А когда подрастёшь, будь активнее с девочками! Не считай их чем-то недостижимым – существами с другого мира. Подходи к ним, как к более простым организмам. И главное, говори-говори, смеши их, не переставай удивлять, открывай им глаза – какой ты на самом деле необычный и умный!
А когда окончишь школу, не слушай того, кто будет тебе вроде бы другом. Не соглашайся ехать с ним в Москву поступать в физмат. Тебе это ничего не даст. Ты не проучишься там и трёх лет. Не слушай никого! Просто поступай в местный институт. И не проспи отбор на военную кафедру, чёрт возьми!
А когда соберёшься жениться, не торопись, не поддавайся чарам третьей попавшейся женщины. Вся жизнь твоя будет полна иллюзий, и самая сильная из них – это иллюзия любви. Да и вообще, вся твоя жизнь будет неправильная, несуразная какая-то, словно езда по кочкам и буеракам, будешь ты биться, трястись, метаться, пока всё не устаканится к тридцати пяти годам.
Так может тебе прожить её совсем по-другому? Сделать несколько правильных шагов, лишь пять-шесть правильных шагов, только и всего! Провести первый отрезок идеально и скучно, как только может быть скучно на свете! И сдохнуть от тоски…
Вопрос ведь только в том, когда ты заимеешь свои игрушки? Свою новенькую машину и новенькую бетонную коробку? При правильной жизни раньше, а при неправильной позже, только и всего. Однако, в любом случае: какой от них толк по гамбургскому счету?!
Ведь сейчас, здесь, в детстве, все твоё богатство – это маленький кулёчек с пробками от тюбиков зубной пасты и от пузырьков одеколона. От пасты, кажется, называются „петушками“, и они в игре „в пробки“ самые последние, дешёвки, от которых мало проку. Твоя гордость – это пара „шипров“ из кулёчка, таких пробок от одеколонов – в виде золотистых бочонков или коронок, самых крутых и важных в игре, как будущая бетонная коробка. И при этом здесь, с этим кулёчком сокровищ в виде пробок, истёрзанным в потной руке, да ещё и с найденным грязным советским рублём, – здесь с этим богатством ты куда более счастлив, чем в будущем с этой однокомнатной коробкой и куском железа на колесах!
Да-да! Именно в детстве ты был счастлив, но не понимал этого! А сейчас твоё счастье лишь иллюзия, очередная иллюзия твоей взрослой жизни. Так что подумай сто раз, чего ты хочешь здесь, в этом неожиданно нахлынувшем прошлом?!»
Такие мысли одолевали Дмитрия, пока не открылась дверь его родного с детства подъезда. Дверь открылась, и он вздрогнул.
Май 2013 года, посланники шамана Рустам и Ваня
На вездеходе до ближайшего аэропорта, а там – самолётом до Перми, и к разгару ночи Ваня с Рустамом оказались уже в столице края, в нескольких километрах от пещер.
К девяти утра они добрались до Кунгура, до точки, указанной на карте шаманом, и позвонили Илко.
– Вы должны купить фонарик и взять билеты на первую экскурсию, – известил глухой, как из склепа, голос шамана. – Затем ваша задача – окунуться с группой туристов в пещеру. Сначала слушайтесь экскурсовода. Он проведёт вас к первому гроту, затем ко второму. И пусть память ваша в это время работает как часы. Ибо той же дорогой вы вернётесь назад. Однако прежде, у третьего грота, вам надо отстать от группы. Затем нужно зайти в самую глубь грота и переместиться во времени.
– Хорошо, мы сделаем всё, как ты сказал, Илко, – равнодушно вставил Рустам, держащий трубку около уха.
– Я ещё не закончил! – недовольно бросил шаман и продолжил: - Когда вас окутает кромешный мрак, который может быть только в глубокой могиле, а уши ваши повянут от давящей тишины, какая возможна лишь в космосе, только тогда вы оставите грот и вернётесь ко входу. Но ваше время уже станет иным. Оно обратится вспять на тридцать лет. Вот здесь-то и надо будет подстеречь смертного, который подло воспользовался каналом, либо встретить посвящённого. Тут свяжетесь со мной, опишите мне этого человека, и я решу, кто он есть на самом деле.
– Мы всё поняли, Илко! – Рустам слегка опустил веки.
– И только разобравшись со смертным, а может, поговорив с посвящённым, вы возьмёте то, за чем пришли. А вернётесь обратно той же дорогой, через тот же грот. Снова притаитесь в самой глуби, и время прибежит вперёд, в сегодняшний день.
- Всё ясней ясного, Илко, – заключил Рустам и вскоре уже попрощался с шаманом.
А между тем, весеннее солнце быстро выкатывалось над горой с пещерами…
Сентябрь 1983 года, Коля
Когда Николай приблизился к дому Любы, его начали беспокоить неясные страхи. А что если Любаша уже увидела его фоторобот, скажем, где-нибудь по пути с работы? Что если она уже не ждёт своего ненаглядного? Что если лежит сейчас на кровати и плачет в подушку, над тем, как в очередной раз обожглась с мужиком?
Коля, следуя заведённой традиции, заглянул в дежурный гастроном. «Праги» не оказалось, зато имелись в наличии конфеты «Гулливер». Герасименко купил полкило и двинулся к дому Любы.
По мере приближения к её подъезду ноги словно слабели, как будто ватой набивались. Внутри что-то ныло. Коля знал, время «натикало» позднее – в смысле окончания рабочего дня, и Люба должна уже находиться дома.
Он медленно поднялся на третий этаж и позвонил в дверь.
Любовь пришла неожиданно. Она отворила тут же, словно заранее притаилась у замочной скважины. И по одному только взгляду, по одному только блеску в её зрачках он понял всё.
Он понял, что ничего не изменилось, и что она даже не обижается на него за последнее, очередное исчезновение.
– Явился, – по-доброму, сипловато и тихо сказала Люба за порогом. – Где ж ты был, господи?
Он ступил в прихожую, закрыл дверь.
– Ну, прости, прости, дорогая, – заговорил он быстро и обнял её, и она поддалась, протянула хрупкие ручки и положила ему на плечи. – Так уж вышло. Дёрнули на работе в срочную командировку. Тут недалеко, но всё-таки. Еле вырвался, чтоб с тобой повидаться!
Эти последние слова уже терялись, заглушались, перетекали в забавное шипение в поцелуях, в сладких сосаниях губ.
– Ничего-ничего, бывает, – едва прошептала Люба, помогая ему сдёрнуть олимпийку.
В Герасименко поднималось, бурлило, вырывалось наружу: как же ему повезло с такой женщиной! Как здорово, что она ничего не знает! И никогда, даст бог, не узнает!
Скинув ботинки, он увлёк Любу в комнату. И там они, едва опустившись на диван-книжку, продолжили страстно ласкаться. Он уже изнемогал, сердце долбилось молоточком, он уже судорожно путался в пуговичках её халата. Из включенного телевизора противным ребяческим голосом запевал мультяшный Чиполлино. Но вот Люба отстранилась, облизалась и вполголоса произнесла, привычно картавя:
– Ну, подожди, давай хоть поговорим, чаю попьём, что ли.
А верхние пуговички у неё уже оказались расстёгнуты, ворот халата распался. И предательски выглянула в разрез грушевидная грудь с темно-красным полукружьем соска, отливающим в мягком свете торшера. И этот вид ещё больше возбудил Колю. Он снова прижался к возлюбленной. Песенка Чиполлино смолкла.
– Да успеется все. Потом… потом… – И опять их накрыло пенистой волной страсти.
Коля уже победил цепкие пуговички и распахнул девичий халат, и целовал её всю – от губ, от плеч и груди до пупка и лобка, где осторожно оттягивал пуританские трусики. И эти бесконечные поцелуи не помогали утолить его жажду. Наконец он остановился и неуклюже сдёрнул остатки своей одежды. В то же время Люба отклонилась и девственно прикрылась пледом, откинув голову на подушку и прикрыв веки в истоме и в ожидании. Но вот, залезши под плед, он приступил к самому главному.
Коля был так нежен и вместе с тем так активен, так страстен, как никогда. Ему почему-то казалось, что всё это в последний раз, и он хотел любить её как бог. И он любил её как бог. И она с ангельским рвением отвечала его движениям, помогала ему, так что оба они ощущали себя единым организмом.
После свершения акта врастания они долго лежали молча, распростёртые, с откинутым пледом.
– Ох! – вздохнула Люба, первой прервав болтовню диктора в телевизоре. – Не думала, что так бывает.
– Всё бывает, когда люди любят друг друга, – выдохнул Николай.
– То есть, ты хочешь признаться мне в любви? – почти без картавости сказала Люба, подперев голову рукой.
Он глянул на неё искоса – заметил сместившийся в хитрой улыбке уголок изящного рта.
– Да, хочу. Я люблю тебя, – сказал он твёрдо.
– Я тоже люблю тебя! – Люба прильнула к нему и поцеловала его волосики на груди.
Коля ощутил нежные мурашки по всему телу.
– Может, нам стоит пожениться?! – вдруг ляпнула Любаша, подняв голову.
В первые две-три секунды Коля замешкался. «Вот, выдавила, наконец, из себя то, о чём так долго мечтала!» Однако, не желая выдавать своего замешательства, Коля быстро нашёлся.
– А что, может и поженимся. Ты только погоди денёк-другой, улажу свои дела, и пойдём в ЗАГС.
Люба промолчала и с довольным видом вновь опустила голову ему на грудь. На том разговор о браке был исчерпан. Ну и слава богу, сказал себе Коля! А ещё ему подумалось: что если и вправду пожениться по липовому паспорту (который давно пора уже сделать)?! Надо ведь Любу уважить, в конце-то концов! Ведь он её на самом деле любит. «Любишь ли?» – тут же спросил он себя. И тут же ответил: «Ну да, люблю».
Они немного помолчали, как вдруг раздался протяжный звонок в дверь: «та-ту-у!». Коля явственно ощутил, как вздрогнула Люба.
– Ой, кто это? – сиповато спросила она и с беспокойством в лице села на постели.
– Ты никого не ждёшь? – настороженно осведомился Герасименко.
Люба, с растрёпанными волосами, быстро-быстро помотала головой. В её глазах прочиталось недоразумение, смешанное с лёгким испугом.
– Тогда не открывай, – хмуро предложил Николай.
Только Люба начала думать над ответом, как звонок раздался снова. Но теперь уже он прозвучал протяжнее и настырнее. И сразу же повторился несколько раз. «Та-ту-у, тату, тату, тату!»