась и наверняка упала бы, если бы Ник не подхватил за талию. И это уже была не игра. Совсем не игра…
Мы целовались как будто в первый раз. Нет, скорее, в последний. В первый раз, насколько я помнила, было очень страшно. И носы мешали. А, да, и зубы тоже. А сейчас было здорово – ну очень здорово. И совсем не хотелось, чтобы этот первый раз стал последним. Во всех смыслах.
Трудно сказать, чем бы все это кончилось… Да нет, совсем даже не трудно. Очень даже прогнозируемо – при таком напоре и не менее горячем отклике. Как Гриша сказал? Кошка ты, Катя? Ну и пусть кошка. У меня отпуск, почему бы и нет? Лучше так, чем с мудаками, которые спорят на деньги, кому я достанусь. А ведь оба казались такими милыми сначала.
Может, конечно, и Ник ничем не лучше, но мне было уже как-то все равно. Особенно при такой погоде. Вот уж точно был прав Пушкин:
Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъяренном океане, Средь грозных волн и бурной тьмы, И в аравийском урагане, И в дуновении чумы**.
Да, так вот все это могло вполне понятно чем закончиться, если бы не взвыла сирена. А потом грозный радиоголос на трех языках потребовал покинуть открытые палубы и не выходить на них, если только не будет объявлена эвакуация. А еще на всякий случай проверить досягаемость документов, ценных вещей, запаса воды и спасательного жилета.
- Ого! – присвистнул Ник. – Это уже не шутки. С чего вдруг? Вроде, не так уж сильно и болтает?
- Может, мы чего-то не знаем? – предположила я. - Может, все гораздо серьезнее? На «Титанике» тоже до последнего момента говорили, что все под контролем.
- Не слишком уместное сравнение, - поморщился Ник. – Ты была в первый день на инструктаже по безопасности?
- Н-нет, - с запинкой ответила я, припомнив, что на него приглашали сразу же после отплытия, но мы с Борисом проигнорировали, любуясь видами Сингапура.
- А зря. Ладно, будем надеяться, что обойдется.
Как только он сказал это, коридор в самом буквальном смысле ушел из-под ног: лайнер накренился так, что меня потащило к открытой двери на палубу. Если бы Ник не поймал за подол платья, я бы точно вывалилась туда. Платью такое обращение не понравилось: оно треснуло по шву.
По палубе прошел кто-то из корабельной команды в дождевике и с фонариком в руке. Заметил нас и гаркнул, перекрикивая вой ветра, чтобы мы немедленно убрались подальше.
- Почему они не закроют двери? – спросила я, когда мы пошли к лифтам.
- А как раз на тот случай, если начнется эвакуация. Это шлюпочная палуба. На нее должен быть свободный выход. Ты на каком этаже?
- На седьмом.
- Я на восьмом. Наверно, разумнее будет сделать так, как они говорят: сидеть в каютах и ждать, чем все кончится. Нет, ну можно, конечно, пойти в бар и нагрузиться до полной невменяемости, но вряд ли потом кто-то будем выносить тебя в шлюпку.
- Как-то страшно в каюте, - поежилась я. – А вдруг тонуть начнет?
- Вот для этого и нужны инструктажи. По сигналу возьмешь сумку, выйдешь в коридор и пойдешь к шлюпкам.
- А не затопчут?
- Затопчут скорее на выходе из общественных пространств, где куча народу. А вообще, Кэт, не хочу пугать, но в такой шторм шлюпки утонут быстрее лайнера. Не знаешь, что лучше, а что хуже.
- Прекрасно! Все хуже. И нет бы нам раньше познакомиться, Ник, а то так погибнем и… - заканчивать фразу я не стала: понимай как хочешь.
- Ага, к тебе не подойдешь, - он пожал плечами. – Твои крокодилы тебя стерегут, как сейф с бриллиантами.
- Ну ладно, не ври, - я дернула его за рубашку. – Ты проходил мимо, когда я их за мороженым прогнала. Ты еще сказал, что грейт.
- А… ну да, - вспомнил Ник. – Но меня ждали тогда.
- Друзья?
- Да. Мы поехали в круиз, чтобы отметить мой день рождения.
- И сколько? Лет?
- Тридцать. А тебе?
- Двадцать восемь.
Вопросов у меня еще было много, но мы уже подходили к лифтам, где скопилась приличная толпа. Болтало все сильнее, люди жались к стенам. Нам оставалось преодолеть последние несколько метров, когда после очередного толчка погас свет. Раздался женский визг. Я вцепилась в Ника.
Пара минут в кромешной темноте, пока все вокруг ходит ходуном, показались вечностью. Свет включился, однако с самым слабым накалом, хорошо если в половинную яркость. Радио известило о «небольшой аварии в электросети», последствия которой пообещали ликвидировать при первой же возможности, а до тех пор будут работать резервные генераторы.
Застрявшие лифты медленно доехали до ближайших этажей, выплюнули пассажиров и отключились.
- По лестнице? – предложил Ник.
Мне надо было подняться всего на один этаж, ему на два. Стюарды регулировали потоки, пропуская по одной лестнице только вниз, по другой – вверх. Иди в полумраке по узким металлическим ступеням, которые раскачиваются во всех направлениях, - это был тот еще квест. Два лестничных марша показались мне подъемом на Исаакиевский собор – если, конечно, собор могло болтать из стороны в сторону и вверх-вниз.
Желудок, хоть и полупустой в соответствии с советом соседа по столу, заявил, что ему такое не нравится. От алкоголя, кажется, уже не осталось и следа.
- А можно ты сходишь за вещами и побудешь со мной? – жалобно попросила я, не имея в виду ничего эротического, поскольку точно было не до того.